Л. Богданов, "Кватрены Джалалу-д-дина Руми и два неизвестных Манускрипта его Дивана" - Часть 2
Окончание. К Началу: http://hojja-nusreddin.livejournal.com/1585013.html
Огромный объём исследований, выросших вокруг имени Омара Хайама, как самого популярного автора кватренов (см. библиографию Джорджа Поттера, "Библиография Рубайата Омара Хайама" со всеми связанными вопросами в прозе и поэзии, Лондон, 1929 г.), с одной стороны осветил многие тёмные места (см. всё, написанное Жуковским, Брауном, и позднее - Кристенсеном), но в то же время замутил прозрачный вопрос об истинной природе жанра рубаи и даже привёл многих востоковедов к потере фокуса при взгляде на этот жанр и на его связи с другими видами персидской лирической поэзии.
Вспомним внешнюю форму рубая, состоящего из четырёх полустиший, каждое из которых рифмуется друг с другом, кроме, возможно, 3-й строки, для которой рифмовка необязательна, хотя и возможна. Т.е. схема рифмы в рубае такова: ааба или аааа.
Метр рубая является адаптацией или комбинацией нескольких вариаций "хазаджа" и каждое полустишие, как правило, выглядит так (справа - налево; "_" - долгий, "+" - краткий):
| муфталиун | муфталиун | мустафилатун|
| . _ + + _ . .| . ._+ +_ . . | . . _ + +_ _ . . | или
| . мафулун .| . мафулун .| . мафулатун . |
|. . _ _ _ . . .| . . _ _ _ . . | . . ._ _ _ _ . . .| или
. . . . . . . . . | мафаилун . |
. . . . . . . . . | . _ + _ + . . |
В рубае может использоваться любая комбинация этих вариаций, для каждой из трёх стоп, в любом из четырёх полустиший. Поэтому, каждое полустишие может иметь любую из 24 возможных метрических форм, что даёт "писателю" рубаёв такое богатство вариаций, которого не знает ни один из других классических поэтических жанров. Эта лёгкость процесса рифмования и является причиной того, что "писатели" кватренов не возводились в глазах персидского ценителя поэзии до уровня Поэтов. И трудно найти образованного перса, который не сочинил бы пары рубаёв на разные оказии, пользуясь ничем не ограниченной поэтической свободой. Рубай позволяет без труда выразить любую мысль; единственное ограничение имеет практический характер - максимальная длина полустишия (или даже пары сопряжённых полустиший в одной строке).
Западными аналогами рубая считаются греческая эпиграмма и английский лимерик (см. Э. Г. Браун, "История Персидской Литературы", т. 2, стр. 238). Но разве кто-нибудь в Англии назовёт плодовитого "писателя" лимериков поэтом? И даже Хайам - этот исключительно высокодуховный автор, едва ли был бы вытащен в Персии из многовекового забвения, если бы перевод Фитцджеральда не наделал такого шума вокруг его имени в Англии, а потом в Америке.
Выше мы заключили в кавычки слово "писатель" применительно к создателям кватренов потому, что рубаи не "пишут", они "вырываются" сами. В Персии существует даже старинный зачин-клише: "Вчера у меня вырвался рубай", часто употребляемый в кругу любителей поэзии (впрочем, в Персии подобные зачины существуют и для других форм поэзии). Разумеется, такие импровизированные эпиграммы их авторы или слушатели часто записывают на клочках бумаги, но они выживают только тогда, когда из-за красоты или глубины мысли их записывают многие поклонники автора, выработавшие привычку постоянно собирать экспромты своего поэтически одарённого друга.
Это безусловно происходило и с Хайамом, которого легко вообразить в момент отдыха, окружённого закадычными друзьями, попивающего винцо и сверкающего случайным афоризмом в ходе общей беседы. Его остроты, вероятно, записывались многими присутствовавшими, а у некоторых из них было популярное в Персии хобби - коллекционирование всяких мудрых мыслей или мыслей на определённую тему, например, о вине или смерти. Были и такие, кто подражал своему великому другу и сочинял нечто своё. Всё это постепенно накапливалось и стекалось в сборники, на титулах которых по традиции ставилось имя "Хайам". Потом появились коммерческие копиисты и дело процветало на протяжении веков. Это объясняет стилистический разнобой и богатое разнообразие композиций кватренов, традиционно приписываемых Хайаму.
