В.И. Шеремет, "Сафьяновый портфель М.И. Кутузова" (гаремная дипломатия)
Одним из важнейших мероприятий правительства турецкого султана Селима III{1} после завершившего войну России и Турции 1787-1791 гг. Ясского мира было открытие чрезвычайных дипломатических представительств в ряде европейских столиц. Их главной задачей стал сбор международной информации, чтобы, как говорилось в одной турецкой инструкции, избегать односторонней ориентации Турции и предотвращать вмешательство держав при переговорах Высокой Порты с одной из них. В числе первых состоялся обмен чрезвычайными посольствами с Россией и Англией. Тем самым определились главные внешнеполитические ориентиры султана.
В марте 1793 года посольство в Россию возглавил доверенный Селима III, его стремянной - "кетхуда августейшего стремени" 35-летний Мустафа Расых-эфенди{2}. Ему вменялось в обязанность всемерно свидетельствовать о мирном и дружеском расположении Османского государства к России, добиваться скорейшего освобождения пленных, содействовать восстановлению торговых отношений, собирать сведения о взаимоотношениях европейских держав в связи с Французской революцией.
Одновременно с миссией Расыха-эфенди в октябре 1793 года было направлено посольство во главе с видным сотрудником турецкого ведомства иностранных дел Юсуфом-эфенди и в Лондон. Порта полагала найти в Англии дальнейшую помощь в военных преобразованиях. Однако турецкий посланник вскоре выяснил, что готовится англо-русское соглашение об использовании английских вооруженных сил против Порты в случае нападения Турции на Россию. Подобных намерений Порта не могла иметь из-за отсутствия сил, но недоверие к Англии было посеяно.
Естественно, что обе державы - Россия и Турция, пережившие подряд две тяжелейшие войны и едва начавшие оформлять свои политические и экономические отношения на основе Кючук-Кайнарджийского и Ясского договоров, уделяли большое внимание личностям своих чрезвычайных представителей. Если Селим III доверил эту миссию одному из ближайших конфидентов, но без существенного дипломатического опыта, то в России к делу подошли иначе.
Чрезвычайным и полномочным послом в Константинополь Екатерина II своей волей назначила еще 6 ноября 1792 года{*} генерала М.И. Голенищева-Кутузова.
Выбор был удачен - 47-летний герой взятия в декабре 1790 года Измаила, за что получил орден св. Георгия III степени, и "громкого дела при Мачине" в июле 1791 года, за которое удостоен ордена св. Георгия II степени, находился на Дунайском театре военных действий почти непрерывно с 1768 года. Он отличился еще в сражениях 1770-1772 гг., в том числе при Рябой Могиле, Ларге и Кагуле, став кавалером ордена св. Георгия IV степени.
С 1776 года М.И. Кутузов находился в непосредственном подчинении А.В. Суворова, командовавшего русскими войсками в Крыму. Здесь проявилось второе после полководческого блестящее дарование М.И. Кутузова - умелое использование данных военной разведки в дипломатической деятельности.
Именно в эти годы М.И. Кутузов по собственной инициативе (хотя есть косвенные данные, что подвигнул его на сей труд сам Суворов) начал изучать турецкий язык, "дабы в переговорах с крымцами и турками по охране побережья Крыма все наивозможнейшие пользы извлечь".
Практику разговорной речи, навыки расшифровки замысловатой арабской графики для чтения османских документов без толмача или драгомана М.И. Кутузов приобрел непосредственно у башкятиба, т.е. старшего письмоводителя двора последнего крымского хана. Тот оказался и человеком симпатичным, и знал много. "Грамоту турецкую постигаю, - признавался Михаил Илларионович, - на живых бумагах, только вчера полученных из османской столицы..."
А у башкятиба появлялся то ковшик серебра с золотом, то табакерка дивной работы... Получены они были за усердие в обучении кривого на один глаз, полноватого в талии, но живого и отменно внимательного к местным жителям и их заботам русского подполковника{3}.
С 1783 года Крым постепенно, мирно и практически бескровно вживался в русскую сферу влияния, чему способствовали А.В. Суворов и М.И. Кутузов.
Став в 1784 году генерал-майором и командиром Бугского егерского корпуса, Михаил Илларионович находил время для практики в турецком языке, заботился о приближении к своему штабу "людей неприметных, но смышленых и к дознанию олагополезных вещей способных". Двое таких людей сопровождали М.И. Кутузова во время посольства в Константинополь, совершенно затерявшись среди свиты в 650 человек, но появляясь в нужный момент. Известна любовно-шутливая оценка А.В. Суворовым военно-дипломатических успехов М.И. Кутузова в многолетних общениях с крымскими татарами: "Ой, умен, ой, хитер, его никто не обманет".
