Детство Шерлока Холмса. Эпилог
Эпилог
Сейчас, когда я делаю эту последнюю запись, рассказать уже осталось совсем немного, не считая рассказа о том, как все мои мечты о славе были разрушены человеком, который стоял за всеми интригующими тайнами этой истории - Майкрофтом Холмсом. И меня не удивляет, что человек, занимающий такое высокое положение в правительстве, оказывающий стране столь бесценные услуги, снискавший уважение среди весьма высокопоставленных государственных мужей, будет диктовать мне условия, абсолютно уверенный в том, что они будут выполнены. И, в конце концов, мне было ясно, что Майкрофт Холмс и есть британское правительство.
Это короткое повествование; у меня не лежит сердце к тому, чтобы подробно расписывать события, случившиеся, когда я вернулся в Лондон. Когда я вышел из поезда, на платформе меня поджидали двое довольно крупных мужчин, они были одеты, как джентльмены, в прекрасных пальто, цилиндрах и перчатках, однако вид у них был угрожающий, и это заставило меня насторожиться. Признаюсь, что я даже слегка испугался. Они сказали, чтобы я следовал за ними, и заверили меня, что мой багаж останется в камере хранения до тех пор, пока я не вернусь за ним. И прежде, чем я даже попытался протестовать, меня крепко схватили за руку, и тот из них, что был повыше, вывел меня с платформы; другой же, к моему ужасу, выхватил у меня кожаный чемоданчик, в котором как раз находились записанные воспоминания Перси Брюстера.
Я собрался, было, позвать на помощь, когда тот, что держал меня за руку, шепнул мне на ухо:
- Идите тихо; вам не причинят вреда. Если устроите сцену, вам же будет хуже.
Что я мог сделать? Человек, несущий мой чемоданчик, шел на несколько шагов впереди, направляясь к кэбу. Я решил, что не расстанусь со своим чемоданчиком, даже если буду похищен этими таинственными людьми. Поэтому я не сопротивлялся, когда меня втолкнули в четырехколесный экипаж; один из похитителей сел рядом со мной, другой - напротив меня. Пока мы катили по городу, они молчали, как рыбы, сидя в напряженных, официальных позах; занавески на окнах были не опущены, и я мог следить за нашим продвижением по городу, пока, наконец, не проехав по Пэлл-Мэлл, мы не остановились возле клуба «Диоген», который был вторым домом для Майкрофта Холмса. Во мне затрепетало предчувствие неотвратимой беды, и перехватило дыхание.
- Ну, же, выходите, не теряйте времени, - услышал я и понял, что эти двое стоят возле экипажа и ждут, когда я выйду.
Я не хотел идти. Я отчаянно не хотел идти. Но скрывая свой страх, я выбрался наружу, и изо всех сил стараясь сохранять остатки достоинства, пошел к входу в это помещение. Я знал, куда мы идем, и, оказавшись внутри, стал подниматься по лестнице на верхний этаж, где располагался кабинет Майкрофта Холмса с рядами книжных шкафов и большим окном позади его письменного стола, которое выходило на улицу.
Один из моих спутников открыл дверь и сделал мне знак пройти внутрь. Другой, с чемоданчиком, зашел после меня и поставил его на стол, позади которого стоял Холмс-старший.
- Отлично, - сказал он, не отрывая глаз от окна, и оба моих похитителя , молча, удалились.
На минуту мне пришла в голову отчаянная мысль - схватить чемоданчик, выбежать за дверь, потом на улицу и, прыгнув в первый попавшийся кэб, помчаться в редакцию. Я не был особо активным человеком, дух авантюризма был мне крайне чужд; но это - это была моя жизнь, мои мечты. Майкрофт, тучный и медлительный, не смог бы остановить меня. Я сделал шаг в сторону стола.
- И не пытайтесь, - сказал Майкрофт, даже не взглянув на меня. - Те двое стоят у двери в коридоре. Я не смогу остановить вас, но они смогут.
Я замер, из моей головы мгновенно испарились все мысли. Это было поразительно. Он был поразительным. Майкрофт указал на окно.
- Взгляните вон на того человека, - сказал он, указывая на улицу под окном.
Я не мог видеть его с середины комнаты, где я стоял, поэтому, не имея других причин не подходить к нему, кроме ребячливого раздражения, я сделал глубокий вдох и подошел к окну. Там был какой-то худощавый человек, слегка сгорбившийся, чтоб защититься от порывов ветра. Он обеими руками обхватил свое худое тело, а его шея была плотно замотана шарфом.
- У него туберкулез, - сказал Майкрофт.
Я прищурился и увидел, что этот человек кашляет в свой кулак, в котором был зажат носовой платок.
