Прокол
Иногда в Википедии случайно натыкаешься на удивительные сюжеты. По случаю годовщины начала Большого террора решил почитать, кто его организовывал в Ленинграде, и через некоторое время наткнулся на статью об Александре Успенском, наркоме внутренних дел Украинской СССР. К Ленинграду он отношения не имел, но вместе с начальником ленинградского УНКВД Литвиным относился к ближайшим подручным Ежова.
К осени тридцать восьмого года террор добрался до своих организаторов. Наиболее умные из них забеспокоились, предчувствуя это. Ещё в июне начальник дальневосточного УНКВД Генрих Люшков бежал в Маньчжурию и сдался японцам. В августе на даче Ежова у наркома был разговор с Литвиным и Успенским, и Ежов сказал, что "дела плохи" и "надо прятать концы в воду". Впрочем, может, и не было такого разговора, или он был не совсем таким. Знаем мы о нём только из показаний последнего выжившего участника. По итогам этого разговора Литвин решил, что в крайнем случае застрелится, а Успенский - что попытается сбежать. Осенью оба так и поступили. Литвин застрелился в ожидании ареста. А вот историю Успенского процитирую прямо по Википедии.
"14 ноября 1938 года Ежов сказал Успенскому в телефонном разговоре: «Тебя вызывают в Москву, дела твои будут разбирать. Плохи твои дела». В конце разговора намекнул: «А вообще ты сам посмотри, как тебе ехать и куда ехать…» Понимая, что поступивший вызов в Москву за «повышением» означает последующий арест, Успенский имитировал самоубийство, оставив в служебном кабинете предсмертную записку с указанием искать его труп в Днепре. Этим он отвлёк сотрудников НКВД, так как в Днепре нашли его китель и фуражку, и пока НКВД проводил поиски в Днепре, Успенский бежал в Воронеж. Записке не поверили, объявив Успенского во всесоюзный розыск. По мнению Н. В. Петрова, этому способствовали два обстоятельства: во-первых, Успенский для верности оставил записку в наркомате, а исчез из дома, во-вторых, зачем-то упомянул в ней бежавшего Люшкова («Люшковым не был никогда»)."
Полностью записка выглядела так:
"Прощайте все хорошие товарищи!
Труп мой ищите, если он нужен, в Днепре.
Так вернее застрелиться и в воду... без осечки
Люшковым не был никогда!
Успенский"
Потом его, конечно, поймали и расстреляли. Это, кстати, был третий подряд расстрелянный нарком внутренних дел УССР. Балицкого расстреляли в тридцать седьмом, Леплевского - в тридцать восьмом, Успенского - в сороковом (потому что долго ловили). Преемник Успенского Кобулов был уже из команды Берии, его расстреляли только в пятьдесят пятом. А преемника Кобулова Ивана Серова и вовсе не расстреляли.
В январе тридцать девятого года, когда Литвин был уже мёртв, а Успенский ещё был в бегах, обоих упомянули в циркулярном письме ЦК ВКП(б). Письмо это было посвящено пользе пыток.
"ЦК ВКП разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП. При этом было указано, что физическое воздействие допускается, как исключение, и притом в отношении лишь таких явных врагов народа, которые, используя гуманный метод допроса, нагло отказываются выдать заговорщиков, месяцами не дают показаний, стараются затормозить разоблачение оставшихся на воле заговорщиков, - следовательно, продолжают борьбу с Советской властью даже и в тюрьме. Опыт показал, что такая установка дала свои результаты, намного ускорив дело разоблачения врагов народа. Правда, впоследствии на практике метод физического воздействия был изгажен мерзавцами Заковским, Литвиным, Успенским и другими, ибо они превратили его из исключения в правило и стали применять его к случайно арестованным честным людям, за что они понесли должную кару. Но этим нисколько не опорачивается самый метод, поскольку он правильно применяется на практике.»
Леонид Заковский, которого я ещё не упоминал, был предшественником Михаила Литвина в Ленинграде. За 1937-1938 годы в Ленинграде расстреляли около 40 тысяч человек. И Заковского тоже в конце концов расстреляли, но уже после перевода в Москву. В период бытности в Ленинграде он подписывал смертные приговоры вместе с прокурором Борисом Позерном и вторым секретарём обкома Петром Смородиным. Их потом тоже расстреляли, но после войны реабилитировали. А Заковского не реабилитировали.