Несомненные дарования будущего полководца в столь деликатной сфере военной деятельности, как систематический сбор разведывательных данных о турецком противнике, подметил другой выдающийся русский военный и государственный деятель - Г.А. Потемкин. Именно распоряжением Светлейшего от 7 апреля 1790 года Михаилу Илларионовичу было приказано организовать наблюдение за тылами турок в Придунавье (война 1787-1791 гг.){4}.
М.И. Кутузов успешно наладил агентурную и оперативную разведывательную службу, летучую почту. Это во многом способствовало успеху суворовской измаильской операции, о чем свидетельствуют малоизвестные документы из военных архивов{5}. Есть основания предполагать, что Потемкин незадолго до своей безвременной кончины сообщил Екатерине II о незаурядных дарованиях будущего коменданта Измаила, которым М.И. Кутузов стал в 1790 году, и будущего чрезвычайного посла в Турцию - всего два года спустя. Только такой человек, как М.И. Кутузов, мог возглавить посольство в страну, с которой война продолжалась с перерывами со времен Петра I.
Главная задача российского посла была "сохранить мир и доброе согласие с Портой, нужное для отдохновения в трудах и беспокойствах, империей нашей понесенных". Эту миссию он выполнил с присущим ему блеском. Расположив к себе умного, образованного и проницательного султана-реформатора Селима III, русский посланник предотвратил нежелательное в тот момент для России сближение Константинополя с Парижем и, по существу, заложил предпосылки первого союзного договора России с Турцией (1799 г.), обновленного в 1805 году. Он содействовал развитию торговли, удачно разменял пленных и многое сумел сделать, находя в том и для себя "превеликое удовлетворение". "Дипломатическая карьера сколь ни плутовата, но, ей-Богу, не так мудрена, как военная. Ежели ее делать как надобно", - писал он жене.
М.И. Кутузов во многом преуспел благодаря тщательно организованному сбору информации.
Для этого требовалось время, и он нашел его. Так, после размена посольств в первых числах июня 1793 года в районе г. Дубоссары М.И. Кутузов "растянул" недальнюю, всего недельную, дорогу от Днестра до Константинополя на три месяца и прибыл в османскую столицу только 26 сентября (7 октября) 1793 года. Добрался до особняка посольства, передохнул, а после вечернего намаза к нему было допущено "неустановленное лицо из турок, с которым посол имел разговор на ихнем басурманском языке, всех прежде удалив..."
Дело в том, что назавтра предстояла встреча российского посла с великим визирем Мелеком Ахмет-пашой, и "лицо" сообщило М.И. Кутузову о привычках второй персоны в имперской иерархии: "...немного знает по-французски, чем очень гордится; терпеть не может шербету и не сидит на мягком..." Встреча состоялась и "поразила всех сердечностью и взаимным политесом".
Когда же во время первой аудиенции визири и сам султан слегка посетовали, что так долго двигалось посольство, М.И. Кутузов застонал, заохал и, будучи отличного здоровья (как бы иначе перенести две сквозные раны в голову!?), назвал хворобы, которыми маялся и более молодой султан, - прострел в спине и жжение в правом боку.
Не знал Селим III, что Михаил Илларионович не двинулся в путь, пока в заветном сафьяновом портфеле аккуратно не улеглись словесные портреты всех придворных и "характеристические черты" самого султана. Вряд ли знал он и то, что более двух десятков молодых людей, составивших позднее ядро военно-топографического бюро при Главном штабе России, тщательно снимали во время неспешного посольского движения планы местностей, места возможных стоянок войск, колодцы и прочее, что пригодится русской армии при возможном движении к османской столице.
Нельзя было спешить и потому, что М.И. Кутузову надлежало самому собрать сведения и доложить в Петербург о привычках и намерениях едущего гораздо скорее в русскую столицу турецкого посла. А то. что при Расыхе-эфенди среди проводников по России, рекомендованных ему крымскими мурзами, оказался весьма знакомый Михаилу Илларионовичу, знавший и по-русски, и по-турецки человек, так на то и есть служба...