- И заметьте, запасной платок выглядывает у него из кармана пальто, - добавил он. - А другие признаки заметили? Наличие этого недуга довольно легко определить.
Я смотрел на Майкрофта, когда он стоял там со спокойно опущенными вниз массивными руками, взгляд его водянистых серых глаз , живой и сосредоточенный, метался взад и вперед, вверх и вниз по улице, наблюдая и анализируя всех и каждого. Его полное лицо и слегка поредевшие темные волосы немного старили его, а ведь ему не было еще и пятидесяти. Неожиданно я понял, как должна быть разыграна эта партия, и я заговорил о том, к чему меня видимо и подводили.
- Вы поняли, что у Роберта Шерлока был туберкулез, когда были лишь ребенком, - сказал я.
Тут он повернулся и взглянул на меня, в его глазах появилось отсутствующее выражение, судя по которому он погрузился в воспоминания и размышления.
- Да,да, я это понял тогда, не так ли?
- И вы не хотели об этом говорить, но вам приказал отец.
По его губам скользнула легкая улыбка, и он отошел от окна.
- Присядем к камину? У окна холодно стоять.
Он подошел к дивану и креслам, расставленным вокруг горящего камина, и плюхнулся в кресло со множеством подушек. Я медленно последовал за ним.
- Снимите ваше пальто. Здесь тепло, - сказал он, указывая на ярко горевший огонь.
Было тепло, и я последовал его совету, положив пальто на диван. Затем решил попробовать припереть его к стенке.
- Почему вы велели привезти меня сюда? Вы не имели такого права, - сказал я с видом обвинителя и сел напротив него.
- У меня было право. Ведь, в конечном счете, вы хотите опубликовать историю моей семьи, - изрек Майкрофт, откидываясь на спинку кресла.
- И откуда вам все стало известно?
- Я следил за вами с тех пор, как вы пришли сюда поговорить со мной, - сказал он спокойным тоном, потянувшись за сигарой к коробке, что стояла возле его локтя. - Мне известно все. - Он протянул мне сигару. - Хотите?
Мое тело, казалось, превратилось в бронзовую статую, неподвижно застывшую в кресле. Я не мог пошевелиться и не мог правильно выразить свои мысли.
- Вы велели за мной следить? И вы все знаете? - неловко повторил я.
- Да. Видите ли, мистер Коббет, я не публичный человек. Сказать по правде, я не очень расположен к людям, мне с ними ужасно скучно. Я не люблю находиться в их обществе, не люблю, когда они проявляют ко мне интерес. Моя жизнь движется по определенному распорядку: работа, клуб и дом, и мне нравится, когда меня оставляют в покое, не мешая следовать этим распорядком. Я с наслаждением веду жизнь отшельника в одном из самых крупных городов мира. Достаточно и того, что мне приходиться терпеть общество нескольких недалеких государственных чиновников, с которыми я вынужден постоянно иметь дело; но быть выставленным на обозрение лишенной наблюдательности толпы будет для меня подлинным проклятием. Мой брат разделяет некоторые мои взгляды на этот мир, хотя его маленькая практика значительно расширилась благодаря тем развлекательным рассказам, что опубликовал о нем доктор Уотсон. Поэтому…
Неожиданно я осознал, что он только что сказал.
- Разделяет многие взгляды? Ваш брат разделяет их? Не разделял, а разделяет?
Мистер Холмс сделал несколько затяжек.
- Очень хорошо, мистер Коббет, очень хорошо. Да, разделяет.
Он кивнул головой, как бы акцентируя на этом внимание.
- Но как же события у Рейхенбахского водопада? И профессор Мориарти? А «Последнее дело Холмса»? Он, что, не погиб, как написал доктор Уотсон?
- Нет, он не погиб.
Я повысил голос.
- Как вы можете держать это в секрете?
- Мистер Коббет, я уверен, что однажды правда станет известна всем, но пока позвольте мне просто сказать, что мой брат, в самом деле, жив. И я знаю его достаточно хорошо, чтобы заявить, что меньше всего на свете он хотел бы вернуться в Лондон и столкнуться здесь с опубликованным рассказом о годах его детства.
Я лишился дара речи и сгорбился в своем кресле, слишком обессиленный, чтобы держаться прямо. Майкрофт Холмс закурил сигару и ждал, когда я приду в себя.
- Он вернется в Лондон? - прошептал я.
- Да, когда-нибудь, в будущем.
- Я не верю в это, - пробормотал я.
