Григорий Померанц "В поисках живого следa"
Представьте себе человека, которого упорно заставляют ходить в старых, тесных, рваных башмаках. Он натер себе ноги до крови. Он проклинает свои башмаки. И вдруг ему разрешают выбросить их на помойку. Первая минута - радость. А потом становится холодно. Потом мороз начинает сковывать пальцы. И старые, ненавистные башмаки становятся дорогими, родными. Эта притча, сочиненная Константином Холмогоровым, - о том, что чувствуют и как живут десятки миллионов людей. Старая жизнь была бедной, скучной, но налаженной. Была какая-то уверенность в завтрашнем дне, скудном, бедном, но сносном. Как в тюрьме или в лагере. Утром разбудят, принесут баланду, выгонят на работу, вечером опять накормят. В лагере, где я "тянул срок", бараки были теплые. Ложись и спи себе до утра. Я знал людей - одиноких, старых, беспомощных, - которые боялись освобождения.
Старики охотно вспоминают начало шестидесятых годов, когда террор сошел на нет, а дисциплина труда, созданная страхом, еще сохранилась. Деревня помнила, что колхозников, не наработавших известное число трудодней, по решению общего собрания ссылали неизвестно куда. Деревня исправно выдавала городу свои продукты. Можно было кое-как прокормиться на скромную зарплату. Верно, сам это помню. Но помню и восьмидесятые годы, распределение по талонам, "десанты" в Москву за "дефицитом" (а дефицитом стало масло, мясо, сахар); и в самой Москве многочасовые, временами суточные, с записью, очереди. Забывается страшный опыт, который не дай Бог повторить: хозяйство, основанное на страхе и пропаганде, разваливается, если не устраивать время от времени новые акции массового террора. Сталин это понимал, Хрущев забыл, думал, что обойдется "малой кровью": ссылкой "тунеядцев", борьбой с "фарцовщиками" ...
Освобождение от страха, начавшееся в верхах, среди номенклатуры, поползло вниз - и всё поползло.
Резко падало качество товаров. Вещи, купленные десять лет тому назад, держались, а купленные в прошлом году - выходили из строя. Система гнила. В ряде республик теневая экономика набирала силу и покупала власть на корню. Шеварднадзе и Алиев пытались остановить этот процесс, заменив секретарей райкомов "неподкупными" кадрами КГБ. В результате, стоимость взятки за то, чтобы сесть за руль такси, выросла вдвое - с учетом риска (это точные данные по городу Баку). Андропов пытался поднять дисциплину, устраивая в Москве уличные облавы. Ловили сотрудников, снявших табель, а потом ушедших по личным делам. Мелких репрессий явно не хватало. Нужен был большой террор, - но верхи сами его боялись. Они помнили, что при Сталине министры, члены ЦК, члены Политбюро попадали во "враги народа" (с расстрелом главы семьи и ссылкой родственников).
В глубине души номенклатурщики приняли бы тихое, заторможенное гниение, как при Брежневе (это сказалось в недовольстве Андроповым и в избрании Черненко). Но помешал патриотизм (не будем упрощать: цекисты не были ему чужды). Советский Союз явно отставал от Америки. Пришлось нехотя проголосовать за "ускорение и перестройку". Не додумав, каких творческих решений это требует. Не понимая самой неспособности своей к творческим решениям, даже в меру китайских руководителей, перешедших от сочинений Мао к теории Бухарина. Не понимая, что живут в многонациональной империи и надо учесть возможность взрыва заторможенных национальных конфликтов. Не понимая самой степени своего невежества... Стоит привести один пример: во время конфликта в Карабахе выступая в столице Армении (крещеной на полтысячелетия раньше Руси), секретарь ЦК Долгих сказал: "Как это вы, два мусульманских народа, не можете договориться друг с другом?".