Российский посол с большим вниманием отнесся к реформаторским начинаниям Селима III. Именно через М.И. Кутузова были получены первые достоверные сведения о военных преобразованиях в Османской империи, особенно в области военного судостроения. В свою очередь в беседах с султаном он ненавязчиво, но твердо проводил мысль о необходимости для России иметь теперь сильный флот, базирующийся в Крыму. О судьбе самого Крыма говорил как о неразрывной отныне с судьбой России. Говорил почтительно, но твердо. Султан отмалчивался...
Проход русских военных кораблей через черноморские проливы Босфор и Дарданеллы М.И. Кутузов затронул в переговорах с турками только один раз, как бы между прочим. Встретив жестокое сопротиаление со стороны реала-бея (вице-адмирала) Шеремет-бея, в ведении которого находились дела, связанные с проливами и обороной побережья, он больше к этой теме не возвращался. Упомянул только одно: будь русские и турки заодно, никто на проливы не покусился бы...
М.И. Кутузов установил контакты с большим кругом придворных.
Oсобенно тех, кто ориентировался на реформы. Среди них были Рамиз-эфенди и Манук-бей (А. Манукян), нашедшие потом, в период янычарского бунта 1807 года, убежище в России. Как докладывал султану современник-турок у российского посла перебывала целая колония армянских купцов. "Зачем приходили - неясно, но многие уходили воодушевленные..." Этим современником был реала-бей Шеремет-бей, один из немногих противников М.И. Кутузова в Константинополе. Причем Шеремет-бей не доверял российскому послу настолько, что на свой страх и риск учредил наблюдение за всеми передвижениями дипломата-генерала. Но сделано это было непрофессионально. М.И. Кутузов быстро заметил, что вопреки обычаям несколько одних и тех же дервишей бродят в христианском квартале, вблизи российского особняка. Щедрые подаяния были опущены в их уныло пустовавшие кружки. И снова "прибегал турок Ахметка, сидел запершись, а чаю истребовали шесть чайников..."{6}.
Когда, казалось, зашли в тупик переговоры по торговому тарифу и по определению размеров пошлины за проход проливов, М.И. Кутузов вновь уединился и занялся документами из зеленого сафьянового портфеля. На этот раз перелистал список имен и приметы самых любимых и влиятельных султанских жен, всесильных затворниц гарема.
Рискнул один войти в сад гарема.
Мужества этому человеку было не занимать, а учтивостью и турецким красноречием, обильно приправленным драгоценными украшениями, точно рассчитанными на личные вкусы его обитательниц, он покорил "розарий падишаха".
Султан-валиде, матушка Селима III{7}, и две ее наперсницы вполне поняли прозрачные намеки на важность развития торговли в Константинополе. Приветливо ободрили они тучного, важного, одетого в парадную форму российского посла, в продолжение целого часа скромно не поднявшего от земли своих глаз на трех прелестнейших женщин Востока{8}.
Неслыханная дерзость произвела потрясение в османской столице. Но как смеялся умница Селим III, когда начальник охраны с самым серьезным, но потерянным видом докладывал ему, что русский посол - главный евнух самой императрицы Екатерины II. А достовернейший слух об этом и о подарках от императрицы султанским женам пустили все тот же шустрый Ахметка и еще два-три молодых человека из картографического бюро при посольстве.
Автору этой статьи потребовалось не менее двадцати лет, чтобы достоверно узнать имена двух женщин, которые вместе с Михри-шах встретили русского посла. Одной из них была Нахш-идиль (в девичестве Эме де Ривери, 1763-1818), любимая супруга предшественника Селима III на троне султана Абдул Хамида I, и, что более важно, мать султана-реформатора Махмуда II. Бездетный из-за перенесенной в юности свинки Селим III воспитывал маленького Махмуда как родного сына, чему всячески способствовала и Михри-шах. Через Нахш-идиль, симпатизировавшую ему во всех начинаниях, Селим III поддерживал негласные контакты с Францией. Ведь любимой кузиной Нахш-идиль была сама Жозефина де Богарнэ, во втором браке Бонапарт, супруга Наполеона...
Третьей собеседницей была родная сестра Селима III, дочь Михри-шах Хадиджа-ханум, блестяще образованная женщина, знавшая европейские языки и обычаи, принимавшая в своих покоях жен европейских дипломатов{9}.
Все торговые вопросы-были улажены за неделю. По случаю невиданной и не повторившейся в османской истории беседы иностранного посла с затворницами гарема Селим III вручил М.И. Кутузову для передачи Екатерине II бесценный набор для верховой езды - седло и сбрую, которые хранятся ныне в Оружейной палате Московского Кремля.
