Жемчуг[12] - зерно - семя - слово
в равной мере означают у Клюева созидательное начало, новый центр бытия[13]. Об этом и обращенные к Есенину строки:
“Супруги мы... В живых веках
Заколосится наше семя...”
-- “В степи чумацкая зола...” II, 166;
“В наших ядрах огонь и гром...”
-- “Осыпалась избяная сказка...” II, 155.
Закономерно, что Изба, которая:
- является омфалом (“святилище земли”, “Кааба”), - одновременно и
- “питательница слов”
-- “Изба - святилище земли...” I, 414, и
- место иерогамии.
Мотив священного брака лежит в основе всей “литургии жизни” у Клюева.
Для него брачное состояние мира - закон его сохранения:
“Женилось солнце, женилось
На ладожском журавле”
-- “Женилось солнце, женилось...” II, 155,
залог обновления действенного начала в слове, освящения “Дома Бытия”:
“Лишь браком святится жилье,
Где сиринный пух по колени”
-- “Я - древо, а сердце - дупло” I, 428.
Сакральное слово Клюева расцветает на пересечении разных культурных традиций, тем самым защищаясь от омертвления, от попыток буквального его прочтения.
Важно, к примеру, подчеркнуть, что
обилие арабо-мусульманских символов в текстах поэта:
“пляска дервишей”
-- “Миновав житейские версты...” II, 188;
“тюрбан Магомета”
-- “Древний новгородский ветер...” II, 183;
“Запечная Кааба”
-- “Строгоновские иконы...” II, 169;
“Кааба узорная”
-- “У вечерни два человека...” II, 173;
“Где бабья слезинка, созвездием став,
В Медину ведет караваны…”
-- “Древний новгородский ветер...” II, 183;
“В церквушке узорчатый муфтий
Рыдает над ветхой триодью…”
-- “Запах инбиря и мяты...” II, 189;
“Недаром мерещится Мекка
Олонецкой серой избе”
-- “По мне Пролеткульт не заплачет...” II, 178)
недостаточно расценивать лишь в качестве знаков всеединства, грядущего великого синтеза культур.
Каждый из локусов мифопоэтического бытия клюевской “Руси-Китежа” связан с определенными, историко-культурными ориентациями.
Восток именуется не древним, а юным - “отроком”, “суженым”
-- “Осенние сумерки - шуба...” I, 410,
и это обусловлено новым осмыслением его роли в грядущих судьбах родины.
“Белая Индия” Клюева находится “в Глуби Глубин”, где
встречаются “Сократ и Будда, Зороастр и Толстой”
-- “Белая Индия” I, 399.
Однако следы санскритской, древнееврейской, китайской, арабской, тибетской или персидской традиций на китежской “тропе духа” чутко различаются.
Поэтому когда читаем:
“Часослов с палящим Кораном
Поцелуйно сольют листы...”
“Брезг самоварной решетки...”;
“Грядущей России картины -
Арабская вязь и резьба”
-- “По мне Пролеткульт не заплачет...” II, 179 и т.п.,
возникает вопрос: что именно из культуры ислама выделено Клюевым и, возможно, усвоено в составе собственной поэтики?
(Другой вопрос - пути проникновения и место этой традиции в нашей древней книжности, в русской народной культуре; этого вопроса в данной статье мы не коснемся).
“При соприкосновении с мусульманской поэзией, изобразительным и прикладным искусством, а также архитектурой следует помнить о том, что их “украшенность” и метафоричность, своеобразная избыточность орнаментальных мотивов и поэтических фигур призвана не столько украсить форму, но в первую очередь онтологизировать ее, придать поэтической речи или рукотворной форме глубинную и - самое главное - новую, еще непознанную осмысленность”[14].
Так, испещренность мечетей изнутри и снаружи арабской вязью надписей из Корана или изречений Пророка (иногда намеренно перевернутых и не доступных зрению) ориентирует на символическое “прочтение” всего культурного текста, на мистическое соединение с могучим “изреченным, начертанным и графически воспроизведенным Словом”[15].
Иной пример “схватывания” сущности, а не внешних проявлений изображаемого - церемония ритуального обхода индуистских или буддийских храмов[16]. Напомним, что Клюев в ответ на упреки в избыточности и усложненности лексики и образности уподоблял свои творения именно индийским храмам[17].
Все это поможет уяснить одну из функций “орнамента” в “Матери-Субботе”. Кроме того, слияние “Часослова с палящим Кораном” позволяет осмыслить в тексте поэмы мотив зачатия и рождения поэтом слова в контексте “Откровения”:
Ниспосланное в тела земных людей (Девы Марии и Магомета) предвечное Слово воплотилось для христиан в Спасителе, для мусульман - в божественной Книге.
“Мария и Мухаммад, с позиций метакосмической оценки их функций, буквально породили всю целостность и духовную интенцию двух культур, послужили культурам истинным родоначалием, их материнским лоном”[18].
Таким образом, “литургийность” клюевского текста выходит за пределы конфессиональных рамок:
- это мистерия вкушения Слова;
- Изба - место встречи с Богом в его всеобъемлющем единстве,
- со Словом во всем многообразии его земных приключений[19]
- соединяет Часослов не только с Кораном, но и с “Огненным Талмудом”...