Первый же глоток свободы расковал национальные страсти. Союз распался, порвались имперские экономические связи. И реформы начались не от системы к системе, а из глубины хаоса. Что делать, никто толком не знал. Бакатин (один из кандидатов в президенты) честно признал: "Сделать из капитализма социализм просто, все равно что разбить яйца и изжарить омлет; а из социализма капитализм - как из омлета сырые яйца". Всё надо было создавать заново: законы, нравы. Советские законы не годились, старые русские давно вышли из употребления. Советские привычки только мешали. Люди не были приучены к разумной и юридически корректной инициативе. Современный капитализм (вернее посткапитализм - дикого капитализма на Западе давно уже нет) - это очень сложная система, которую нужно создавать десятки лет. И все эти годы приходится жить в хаосе, со скачками инфляции и вечными недоплатами.
Я лично готов на любую цену за свободу слова. Но своей сгорбленной старческой спиной я чувствую стариков, которым свобода ничего не дала. Чтобы воспользоваться свободой, надо иметь здоровье, ум, инициативу. Тогда есть шанс приспособиться к хаосу и есть надежда дожить до выхода из хаоса. Для старика, для инвалида ломка была катастрофой. Для бюджетника - резким падением реальной зарплаты. Для рабочих военнопромышленного комплекса - потерей государственных заказов, для шахтеров - закрытием нерентабельных шахт. Всё это очень болезненно - даже при самом честном старании управленцев помогать людям и заботится о слабых (а честность оказалась таким же дефицитом, как масло в 1989 году).
Торговля вдруг перестала быть спекуляцией, фарцовка экономическим преступлением. Она стала "делом чести, делом славы, делом доблести и геройства". Но чем торговать? И как торговать? В обществе с налаженной системой законов есть вещи, которыми не торгуют: судьи неподкупны, служащие не берут взяток. И есть твердые законы экономических отношений. В хаосе этих законов нет. Товаром стали выдача справки, срочное получение паспорта, разрешение открыть ларек, решение суда. Законы распространяются только на бедных (тюрьмы переполнены ими), богатые воры отдыхают на Азорских островах.
В эту торговлю втягивались и врачи, и учителя. Без денег нельзя сделать операцию, получить диплом. Каждый спасается, как может. Только Дон Кихоты не подчиняются бешенству рынка, лечат за свои бюджетные гроши, учат детей, не получая в срок даже нищенскую зарплату.
Упорство этих Дон Кихотов - единственная надежда русской культуры. Каждый день они воюют с духом дикого рынка, редко побеждают, часто терпят поражения, но не сдаются. Я верю, что отсюда, из уцелевших очагов духовного творчества, начнется контрнаступление веры, чести и совести. И вновь утвердится "ценностей незыблемая скбла". Без этого будут буксовать все экономические, политические, правовые реформы - так, как они сегодня буксуют.
Только в 1998 году Гайдар понял и сказал в одном из своих интервью, что рынок без нравственных норм становится кошмаром. В 1988 году реформаторы этого еще не понимали. Реформы начались с призыва обогащаться, кто как может, без понимания, к чему это приведет при очень расшатанном уважении к чужой собственности.
Реформаторы отбросили марксизм, но в них осталась марксистская убежденность, что первичное, определяющее - это экономика. На самом деле забота о том, как есть, пить и одеваться, безудержно захватывает ум только на краю голодной смерти. Это не норма для общества. Даже рынок не может эффективно работать, если единственным мотивом людей будет выгода. Нужны неподкупные судьи, инспекторы, стражи порядка, - для которых честь и достоинство выше выгоды. Нужны добросовестность в выполнении своих обязательств, даже не выгодных с сиюминутной точки зрения. Нужна уверенность, что вас не обманут, если вы вложите деньги в производство или в банк. Когда вор у вора крадет дубинку, - самая богатая страна станет нищей. Между тем общество в целом гораздо сложнее рынка. Один из источников современного богатства - научные исследования, направленные совсем не денежным интересом; искусство, которое восстанавливает в человеке творческое состояние; школа, которая раскрывает в подростке его способности. И для хорошего учителя главное - не зарплата, а радость труда. Зарплата учителя, врача, ученого не должна унижать его, ставить ниже продавца на базаре, - но и только. Стимул творчества - не в ней. Рыночные механизмы не создают фундаментальных целей и ценностей человеческой жизни, не придают жизни смысл, не создают нравственных норм. Есть нечто выше рынка, и нравственность приходит с этих высот. Она старше рынка (у самых примитивных племен, живущих тем, что собрали за день, нравственность уже есть). Она требует от рынка подчинения себе, и рынок должен ей подчинятся - для своей же собственной пользы. К этому вопросу (об иерархии ценностей) мы несколько раз будем возвращаться. Конкретные формы иерархии у каждого народа свои, у каждой эпохи свои, и социальная перестройка связана с духовной перестройкой, делом медленным, тонким, не допускающем быстрых решений.