Мог ли неискушенный в дворцовых коварствах турецкий посол мустафа Расых-эфенди сравниться с самим Кутуз-пашой - М.И. Голенищевым-Кутузовым?!
Окруженный нескончаемой чередой военных смотров, разводов караула, балов и маскарадов, потрясенный теплой прелестью обнаженных плеч русских красавиц, Мустафа Расых-эфенди посылал домой все более короткие депеши (они опубликованы в Турции). Потом и вовсе замолчал на два месяца, увезенный императрицей весной 1794 года в увеселительную поездку по случаю масленицы.
Видимо, турецкий посол на какое-то время утратил контроль за своим штатом, "начавшим нарушать порядок благочиния". В поведении людей из его окружения проявились такие отклонения от общепринятых норм, что наша императрица, отнюдь не ханжа, написала канцлеру А.А. Безбородко гневное письмо. Надлежало принять меры, чтобы турецкий посол "запретил своим людям шалить в доме князя Вяземского (резиденция посольства. - В.Ш.) так, как они шалили на Москве в доме князя Волконского (временная остановка посла. - В. Ш.), где перерезали все фамильные портреты и бюст князя Михаила Николаевича разбили. А если шалить станут - выслать без церемонии"{10}.
В конце концов порядок наладился. Мустафа Расых-эфенди получил указание Селима III считать основные вопросы подлежащими разрешению в Константинополе. При отъезде он был "отмечен знатными подарками" русской царицы и расставался с Петербургом с явным сожалением, хотя другом России так и не стал.
Османский официальный придворный летописец меланхолично записал: "Расых-эфенди по возвращении из России был обласкан султаном и возведен в звание бейлербея (наместника. - В.Ш.) Румелии. Он в точности выполнил поручение падишаха. А если и не обладал умением разобраться в сложной внутренней обстановке (в России. - В. III.) и в тонкостях отношений между государствами, так на то воля Аллаха..."{11}.
М.И. Кутузов же вплел новые ветви в свой заслуженный лавровый венок военачальника и дипломата.
Тогда, в 1793-1794 гг., сафьяновый портфель пополнился бесценными наблюдениями, которые весьма пригодились при заключении Бухарестского мира 1812 года. Мирные отношения в Причерноморье были сохранены и упрочены. Закладывались возможности дальнейшего сближения России и Турции, что и произошло в последний год XVIII века.
Примечания
{*} Даты - по старому стилю.
{1} Селим Ш, правивший в 1789-1807 гг., - один из наиболее известных султанов Османской империи XVIII-XIX вв. Известен тем, что предпринял серию практических военных преобразований. Создал первые регулярные, по-европейски обученные войска. Погиб в результате дворцового переворота.
{2} По турецкому обычаю стремянной Мустафа Расых-эфенди входил в круг непосредственного общения султана, принимал действенное участие в создании новой турецкой армии.
{3} Шеремет В.И. Империя в огне. Сто лет войн и реформ Блистательной Порты на Балканах и Ближнем Востоке. М., 1994. С. 66-68.
{4} М.И. Кутузов. Документы. М., 1950. Т.1. С.91-91 (? Так в тексте - Ю.Б.); Гладкий А.И. Разведывательная деятельность М.И. Кутузова под Измаилом // М.И. Голенищев-Кутузов. Материалы научной конференции, посвященной памяти полководца. СПб., 1993. С.30-31.
{5} См. подробнее: Муньков Н.М.: "М.И. Кутузов - дипломат", М., 1962; М.И. Кутузов. Документы. М., 1950, Т.2; Жилин П.А. Михаил Илларионович Кутузов. М., 1979.
{6} О негласной стороне миссии М. И. Кутузова значительный материал находится в малодоступном до сих пор и почти не используемом архивном фонде Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи в Санкт-Петербурге, коллектив которого готовит документы к публикации.
{7} Матерью Селима III, т. е. султан-валиде, была Михри-шах, образованная и умная женщина. Дочь православного священника из Грузии, похищенная разбойниками и проданная в султанский дворец, она стала любимой женой, другом и негласным советником султана Мустафы III, отца Селима III.
{8} Селим-челеби. Султанша - сестра императрицы // Геополитика и безопасность. Вып. 1. М., 1994. С. 169- 186.
{9} Миллер А.Ф. Мустафа-паша Байрактар. М.; Л., 1947. С.137. Вклейка с изображением обставленных по-европейски покоев сестры султана.