- Это чистая правда. Ни один из нас никогда бы не потерпел никакого проникновения или раскрытия тайны нашего прошлого по очевидным причинам, которые вам теперь известны. Вот почему я удалил все упоминания о нас из списков студентов тех университетов и учебных заведений, которые мы посещали и вот почему я изъял даже страницы из метрических книг в Аскригге с пометкой о днях наших рождений. И вот почему я заключил договор с местными жителями, чтобы они не болтали о нашей семье с посторонними, которые, возможно, попытаются опубликовать эту информацию, которая, несомненно, пользовалась бы большим спросом.
Мой ум перемалывал всю эту информацию.
- Вы посадили в тюрьму Ноя Коттера! - сказал я , яростно тыча в него пальцем и обвиняя так же, как он только что обвинял меня.
- Да, он был посажен в тюрьму на достаточно длительный срок, чтобы народ в деревне узнал о его заключении. Затем я сказал ему, что у него есть выбор: он может быть отправлен в Канаду, где получит хорошую работу, и если он никогда больше не станет упоминать мою семью, то сохранит свободу; или же он будет томиться за решеткой, где его молчание будет гарантировано насильственным путем и в любом случае все будут считать, что он находится в заточении. Я заверил его, что какой бы путь он не избрал, о его семье позаботятся, и так оно и было. Он выбрал Канаду и добровольный обет молчания.
- А ваш брат Шерлок знает, как вы поступили с Ноем? Что вы разлучили его с семьей?
Прищурившись, Майкрофт пристально смотрел на меня, и его глаза стали похожими на маленькие бусины на его полном лице.
- Нет. - А потом он тихо добавил. - Ведь вы же знаете, что Ной превратился в жалкого пьяницу.
У меня был к нему еще тысяча один вопрос, но более всего меня, конечно, беспокоила собственная судьба.
- А я? Как вы собираетесь поступить со мной? Тоже бросите меня в тюрьму?
- Конечно же, нет. Я просто не дам вам опубликовать историю Брюстера.
Во мне закипал гнев, довольно редкое для меня чувство, и я выпрямился в своем кресле.
- Что дает вам право поступать таким образом?
- У меня есть на это все права.
- Но вы не может делать все , что пожелаете, когда вам заблагорассудится. Эта история является подлинной биографией, и законы этой страны позволяют мне опубликовать ее.
- Мистер Коббет, уверен, что теперь вы уже должны были понять. Я - и есть эта страна.
Я похолодел. Я увидел, как безнадежна моя ситуация с такой ясностью, словно это было написано на стене.
- Ни я, ни Шерлок не хотим, чтобы кто-нибудь узнал о нашем загадочном прошлом и о нашем спившимся отце. И Шерлок точно также не захочет, чтобы годы его детства были выставлены напоказ перед толпой, которая могла бы читать и обсуждать то, что нам дорого. На меня произвело большое впечатление то, что вы нашли Перси Брюстера; это делает вам честь как репортеру. Однако, это повествование не выйдет за пределы этого чемодана.
Разгоревшееся во мне пламя гнева выстрелило в его сторону еще одной вспышкой.
- Мой редактор знает об этой истории, так же, как и другие лица в газете. Вы не можете заставить их молчать.
- Могу. Я уже договорился с ними; они будут хранить молчание. Никому не нужны проблемы, мистер Коббет. По крайней мере, не такие, какие могу обеспечить я.
В своем воображении я видел, как мои мечты об известности рассыпаются в прах. Бесчисленные вопросы об их детстве, о том, как Майкрофт проследил за мной, как он смог изъять их с братом имена из всех учебных списков, как он все организовал, казались теперь ненужными. Я чувствовал, как мной овладевает страшная летаргия, и у меня едва хватило энергии на то, чтобы задать самый важный из всех вопросов:
- Так что будет дальше? Что случится со мной?
Майкрофт потушил свою сигару об стеклянную пепельницу, что стояла на столе.
- Вы просто запрете этот манускрипт в сундук, и будете жить дальше, как будто этого эпизода никогда не было. Вы никогда никому о нем не расскажете. Вы забудете все, что слышали во время нашей короткой сегодняшней беседы. Если вы попытаетесь опубликовать историю или рассказать о нашем прошлом, вы исчезнете так же, как Ной Коттер, и никто вас больше не увидит. Смею заметить, что вашим детям и внукам это не понравится.
Я пришел в замешательство и пропустил мимо ушей угрозу заточения и изгнания.
- Запру манускрипт в сундук? Вы хотите сказать, что вы не отберете его у меня? Не сожжете?
Майкрофт сцепил руки на своем выпуклом животе.
- Нет. Когда мы с Шерлоком покинем этот мир, можете делать с этой рукописью все, что пожелаете. Нам будет уже безразлично, если люди тогда узнают нашу историю. - Он улыбнулся. - Только, пожалуйста, не убивайте нас, чтобы сделать это как можно скорее.
Я не знал, что сказать.