...
______________________________________
http://www.antology.sfilatov.ru/work/proizv.php?idpr=0010000
Старики охотно вспоминают начало шестидесятых годов, когда террор сошел на нет, а дисциплина труда, созданная страхом, еще сохранилась. Деревня помнила, что колхозников, не наработавших известное число трудодней, по решению общего собрания ссылали неизвестно куда. Деревня исправно выдавала городу свои продукты. Можно было кое-как прокормиться на скромную зарплату. Верно, сам это помню. Но помню и восьмидесятые годы, распределение по талонам, "десанты" в Москву за "дефицитом" (а дефицитом стало масло, мясо, сахар); и в самой Москве многочасовые, временами суточные, с записью, очереди. Забывается страшный опыт, который не дай Бог повторить: хозяйство, основанное на страхе и пропаганде, разваливается, если не устраивать время от времени новые акции массового террора. Сталин это понимал, Хрущев забыл, думал, что обойдется "малой кровью": ссылкой "тунеядцев", борьбой с "фарцовщиками" ...
Освобождение от страха, начавшееся в верхах, среди номенклатуры, поползло вниз - и всё поползло.
Резко падало качество товаров. Вещи, купленные десять лет тому назад, держались, а купленные в прошлом году - выходили из строя. Система гнила. В ряде республик теневая экономика набирала силу и покупала власть на корню. Шеварднадзе и Алиев пытались остановить этот процесс, заменив секретарей райкомов "неподкупными" кадрами КГБ. В результате, стоимость взятки за то, чтобы сесть за руль такси, выросла вдвое - с учетом риска (это точные данные по городу Баку). Андропов пытался поднять дисциплину, устраивая в Москве уличные облавы. Ловили сотрудников, снявших табель, а потом ушедших по личным делам. Мелких репрессий явно не хватало. Нужен был большой террор, - но верхи сами его боялись. Они помнили, что при Сталине министры, члены ЦК, члены Политбюро попадали во "враги народа" (с расстрелом главы семьи и ссылкой родственников).
В глубине души номенклатурщики приняли бы тихое, заторможенное гниение, как при Брежневе (это сказалось в недовольстве Андроповым и в избрании Черненко). Но помешал патриотизм (не будем упрощать: цекисты не были ему чужды). Советский Союз явно отставал от Америки. Пришлось нехотя проголосовать за "ускорение и перестройку". Не додумав, каких творческих решений это требует. Не понимая самой неспособности своей к творческим решениям, даже в меру китайских руководителей, перешедших от сочинений Мао к теории Бухарина. Не понимая, что живут в многонациональной империи и надо учесть возможность взрыва заторможенных национальных конфликтов. Не понимая самой степени своего невежества... Стоит привести один пример: во время конфликта в Карабахе выступая в столице Армении (крещеной на полтысячелетия раньше Руси), секретарь ЦК Долгих сказал: "Как это вы, два мусульманских народа, не можете договориться друг с другом?".
Первый же глоток свободы расковал национальные страсти. Союз распался, порвались имперские экономические связи. И реформы начались не от системы к системе, а из глубины хаоса. Что делать, никто толком не знал. Бакатин (один из кандидатов в президенты) честно признал: "Сделать из капитализма социализм просто, все равно что разбить яйца и изжарить омлет; а из социализма капитализм - как из омлета сырые яйца". Всё надо было создавать заново: законы, нравы. Советские законы не годились, старые русские давно вышли из употребления. Советские привычки только мешали. Люди не были приучены к разумной и юридически корректной инициативе. Современный капитализм (вернее посткапитализм - дикого капитализма на Западе давно уже нет) - это очень сложная система, которую нужно создавать десятки лет. И все эти годы приходится жить в хаосе, со скачками инфляции и вечными недоплатами.