{10} Сборник Русского исторического общества. СПб., 1885. Т.42. С.230.
{11} Тар их-и Джевдет. Истанбул, 1896. Т.5. С.395 (арабская графика).
_____________________________________________________
Военно-исторический журнал, 1995, №5, c. 75-78
http://regiment.ru/Lib/C/199.htm
В марте 1793 года посольство в Россию возглавил доверенный Селима III, его стремянной - "кетхуда августейшего стремени" 35-летний Мустафа Расых-эфенди{2}. Ему вменялось в обязанность всемерно свидетельствовать о мирном и дружеском расположении Османского государства к России, добиваться скорейшего освобождения пленных, содействовать восстановлению торговых отношений, собирать сведения о взаимоотношениях европейских держав в связи с Французской революцией.
Одновременно с миссией Расыха-эфенди в октябре 1793 года было направлено посольство во главе с видным сотрудником турецкого ведомства иностранных дел Юсуфом-эфенди и в Лондон. Порта полагала найти в Англии дальнейшую помощь в военных преобразованиях. Однако турецкий посланник вскоре выяснил, что готовится англо-русское соглашение об использовании английских вооруженных сил против Порты в случае нападения Турции на Россию. Подобных намерений Порта не могла иметь из-за отсутствия сил, но недоверие к Англии было посеяно.
Естественно, что обе державы - Россия и Турция, пережившие подряд две тяжелейшие войны и едва начавшие оформлять свои политические и экономические отношения на основе Кючук-Кайнарджийского и Ясского договоров, уделяли большое внимание личностям своих чрезвычайных представителей. Если Селим III доверил эту миссию одному из ближайших конфидентов, но без существенного дипломатического опыта, то в России к делу подошли иначе.
Чрезвычайным и полномочным послом в Константинополь Екатерина II своей волей назначила еще 6 ноября 1792 года{*} генерала М.И. Голенищева-Кутузова.
Выбор был удачен - 47-летний герой взятия в декабре 1790 года Измаила, за что получил орден св. Георгия III степени, и "громкого дела при Мачине" в июле 1791 года, за которое удостоен ордена св. Георгия II степени, находился на Дунайском театре военных действий почти непрерывно с 1768 года. Он отличился еще в сражениях 1770-1772 гг., в том числе при Рябой Могиле, Ларге и Кагуле, став кавалером ордена св. Георгия IV степени.
С 1776 года М.И. Кутузов находился в непосредственном подчинении А.В. Суворова, командовавшего русскими войсками в Крыму. Здесь проявилось второе после полководческого блестящее дарование М.И. Кутузова - умелое использование данных военной разведки в дипломатической деятельности.
Именно в эти годы М.И. Кутузов по собственной инициативе (хотя есть косвенные данные, что подвигнул его на сей труд сам Суворов) начал изучать турецкий язык, "дабы в переговорах с крымцами и турками по охране побережья Крыма все наивозможнейшие пользы извлечь".
Практику разговорной речи, навыки расшифровки замысловатой арабской графики для чтения османских документов без толмача или драгомана М.И. Кутузов приобрел непосредственно у башкятиба, т.е. старшего письмоводителя двора последнего крымского хана. Тот оказался и человеком симпатичным, и знал много. "Грамоту турецкую постигаю, - признавался Михаил Илларионович, - на живых бумагах, только вчера полученных из османской столицы..."
А у башкятиба появлялся то ковшик серебра с золотом, то табакерка дивной работы... Получены они были за усердие в обучении кривого на один глаз, полноватого в талии, но живого и отменно внимательного к местным жителям и их заботам русского подполковника{3}.
С 1783 года Крым постепенно, мирно и практически бескровно вживался в русскую сферу влияния, чему способствовали А.В. Суворов и М.И. Кутузов.
Став в 1784 году генерал-майором и командиром Бугского егерского корпуса, Михаил Илларионович находил время для практики в турецком языке, заботился о приближении к своему штабу "людей неприметных, но смышленых и к дознанию олагополезных вещей способных". Двое таких людей сопровождали М.И. Кутузова во время посольства в Константинополь, совершенно затерявшись среди свиты в 650 человек, но появляясь в нужный момент. Известна любовно-шутливая оценка А.В. Суворовым военно-дипломатических успехов М.И. Кутузова в многолетних общениях с крымскими татарами: "Ой, умен, ой, хитер, его никто не обманет".