- Видите ли, я не злой человек, как вы возможно сначала подумали. У меня есть моральные принципы, так же, как и у Шерлока. Мой брат помогает людям, своим собственным , довольно тривиальным, способом; я помогаю стране. Эта история может серьезно сказаться на нас и повредит нашим возможностям выполнять свою работу. Я просто не могу этого допустить.
Я позволил себе прервать его.
- Это также может серьезно сказаться на душевном состоянии вашего брата, и этого вы также не можете допустить, верно?
Мне было интересно, что он ответит; скажет что-нибудь или просто проигнорирует мой вопрос? Майкрофт посмотрел на меня в упор, и я почувствовал, как у меня на шее вздыбились все волосы, и отведя взгляд, я стал одергивать свой жилет. Затем несколько фраз все же достигло моего слуха.
- Нет, - сказал Майкрофт, - не могу.
Затем он встал, настолько быстро, насколько это было возможно при его комплекции. Он закряхтел, выбираясь из кресла при помощи рук и ног.
- Значит, мы поняли друг друга, мистер Коббет?
Он не протянул мне на прощание руки. Я встал, стараясь держаться как можно более гордо, и ответил:
- Да.
- Хорошо. Тогда, пожалуйста, возьмите свой чемоданчик и идите. Мне нужно работать.
Вот так одним взмахом завершилась моя будущность. Я ушел, вернулся на станцию за своим багажом, приехал домой и стал разбирать свои вещи, положив чемодан в большой сундук у себя на чердаке. Затем я поехал в редакцию, не веря, что произошло невозможное, что идеалы свободной прессы были забыты благодаря одному этому тучному человеку, совершенно неизвестному этой стране, но который, на самом деле, как раз этой страной и был. Я немного времени провел в редакции; никто не смотрел мне в глаза, включая моего редактора. Увидев, что все именно так, как сказал Майкрофт, я хотел тут же подать в отставку, но потом удержался от столь поспешного действия. Я представил, как буду сидеть дома без работы, целые дни напролет глядя в окно, не желая даже открыть книгу, что лежит у меня на коленях. Этот образ был довольно красноречив, и я ничего не сказал, просто повернулся и вышел из редакции.
На следующий день я пошел к своему стряпчему и внес поправку в свое завещание, в которой говорилось, что чемодан, находящийся в сундуке, открывать запрещено, пока живы братья Холмс. Затем я написал письмо Гарри и Перси Брюстерам, в котором сообщил, что по не зависящим от меня обстоятельствам история пока не может быть опубликована, и добавил, что лучше им продолжать хранить молчание про все, что им известно о семье Шерлока Холмса. Отправляя то письмо, я чувствовал себя презренным предателем, и на целую неделю утратил аппетит. Вообразите мое удивление, когда вскоре от Перси Брюстера пришло письмо, в котором он писал, что все понял, что они сделают, как я прошу, и что, на самом деле, его совсем не удивил подобный исход этого дела. Затем он пожелал мне всего доброго. Не думаю, что когда либо встречал столь святого человека.
Наконец, после всех моих приключений в душе у меня наступил мир. Я был опустошен от гнева и разочарования, но все же, когда я думаю, что о тех годах, когда Шерлок Холмс странствовал с актерской труппой, вероятно никто никогда не узнает, мне становится немного грустно, ибо я уверен, что это была бы столь же замечательная история, как и та, что поведал Перси Брюстер. Я с удовольствием занялся бы изысканиями по истории юности Холмса, но понимаю всю тщету подобных усилий, если их плоды будут вот так же покоиться на дне моего сундука.
Я по прежнему пишу отчеты о раскрытии преступлений в Лондоне, хотя работаю уже не так много, проводя больше времени с моими детьми и внуками, положив своим долгом оставить им по себе лучшую память, чем оставил своим потомкам мистер Дэвид Холмс. И в некотором смысле я испытываю облегчение, что у Уиггинса не будет основания сожалеть о том, что поделился со мной своими теплыми воспоминаниями о Шерлоке Холмсе, которые и навели меня когда-то на след его дома детства. И хотя публикация этой биографии принесла бы мне известность, теперь я признаю, что этот великий человек заслуживал лучшего, нежели смотреть, как годы его детства буду облиты грязью перед всем Лондоном и целым миром.
Я потратил время, чтобы записать всю эту историю на чистом английском языке, ведь Майкрофт Холмс не сказал, что это запрещено. Теперь я оберну свою законченную рукопись вместе с этим эпилогом в бумагу, а еще положу это в кожаный чехол, а затем уберу назад в чемоданчик, который опущу на самое дно сундука. И я надеюсь, что однажды эта замечательная история станет известна публике, даже если я, так же, как и гениальные братья Холмсы, не узнаю, когда это произойдет.