В случае Джалалу-д-дина Руми, однако, ситуация совершенно иная. Он был аристократом, муллой и главой религиозной школы. Коллекционеры рубаята Хайама - его друзья, недруги и незнакомцы могли позволить себе любые вольности с текстами этого автора. Точно также они могли поступать с текстами почти любого другого поэта, мистика или нет, неважно. Но с Руми так поступить было невозможно - он занимал настолько точно определённую и сакраментальную позицию, что у его близких, учеников и поклонников просто не было выбора - они воспринимали каждое его слово, устное и письменное, как откровение, записывать которое доверялось далеко не всем, а только специально избранному узкому кружку мюридов (к их числу относились Салаху-д-дин Заркуб, после него Хасан Хусаму-д-дин б. Ахти Тюрк, записавший "Меснави" под диктовку Мастера; были и другие. Можно предположить, что у Руми был особый писец для каждого вида поэтической продукции.) И эта деятельность - запись любых речений Руми, стала в его кругу ежедневной рутиной, предметом философско-религиозных размышлений и изучения, а не записью случайных блестящих находок, как в случае Хайама.
Вот и всё, что касается современников Руми, что же касается копиистов последующих поколений, то факты свидетельствуют - никогда не было попыток "улучшения" его текстов путём добавления отсебятины. Наоборот, переписчики, получая огромную коллекцию из более чем 2,000 кватренов, решают иногда не переписывать её вообще или переписывают не целиком, но вместо этого извлекают из неё "избранное", что подтверждает подавляющее большинство сохранившихся манускриптов.
Скорее всего, подобная история случилась и с константинопольским изданием. Анализ всей совокупности пропущенных кватренов - общим числом 560 - не помог выявить никакой закономерности, которая могла бы как-то прояснить принцип отбора. Они не выделяются ни по смыслу, ни по духу из общего контекста творчества Джалалу-д-дина; нет причин отнести их ко творчеству других поэтов; они ни фривольны, ни еретичны. Я могу лишь гадать - писец, которому поручили сделать выборку для "Ахтар Пресс" сознательно пропустил около 25% всех кватренов оригинала, возможно потому, что ему платили не сдельно, а дали фиксированную плату. Или редактор, с целью сокращения затрат на бумагу и печать, сознательно пропустил те кватрены, которые показались ему менее важными. Поэтому, до тех пор, пока мы не сможем изучить конийский манускрипт "Дивана", у нас не будет никаких оснований считать эти 560 упущенных кватренов не аутентичными.
_______________________________________
* синим выделены примечания автора, красным - примечания переводчика на русский язык. - Прим. переводчика на русск. яз.
Огромный объём исследований, выросших вокруг имени Омара Хайама, как самого популярного автора кватренов (см. библиографию Джорджа Поттера, "Библиография Рубайата Омара Хайама" со всеми связанными вопросами в прозе и поэзии, Лондон, 1929 г.), с одной стороны осветил многие тёмные места (см. всё, написанное Жуковским, Брауном, и позднее - Кристенсеном), но в то же время замутил прозрачный вопрос об истинной природе жанра рубаи и даже привёл многих востоковедов к потере фокуса при взгляде на этот жанр и на его связи с другими видами персидской лирической поэзии.
Вспомним внешнюю форму рубая, состоящего из четырёх полустиший, каждое из которых рифмуется друг с другом, кроме, возможно, 3-й строки, для которой рифмовка необязательна, хотя и возможна. Т.е. схема рифмы в рубае такова: ааба или аааа.
Метр рубая является адаптацией или комбинацией нескольких вариаций "хазаджа" и каждое полустишие, как правило, выглядит так (справа - налево; "_" - долгий, "+" - краткий):
| муфталиун | муфталиун | мустафилатун|
| . _ + + _ . .| . ._+ +_ . . | . . _ + +_ _ . . | или
| . мафулун .| . мафулун .| . мафулатун . |
|. . _ _ _ . . .| . . _ _ _ . . | . . ._ _ _ _ . . .| или
. . . . . . . . . | мафаилун . |
. . . . . . . . . | . _ + _ + . . |
В рубае может использоваться любая комбинация этих вариаций, для каждой из трёх стоп, в любом из четырёх полустиший. Поэтому, каждое полустишие может иметь любую из 24 возможных метрических форм, что даёт "писателю" рубаёв такое богатство вариаций, которого не знает ни один из других классических поэтических жанров. Эта лёгкость процесса рифмования и является причиной того, что "писатели" кватренов не возводились в глазах персидского ценителя поэзии до уровня Поэтов. И трудно найти образованного перса, который не сочинил бы пары рубаёв на разные оказии, пользуясь ничем не ограниченной поэтической свободой. Рубай позволяет без труда выразить любую мысль; единственное ограничение имеет практический характер - максимальная длина полустишия (или даже пары сопряжённых полустиший в одной строке).