Несомненные дарования будущего полководца в столь деликатной сфере военной деятельности, как систематический сбор разведывательных данных о турецком противнике, подметил другой выдающийся русский военный и государственный деятель - Г.А. Потемкин. Именно распоряжением Светлейшего от 7 апреля 1790 года Михаилу Илларионовичу было приказано организовать наблюдение за тылами турок в Придунавье (война 1787-1791 гг.){4}.
М.И. Кутузов успешно наладил агентурную и оперативную разведывательную службу, летучую почту. Это во многом способствовало успеху суворовской измаильской операции, о чем свидетельствуют малоизвестные документы из военных архивов{5}. Есть основания предполагать, что Потемкин незадолго до своей безвременной кончины сообщил Екатерине II о незаурядных дарованиях будущего коменданта Измаила, которым М.И. Кутузов стал в 1790 году, и будущего чрезвычайного посла в Турцию - всего два года спустя. Только такой человек, как М.И. Кутузов, мог возглавить посольство в страну, с которой война продолжалась с перерывами со времен Петра I.
Главная задача российского посла была "сохранить мир и доброе согласие с Портой, нужное для отдохновения в трудах и беспокойствах, империей нашей понесенных". Эту миссию он выполнил с присущим ему блеском. Расположив к себе умного, образованного и проницательного султана-реформатора Селима III, русский посланник предотвратил нежелательное в тот момент для России сближение Константинополя с Парижем и, по существу, заложил предпосылки первого союзного договора России с Турцией (1799 г.), обновленного в 1805 году. Он содействовал развитию торговли, удачно разменял пленных и многое сумел сделать, находя в том и для себя "превеликое удовлетворение". "Дипломатическая карьера сколь ни плутовата, но, ей-Богу, не так мудрена, как военная. Ежели ее делать как надобно", - писал он жене.
М.И. Кутузов во многом преуспел благодаря тщательно организованному сбору информации.
Для этого требовалось время, и он нашел его. Так, после размена посольств в первых числах июня 1793 года в районе г. Дубоссары М.И. Кутузов "растянул" недальнюю, всего недельную, дорогу от Днестра до Константинополя на три месяца и прибыл в османскую столицу только 26 сентября (7 октября) 1793 года. Добрался до особняка посольства, передохнул, а после вечернего намаза к нему было допущено "неустановленное лицо из турок, с которым посол имел разговор на ихнем басурманском языке, всех прежде удалив..."
Дело в том, что назавтра предстояла встреча российского посла с великим визирем Мелеком Ахмет-пашой, и "лицо" сообщило М.И. Кутузову о привычках второй персоны в имперской иерархии: "...немного знает по-французски, чем очень гордится; терпеть не может шербету и не сидит на мягком..." Встреча состоялась и "поразила всех сердечностью и взаимным политесом".
Когда же во время первой аудиенции визири и сам султан слегка посетовали, что так долго двигалось посольство, М.И. Кутузов застонал, заохал и, будучи отличного здоровья (как бы иначе перенести две сквозные раны в голову!?), назвал хворобы, которыми маялся и более молодой султан, - прострел в спине и жжение в правом боку.
Не знал Селим III, что Михаил Илларионович не двинулся в путь, пока в заветном сафьяновом портфеле аккуратно не улеглись словесные портреты всех придворных и "характеристические черты" самого султана. Вряд ли знал он и то, что более двух десятков молодых людей, составивших позднее ядро военно-топографического бюро при Главном штабе России, тщательно снимали во время неспешного посольского движения планы местностей, места возможных стоянок войск, колодцы и прочее, что пригодится русской армии при возможном движении к османской столице.
Нельзя было спешить и потому, что М.И. Кутузову надлежало самому собрать сведения и доложить в Петербург о привычках и намерениях едущего гораздо скорее в русскую столицу турецкого посла. А то. что при Расыхе-эфенди среди проводников по России, рекомендованных ему крымскими мурзами, оказался весьма знакомый Михаилу Илларионовичу, знавший и по-русски, и по-турецки человек, так на то и есть служба...
Российский посол с большим вниманием отнесся к реформаторским начинаниям Селима III. Именно через М.И. Кутузова были получены первые достоверные сведения о военных преобразованиях в Османской империи, особенно в области военного судостроения. В свою очередь в беседах с султаном он ненавязчиво, но твердо проводил мысль о необходимости для России иметь теперь сильный флот, базирующийся в Крыму. О судьбе самого Крыма говорил как о неразрывной отныне с судьбой России. Говорил почтительно, но твердо. Султан отмалчивался...