Я лично готов на любую цену за свободу слова. Но своей сгорбленной старческой спиной я чувствую стариков, которым свобода ничего не дала. Чтобы воспользоваться свободой, надо иметь здоровье, ум, инициативу. Тогда есть шанс приспособиться к хаосу и есть надежда дожить до выхода из хаоса. Для старика, для инвалида ломка была катастрофой. Для бюджетника - резким падением реальной зарплаты. Для рабочих военнопромышленного комплекса - потерей государственных заказов, для шахтеров - закрытием нерентабельных шахт. Всё это очень болезненно - даже при самом честном старании управленцев помогать людям и заботится о слабых (а честность оказалась таким же дефицитом, как масло в 1989 году).
Торговля вдруг перестала быть спекуляцией, фарцовка экономическим преступлением. Она стала "делом чести, делом славы, делом доблести и геройства". Но чем торговать? И как торговать? В обществе с налаженной системой законов есть вещи, которыми не торгуют: судьи неподкупны, служащие не берут взяток. И есть твердые законы экономических отношений. В хаосе этих законов нет. Товаром стали выдача справки, срочное получение паспорта, разрешение открыть ларек, решение суда. Законы распространяются только на бедных (тюрьмы переполнены ими), богатые воры отдыхают на Азорских островах.
В эту торговлю втягивались и врачи, и учителя. Без денег нельзя сделать операцию, получить диплом. Каждый спасается, как может. Только Дон Кихоты не подчиняются бешенству рынка, лечат за свои бюджетные гроши, учат детей, не получая в срок даже нищенскую зарплату.
Упорство этих Дон Кихотов - единственная надежда русской культуры. Каждый день они воюют с духом дикого рынка, редко побеждают, часто терпят поражения, но не сдаются. Я верю, что отсюда, из уцелевших очагов духовного творчества, начнется контрнаступление веры, чести и совести. И вновь утвердится "ценностей незыблемая скбла". Без этого будут буксовать все экономические, политические, правовые реформы - так, как они сегодня буксуют.
Только в 1998 году Гайдар понял и сказал в одном из своих интервью, что рынок без нравственных норм становится кошмаром. В 1988 году реформаторы этого еще не понимали. Реформы начались с призыва обогащаться, кто как может, без понимания, к чему это приведет при очень расшатанном уважении к чужой собственности.
Реформаторы отбросили марксизм, но в них осталась марксистская убежденность, что первичное, определяющее - это экономика. На самом деле забота о том, как есть, пить и одеваться, безудержно захватывает ум только на краю голодной смерти. Это не норма для общества. Даже рынок не может эффективно работать, если единственным мотивом людей будет выгода. Нужны неподкупные судьи, инспекторы, стражи порядка, - для которых честь и достоинство выше выгоды. Нужны добросовестность в выполнении своих обязательств, даже не выгодных с сиюминутной точки зрения. Нужна уверенность, что вас не обманут, если вы вложите деньги в производство или в банк. Когда вор у вора крадет дубинку, - самая богатая страна станет нищей. Между тем общество в целом гораздо сложнее рынка. Один из источников современного богатства - научные исследования, направленные совсем не денежным интересом; искусство, которое восстанавливает в человеке творческое состояние; школа, которая раскрывает в подростке его способности. И для хорошего учителя главное - не зарплата, а радость труда. Зарплата учителя, врача, ученого не должна унижать его, ставить ниже продавца на базаре, - но и только. Стимул творчества - не в ней. Рыночные механизмы не создают фундаментальных целей и ценностей человеческой жизни, не придают жизни смысл, не создают нравственных норм. Есть нечто выше рынка, и нравственность приходит с этих высот. Она старше рынка (у самых примитивных племен, живущих тем, что собрали за день, нравственность уже есть). Она требует от рынка подчинения себе, и рынок должен ей подчинятся - для своей же собственной пользы. К этому вопросу (об иерархии ценностей) мы несколько раз будем возвращаться. Конкретные формы иерархии у каждого народа свои, у каждой эпохи свои, и социальная перестройка связана с духовной перестройкой, делом медленным, тонким, не допускающем быстрых решений.
...
______________________________________
http://www.antology.sfilatov.ru/work/proizv.php?idpr=0010000