Западными аналогами рубая считаются греческая эпиграмма и английский лимерик (см. Э. Г. Браун, "История Персидской Литературы", т. 2, стр. 238). Но разве кто-нибудь в Англии назовёт плодовитого "писателя" лимериков поэтом? И даже Хайам - этот исключительно высокодуховный автор, едва ли был бы вытащен в Персии из многовекового забвения, если бы перевод Фитцджеральда не наделал такого шума вокруг его имени в Англии, а потом в Америке.
Выше мы заключили в кавычки слово "писатель" применительно к создателям кватренов потому, что рубаи не "пишут", они "вырываются" сами. В Персии существует даже старинный зачин-клише: "Вчера у меня вырвался рубай", часто употребляемый в кругу любителей поэзии (впрочем, в Персии подобные зачины существуют и для других форм поэзии). Разумеется, такие импровизированные эпиграммы их авторы или слушатели часто записывают на клочках бумаги, но они выживают только тогда, когда из-за красоты или глубины мысли их записывают многие поклонники автора, выработавшие привычку постоянно собирать экспромты своего поэтически одарённого друга.
Это безусловно происходило и с Хайамом, которого легко вообразить в момент отдыха, окружённого закадычными друзьями, попивающего винцо и сверкающего случайным афоризмом в ходе общей беседы. Его остроты, вероятно, записывались многими присутствовавшими, а у некоторых из них было популярное в Персии хобби - коллекционирование всяких мудрых мыслей или мыслей на определённую тему, например, о вине или смерти. Были и такие, кто подражал своему великому другу и сочинял нечто своё. Всё это постепенно накапливалось и стекалось в сборники, на титулах которых по традиции ставилось имя "Хайам". Потом появились коммерческие копиисты и дело процветало на протяжении веков. Это объясняет стилистический разнобой и богатое разнообразие композиций кватренов, традиционно приписываемых Хайаму.
В случае Джалалу-д-дина Руми, однако, ситуация совершенно иная. Он был аристократом, муллой и главой религиозной школы. Коллекционеры рубаята Хайама - его друзья, недруги и незнакомцы могли позволить себе любые вольности с текстами этого автора. Точно также они могли поступать с текстами почти любого другого поэта, мистика или нет, неважно. Но с Руми так поступить было невозможно - он занимал настолько точно определённую и сакраментальную позицию, что у его близких, учеников и поклонников просто не было выбора - они воспринимали каждое его слово, устное и письменное, как откровение, записывать которое доверялось далеко не всем, а только специально избранному узкому кружку мюридов (к их числу относились Салаху-д-дин Заркуб, после него Хасан Хусаму-д-дин б. Ахти Тюрк, записавший "Меснави" под диктовку Мастера; были и другие. Можно предположить, что у Руми был особый писец для каждого вида поэтической продукции.) И эта деятельность - запись любых речений Руми, стала в его кругу ежедневной рутиной, предметом философско-религиозных размышлений и изучения, а не записью случайных блестящих находок, как в случае Хайама.
Вот и всё, что касается современников Руми, что же касается копиистов последующих поколений, то факты свидетельствуют - никогда не было попыток "улучшения" его текстов путём добавления отсебятины. Наоборот, переписчики, получая огромную коллекцию из более чем 2,000 кватренов, решают иногда не переписывать её вообще или переписывают не целиком, но вместо этого извлекают из неё "избранное", что подтверждает подавляющее большинство сохранившихся манускриптов.
Скорее всего, подобная история случилась и с константинопольским изданием. Анализ всей совокупности пропущенных кватренов - общим числом 560 - не помог выявить никакой закономерности, которая могла бы как-то прояснить принцип отбора. Они не выделяются ни по смыслу, ни по духу из общего контекста творчества Джалалу-д-дина; нет причин отнести их ко творчеству других поэтов; они ни фривольны, ни еретичны. Я могу лишь гадать - писец, которому поручили сделать выборку для "Ахтар Пресс" сознательно пропустил около 25% всех кватренов оригинала, возможно потому, что ему платили не сдельно, а дали фиксированную плату. Или редактор, с целью сокращения затрат на бумагу и печать, сознательно пропустил те кватрены, которые показались ему менее важными. Поэтому, до тех пор, пока мы не сможем изучить конийский манускрипт "Дивана", у нас не будет никаких оснований считать эти 560 упущенных кватренов не аутентичными.
_______________________________________
* синим выделены примечания автора, красным - примечания переводчика на русский язык. - Прим. переводчика на русск. яз.