Проход русских военных кораблей через черноморские проливы Босфор и Дарданеллы М.И. Кутузов затронул в переговорах с турками только один раз, как бы между прочим. Встретив жестокое сопротиаление со стороны реала-бея (вице-адмирала) Шеремет-бея, в ведении которого находились дела, связанные с проливами и обороной побережья, он больше к этой теме не возвращался. Упомянул только одно: будь русские и турки заодно, никто на проливы не покусился бы...
М.И. Кутузов установил контакты с большим кругом придворных.
Oсобенно тех, кто ориентировался на реформы. Среди них были Рамиз-эфенди и Манук-бей (А. Манукян), нашедшие потом, в период янычарского бунта 1807 года, убежище в России. Как докладывал султану современник-турок у российского посла перебывала целая колония армянских купцов. "Зачем приходили - неясно, но многие уходили воодушевленные..." Этим современником был реала-бей Шеремет-бей, один из немногих противников М.И. Кутузова в Константинополе. Причем Шеремет-бей не доверял российскому послу настолько, что на свой страх и риск учредил наблюдение за всеми передвижениями дипломата-генерала. Но сделано это было непрофессионально. М.И. Кутузов быстро заметил, что вопреки обычаям несколько одних и тех же дервишей бродят в христианском квартале, вблизи российского особняка. Щедрые подаяния были опущены в их уныло пустовавшие кружки. И снова "прибегал турок Ахметка, сидел запершись, а чаю истребовали шесть чайников..."{6}.
Когда, казалось, зашли в тупик переговоры по торговому тарифу и по определению размеров пошлины за проход проливов, М.И. Кутузов вновь уединился и занялся документами из зеленого сафьянового портфеля. На этот раз перелистал список имен и приметы самых любимых и влиятельных султанских жен, всесильных затворниц гарема.
Рискнул один войти в сад гарема.
Мужества этому человеку было не занимать, а учтивостью и турецким красноречием, обильно приправленным драгоценными украшениями, точно рассчитанными на личные вкусы его обитательниц, он покорил "розарий падишаха".
Султан-валиде, матушка Селима III{7}, и две ее наперсницы вполне поняли прозрачные намеки на важность развития торговли в Константинополе. Приветливо ободрили они тучного, важного, одетого в парадную форму российского посла, в продолжение целого часа скромно не поднявшего от земли своих глаз на трех прелестнейших женщин Востока{8}.
Неслыханная дерзость произвела потрясение в османской столице. Но как смеялся умница Селим III, когда начальник охраны с самым серьезным, но потерянным видом докладывал ему, что русский посол - главный евнух самой императрицы Екатерины II. А достовернейший слух об этом и о подарках от императрицы султанским женам пустили все тот же шустрый Ахметка и еще два-три молодых человека из картографического бюро при посольстве.
Автору этой статьи потребовалось не менее двадцати лет, чтобы достоверно узнать имена двух женщин, которые вместе с Михри-шах встретили русского посла. Одной из них была Нахш-идиль (в девичестве Эме де Ривери, 1763-1818), любимая супруга предшественника Селима III на троне султана Абдул Хамида I, и, что более важно, мать султана-реформатора Махмуда II. Бездетный из-за перенесенной в юности свинки Селим III воспитывал маленького Махмуда как родного сына, чему всячески способствовала и Михри-шах. Через Нахш-идиль, симпатизировавшую ему во всех начинаниях, Селим III поддерживал негласные контакты с Францией. Ведь любимой кузиной Нахш-идиль была сама Жозефина де Богарнэ, во втором браке Бонапарт, супруга Наполеона...
Третьей собеседницей была родная сестра Селима III, дочь Михри-шах Хадиджа-ханум, блестяще образованная женщина, знавшая европейские языки и обычаи, принимавшая в своих покоях жен европейских дипломатов{9}.
Все торговые вопросы-были улажены за неделю. По случаю невиданной и не повторившейся в османской истории беседы иностранного посла с затворницами гарема Селим III вручил М.И. Кутузову для передачи Екатерине II бесценный набор для верховой езды - седло и сбрую, которые хранятся ныне в Оружейной палате Московского Кремля.
Мог ли неискушенный в дворцовых коварствах турецкий посол мустафа Расых-эфенди сравниться с самим Кутуз-пашой - М.И. Голенищевым-Кутузовым?!