Все это - “Мужицкие Веды”
-- “Под древними избами, в красном углу...” I, 405
клюевской избяной “Белой Индии”[20] I, 399.
__________________________________________________________
[12] “Как известно, жемчуг на Руси называли “бурмицким зерном”, и Клюев также в ряде текстов использует это название. Однако речь идет не о собственном широко употреблявшемся в рукоделии речном жемчуге, а о “жемчугах востока”. Приведем в связи с этим любопытную цитату из средневекового арабского аллегорического трактата:
“Знай, что первой вещью, которую сотворил Всевышний Господь, была блистающая жемчужина.
И назвал Он ее Разумом... ибо первое, что сотворил Всевышний Господь, был Разум.
И даровал Он той жемчужине 3 качества:
- познание Истины,
- самопознание и
- познание того, чего не было, но пребудет”
-- Шукуров Ш. "Художественное творчество и проблема теодицеи",
в сб. "Эстетика бытия и эстетика текста в культурах средневекого Востока",
Москва, 1995, с. 69.
[13] “Семя означает... центр, из которого растет Космическое Дерево.
В индуизме семя - это божественный Дух (Атман). ...космическое сердце”
-- Купер Дж. "Энциклопедия", c. 297.
“Слово... - первый элемент в процессе материального проявления.
Кетцалькоатль и Хуракан создали мир произнесением слова “Земля”.
Спаситель - это воплощенное Слово”
-- Купер Дж. "Энциклопедия", c. 305.
[14] Шукуров Ш. "Художественное творчество и проблема теодицеи", - c. 64.
[15] Там же. - c. 64 - 65.
[16] Брагинский В. "Традиционная эстетика Востока - “бытие-культура” (Вместо предисловия)", в сб. "Эстетика бытия", с. 6.
[17] “Некоторая густота образов и <...> слов, которая на первый взгляд может показаться злоупотреблением ими, - создалась в этом моем писании совершенно свободно по тем же тайным указаниям и законам, по которым, например, созданы Индийские храмы, представляющие из себя для тонкого (на самом деле идущего не из глубины природы) вкуса европейца невообразимое нагромождение, безумное изобилие и хаос скульптур <...>”
-- Клюев Н. “Я славлю Россию...”: Из творч. наследия, Вступ. ст., публ. и коммент. Азадовского К.М. // Лит. обозрение, М., 1987, № 8, - c. 107.
Так отвечал Клюев В. Миролюбову на предложение сделать свои произведения понятнее для читателя.
[18] Шукуров Ш. "Художественное творчество", - c. 66.
[19] О подобном восприятии слова в средневековой тропологии см.:
Неретина С. "Слово и текст в средневековой культуре. История, миф, время, загадки", Москва, 1994, - c. 132 - 150.
[20] Говоря о “незримой для гордых взоров индийской культуре” народа, Клюев в недрах этой культуры находит:
- и “великий покой египетского саркофага”,
- и “кедровый аромат халдейской курильницы”
-- II, 367.
Этой устремленностью в незримые глуби культуры объясняется постоянный эпитет клюевского поэтического слова - “пододонный”, ибо на дне “истинной поэзии” - “самое подлинное, самое любимое, без чего не может быть русского художника, - моя Избяная Индия”
-- II, 202.
___________________________________________
http://kluev.org.ua/academia/kis_subbota.htm Bonus: другие работы Людмилы А. КИСЕЛЁВОЙ
- "«Греховным миром не разгадан...» (Современники о Николае Клюеве)"
http://kluev.org.ua/academia/kiseleva.htm- "Поэтические диалоги серебряного века: К.Д. Бальмонт и Н.А. Клюев"
Русская литература накануне третьего тысячелетия: Итоги развития и проблемы изучения, Киев, 2002, Вып. III, с. 28 - 40.
http://kluev.org.ua/academia/dialog.htm- "Русская икона в творчестве Николая Клюева"
Православие и культура, Киев, 1996, № 1, с. 46 - 65.
- "Мой древний брат Гомер...” (Об эпическом начале в творчестве Николая Клюева)
http://kluev.org.ua/academia/gomer_kis.htm- "Старообрядческая аксиология слова и буквы в поэзии Н.А. Клюева"
http://kluev.org.ua/academia/aksiolog_styl.htm- "На «Медном ките» - к «Четвертому Риму»" ((заметки о логоцентричности художественного мира Н.А. Клюева)
http://kluev.org.ua/academia/medn_kit.htm- "Мифологическая семантика “мусора” в поэзии Николая Клюева"
http://kluev.org.ua/academia/musor.htm- "Мифология и «реалии» старообрядчества в «Песни о Великой Матери» Николая Клюева"
http://kluev.org.ua/academia/starover_st_1.htm- "Отзыв на автореф. дисс. С.И. Субботина «Н.А. Клюев: поэзия 1905-1908 гг. и проза 1919-1923 гг. Вопросы источниковедения и атрибуции»"
http://kluev.org.ua/academia/vidguk.doc- "У истоков “большого эпоса” Николая Клюева: “Песни из Заонежья”"
http://kluev.org.ua/academia/zaonezje.htm~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
The original posting was made at
http://hojja-nusreddin.dreamwidth.org/111588.html