Двадцать второго января 1972 года на обложке журнала Melody Maker появилось фото Боуи в комбинезоне, с короткими, торчащими в разные стороны волосами - в образе Зигги раннего периода. В интервью, данном Майклу Уоттсу, Боуи гордо заявил: «Я гей и всегда им был, даже тогда, когда меня звали Дэвидом Джонсом». По-видимому, Кен Питт был в ужасе: «Мне совсем не понравилась вся эта история с заявлением о гомосексуализме, - говорит он. - Я бы ему такого никогда бы не посоветовал».
Чего добивался Боуи, неясно. Он был женат, у него был ребенок, и значительно правдоподобнее было бы просто сказать о своей бисексуальности. Удивляет также, насколько не бросалось в глаза это его признание. На первой полосе нет огромного заголовка из серии: «Поп-звезда объявляет: «Я гей!». Вместо этого - фотография Боуи с сигаретой в руках и передовица «Распад Crimson». И тем не менее, не будет несправедливым сказать, что именно это интервью «сотворило» Дэвида Боуи или, по крайней мере, послужило важной составляющей на пути к мифологизации Боуи-публичного человека. В недавнем интервью журналу Mojo Майкл Уоттс сказал Крису Чарльзуорту: «Думаю, он нарочно сказал это. Я затронул эту тему. Думаю, он собирался сказать это кому-нибудь рано или поздно. Он был уверен, что из этого выйдет громкая история… он точно знал, какое впечатление произведет подобное откровение… Полагаю, у него были отношения с мужчинами, так что это не было неправдой. Не думаю, что он лгал… Мне кажется, Дефриз это поощрял. Он (Дефриз) отлично сознавал ценность славы, пусть даже и такой. Я чувствовал, что отношение к геям изменилось не только в рамках рок-музыки, но и всей культуры в целом. Боуи был очень обольстителен и харизматичен. Нельзя было не заметить, что он преисполнен магнетизма. Он выглядел, как звезда. В нем смешалось обаяние звезды кино и рок-звезды (ведь он был намного привлекательнее других рок-звезд)».
Похоже, именно Майкл Уоттс, белый журналист традиционной ориентации, представитель среднего класса, сделал для раскручивания легенды Боуи больше, чем кто-либо другой. Конечно, отличное качество музыки сыграло свою роль, но ведь до той поры ее по большей части не замечали. Уоттс увидел в Боуи фигуру, подобную Дилану, человека, способного создавать материал, не уступающий дилановскому. На протяжении 70-х Уоттс оставался под впечатлением от интеллектуальной составляющей творчества Боуи. Он считал его не только истинным тяжеловесом на рок-арене, но и достойнейшим претендентом на звание рок-иконы. И он был прав.
Те, кто в то время следил за карьерой Боуи (а таких было не слишком много), могли вспомнить интервью, которое по совету Кена Питта Боуи дал журналу для геев Jeremy в январе 1970-го. Содержание интервью не имело ни малейшего отношения к сексуальной ориентации Боуи, да и он не использовал эту возможность, чтобы «открыться миру», но уже то, что Боуи дал интервью журналу, специально ориентированному на гей-аудиторию, показал, что Боуи относится к движению сексуальных меньшинств по меньшей мере с сочувствием. На самом деле, в интервью Melody Maker Боуи намеренно постарался дистанцироваться от общественно-политической составляющей гей-движения - что сильно повредило ему в глазах многих геев. Как и прежде, Боуи не хотел ассоциироваться с каким-либо «движением». В результате некоторые критики от сексуальных меньшинств, например, Джон Гилл в его скандальной книге Queer Noises, объявили Боуи тайным гомофобом, манипулирующим собственной сексуальной ориентацией, чтобы произвести впечатление на критиков-гетеросексуалов, вроде Майкла Уоттса. Но «миф» о «голубом Дэвиде», согласно Гиллу, позволил «настоящим голубым» (таким, как он сам) выйти из тени. «Для музыкантов-геев появление Боуи было знаковым, - отмечает певец, а ныне радиоведущий Том Робинсон. - Плевать, что потом он нас бросил».