Окруженный нескончаемой чередой военных смотров, разводов караула, балов и маскарадов, потрясенный теплой прелестью обнаженных плеч русских красавиц, Мустафа Расых-эфенди посылал домой все более короткие депеши (они опубликованы в Турции). Потом и вовсе замолчал на два месяца, увезенный императрицей весной 1794 года в увеселительную поездку по случаю масленицы.
Видимо, турецкий посол на какое-то время утратил контроль за своим штатом, "начавшим нарушать порядок благочиния". В поведении людей из его окружения проявились такие отклонения от общепринятых норм, что наша императрица, отнюдь не ханжа, написала канцлеру А.А. Безбородко гневное письмо. Надлежало принять меры, чтобы турецкий посол "запретил своим людям шалить в доме князя Вяземского (резиденция посольства. - В.Ш.) так, как они шалили на Москве в доме князя Волконского (временная остановка посла. - В. Ш.), где перерезали все фамильные портреты и бюст князя Михаила Николаевича разбили. А если шалить станут - выслать без церемонии"{10}.
В конце концов порядок наладился. Мустафа Расых-эфенди получил указание Селима III считать основные вопросы подлежащими разрешению в Константинополе. При отъезде он был "отмечен знатными подарками" русской царицы и расставался с Петербургом с явным сожалением, хотя другом России так и не стал.
Османский официальный придворный летописец меланхолично записал: "Расых-эфенди по возвращении из России был обласкан султаном и возведен в звание бейлербея (наместника. - В.Ш.) Румелии. Он в точности выполнил поручение падишаха. А если и не обладал умением разобраться в сложной внутренней обстановке (в России. - В. III.) и в тонкостях отношений между государствами, так на то воля Аллаха..."{11}.
М.И. Кутузов же вплел новые ветви в свой заслуженный лавровый венок военачальника и дипломата.
Тогда, в 1793-1794 гг., сафьяновый портфель пополнился бесценными наблюдениями, которые весьма пригодились при заключении Бухарестского мира 1812 года. Мирные отношения в Причерноморье были сохранены и упрочены. Закладывались возможности дальнейшего сближения России и Турции, что и произошло в последний год XVIII века.
Примечания
{*} Даты - по старому стилю.
{1} Селим Ш, правивший в 1789-1807 гг., - один из наиболее известных султанов Османской империи XVIII-XIX вв. Известен тем, что предпринял серию практических военных преобразований. Создал первые регулярные, по-европейски обученные войска. Погиб в результате дворцового переворота.
{2} По турецкому обычаю стремянной Мустафа Расых-эфенди входил в круг непосредственного общения султана, принимал действенное участие в создании новой турецкой армии.
{3} Шеремет В.И. Империя в огне. Сто лет войн и реформ Блистательной Порты на Балканах и Ближнем Востоке. М., 1994. С. 66-68.
{4} М.И. Кутузов. Документы. М., 1950. Т.1. С.91-91 (? Так в тексте - Ю.Б.); Гладкий А.И. Разведывательная деятельность М.И. Кутузова под Измаилом // М.И. Голенищев-Кутузов. Материалы научной конференции, посвященной памяти полководца. СПб., 1993. С.30-31.
{5} См. подробнее: Муньков Н.М.: "М.И. Кутузов - дипломат", М., 1962; М.И. Кутузов. Документы. М., 1950, Т.2; Жилин П.А. Михаил Илларионович Кутузов. М., 1979.
{6} О негласной стороне миссии М. И. Кутузова значительный материал находится в малодоступном до сих пор и почти не используемом архивном фонде Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи в Санкт-Петербурге, коллектив которого готовит документы к публикации.
{7} Матерью Селима III, т. е. султан-валиде, была Михри-шах, образованная и умная женщина. Дочь православного священника из Грузии, похищенная разбойниками и проданная в султанский дворец, она стала любимой женой, другом и негласным советником султана Мустафы III, отца Селима III.
{8} Селим-челеби. Султанша - сестра императрицы // Геополитика и безопасность. Вып. 1. М., 1994. С. 169- 186.
{9} Миллер А.Ф. Мустафа-паша Байрактар. М.; Л., 1947. С.137. Вклейка с изображением обставленных по-европейски покоев сестры султана.
{10} Сборник Русского исторического общества. СПб., 1885. Т.42. С.230.
{11} Тар их-и Джевдет. Истанбул, 1896. Т.5. С.395 (арабская графика).
_____________________________________________________
Военно-исторический журнал, 1995, №5, c. 75-78
http://regiment.ru/Lib/C/199.htm