В этом тексте слово "расстрелять" и однокоренные ему употреблены восемь раз, но вообще-то это текст о том, как нелепо прокололся Успенский, упомянув в своей записке Люшкова. Люшков, кстати, тоже плохо кончил.
К осени тридцать восьмого года террор добрался до своих организаторов. Наиболее умные из них забеспокоились, предчувствуя это. Ещё в июне начальник дальневосточного УНКВД Генрих Люшков бежал в Маньчжурию и сдался японцам. В августе на даче Ежова у наркома был разговор с Литвиным и Успенским, и Ежов сказал, что "дела плохи" и "надо прятать концы в воду". Впрочем, может, и не было такого разговора, или он был не совсем таким. Знаем мы о нём только из показаний последнего выжившего участника. По итогам этого разговора Литвин решил, что в крайнем случае застрелится, а Успенский - что попытается сбежать. Осенью оба так и поступили. Литвин застрелился в ожидании ареста. А вот историю Успенского процитирую прямо по Википедии.
"14 ноября 1938 года Ежов сказал Успенскому в телефонном разговоре: «Тебя вызывают в Москву, дела твои будут разбирать. Плохи твои дела». В конце разговора намекнул: «А вообще ты сам посмотри, как тебе ехать и куда ехать…» Понимая, что поступивший вызов в Москву за «повышением» означает последующий арест, Успенский имитировал самоубийство, оставив в служебном кабинете предсмертную записку с указанием искать его труп в Днепре. Этим он отвлёк сотрудников НКВД, так как в Днепре нашли его китель и фуражку, и пока НКВД проводил поиски в Днепре, Успенский бежал в Воронеж. Записке не поверили, объявив Успенского во всесоюзный розыск. По мнению Н. В. Петрова, этому способствовали два обстоятельства: во-первых, Успенский для верности оставил записку в наркомате, а исчез из дома, во-вторых, зачем-то упомянул в ней бежавшего Люшкова («Люшковым не был никогда»)."
Полностью записка выглядела так:
"Прощайте все хорошие товарищи!
Труп мой ищите, если он нужен, в Днепре.
Так вернее застрелиться и в воду... без осечки
Люшковым не был никогда!
Успенский"
Потом его, конечно, поймали и расстреляли. Это, кстати, был третий подряд расстрелянный нарком внутренних дел УССР. Балицкого расстреляли в тридцать седьмом, Леплевского - в тридцать восьмом, Успенского - в сороковом (потому что долго ловили). Преемник Успенского Кобулов был уже из команды Берии, его расстреляли только в пятьдесят пятом. А преемника Кобулова Ивана Серова и вовсе не расстреляли.
В январе тридцать девятого года, когда Литвин был уже мёртв, а Успенский ещё был в бегах, обоих упомянули в циркулярном письме ЦК ВКП(б). Письмо это было посвящено пользе пыток.
"ЦК ВКП разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП. При этом было указано, что физическое воздействие допускается, как исключение, и притом в отношении лишь таких явных врагов народа, которые, используя гуманный метод допроса, нагло отказываются выдать заговорщиков, месяцами не дают показаний, стараются затормозить разоблачение оставшихся на воле заговорщиков, - следовательно, продолжают борьбу с Советской властью даже и в тюрьме. Опыт показал, что такая установка дала свои результаты, намного ускорив дело разоблачения врагов народа. Правда, впоследствии на практике метод физического воздействия был изгажен мерзавцами Заковским, Литвиным, Успенским и другими, ибо они превратили его из исключения в правило и стали применять его к случайно арестованным честным людям, за что они понесли должную кару. Но этим нисколько не опорачивается самый метод, поскольку он правильно применяется на практике.»
Леонид Заковский, которого я ещё не упоминал, был предшественником Михаила Литвина в Ленинграде. За 1937-1938 годы в Ленинграде расстреляли около 40 тысяч человек. И Заковского тоже в конце концов расстреляли, но уже после перевода в Москву. В период бытности в Ленинграде он подписывал смертные приговоры вместе с прокурором Борисом Позерном и вторым секретарём обкома Петром Смородиным. Их потом тоже расстреляли, но после войны реабилитировали. А Заковского не реабилитировали.
В этом тексте слово "расстрелять" и однокоренные ему употреблены восемь раз, но вообще-то это текст о том, как нелепо прокололся Успенский, упомянув в своей записке Люшкова. Люшков, кстати, тоже плохо кончил.