Возможно, неопределенное/двусмысленное положение Боуи как гея с женой и ребенком и его более позднее заявление о том, что его бисексуальность в 70-е была эдакой формой секс-туризма, желанием переступить традиционные нормы, а не биологической или психологической необходимостью, были своеобразной дымовой завесой. Нелегко просто принять тот факт, что Боуи попросту был гетеросексуалом, склонным к экспериментам. Однако вероятно, что при всей «моде» на геев, когда даже гетеросексуалы выдавали себя за «голубых», Боуи действительно был, хоть и немного, бисексуален.
С возрастом влечение к лицам одного с ним пола снизилось, точно так же, как у других оно с годами усиливается. Кен Скотт вспоминает, что у Боуи в любовниках ходили как мужчины, так и женщины: «Я уверен. Что он совершал определенные эскапады (хотя не могу знать наверняка), но я также уверен, что их было значительно меньше, чем принято считать». Тони Висконти утверждает, что в поведении Боуи не было никакого намека на феминизацию: «Мы не были близки в период Зигги, но думаю, что дело скорее было в желании быть более эпатажным и театральным, чем в стремлении сделать какое-то заявление сексуального плана. Он никогда не стремился перевоплотиться в женщину. Думаю, он просто внезапно понял, что для того, чтобы его заметила, ему надо сделать что-то максимально вызывающее: до тех пор, пока он не появился на первых страницах таблоидов в платье и с коляской, его никто не замечал. Это был умный шаг. Первый из целой серии».
Если верить слухам, в 1990-х владелец звукозаписывающей компании Дэвид Геффен заметил: «Говорите, что хотите, но если вы назоветесь бисексуалом, шансы на свидание в субботний вечер возрастут в два раза». Боуи был, по выражению Дэвида Йохансена из The New York Dolls, try-сексуалом (английский глагол try означает пытаться, пробовать), то есть готов был вкусить всего. Возможно, его реальное отношение можно было бы охарактеризовать как «эспериментальную бисексуальность». Писательница Марджори Гарбер определила «эротическую привлекательность of греха» и «переодевание в одежду противоположного пола» как «часть бисексуальной игры». По ее мнению, бисексуальность затрагивает множество аспектов, но главным образом она связана с дезориентацией. Это как нельзя лучше подходит к Боуи и его искусству.
Как элемент, способствующий поднятию интереса со стороны публики, фраза «Боуи - гей» была великолепна. Кен Скотт, как и Майкл Уоттс, видит здесь руку Дефриза: «Дефриз знал, что из этого можно раздуть огромную историю. Вся эта афера с бисексуальностью была превосходна. И заявление было сделано на раннем этапе карьеры Дэвид, а следовательно, только помогло ему «раскрутиться», в отличие, например, от Элтона, который объявил о своей ориентации достаточно поздно и оттолкнул многих поклонников». Не все, однако, разделяют это мнение. Говорят, Энджи и Боуи беспокоились относительно реакции Дефриза на сделанное заявление. Только несколько месяцев спустя, когда Боуи поднялся на вершину британского чарта, таблоиды вернулись к вопросу о его ориентации. Это откровение стало одним из событий, превративших Боуи в звезду.
«Звездная бисексуальность» Боуи связывала его имя не столько с миром поп-музыки, сколько с целым сонмом голливудских звезд, чьи имена связаны с бисексуальностью. Гарбо, Дитрих (которую часто называли «самым элегантно одетым мужчиной в Голливуде»), Брандо, Оливье, Джеймс Дин, Монтгомери Клифт и Дэнни Кайе были бисексуалами или гомосексуалистами, многие из них этого не скрывали. Но бисексуальные поп-звезды (например, Эдит Пиаф, Дженис Джоплин или Литтл Ричард), продюсеры-геи (например, Джо Мик) и менеджеры-гомосексуалисты (такие как Брайан Эпштейн) должны были скрывать правду о своей ориентации от прессы. В эпоху, когда общественное мнение изменилось в пользу людей с нетрадиционной сексуальной ориентацией, на пути Боуи стояло значительно меньше препятствий. Боуи был первым, кто открыто заговорил о своей ориентации. Его примеру последовало множество знаменитостей.
Из книги Дэвида Бакли “Strange fascination. David Bowie. The definitive Story”