(no subject)
Робинзоны - 17 лет
Из базового лагеря нас разделили на пары или одиночек. Девчонок всех сажали на острова парами и было нас 8 человек- 4 пары. Парней по парам и одному. Их было человек 15 примерно.
Моей напарницей была тезка Таня, и в отличие от большинства подростков ей было уже 30 лет, впрочем, она была как маленькая девочка, с которой мне сильно повезло. Во-первых, она была тоже интровертом, и мы, обменявшись краткими историями в основном молчали. Очень комфортно молчали, а со временем наши обязанности гармонично разделились.
Во-вторых, она выросла в деревне и что такое рубить дрова знала не понаслышке. Хотя меня батя и повел в лес перед Карелией и показал как надо держать топор, я все-таки тратила очень много сил на это действо, а у нее это выходило играючи, подозреваю она с детства этим занималась. А когда с голодухи тратишь очень много сил на непривычное занятие, силы эти очень быстро кончаются, и через неделю, если надо было что-то расколоть, то делала это Таня.
В-третьих, она умела ловить рыбу. Вот что меня больше всего удручало. Я так же приходила на рассвете и закате в то же место и садилась в 2 метрах от нее, она вытаскивала наши 8 рыбин, а у меня даже ни разу поплавок не дернулся. Черника в то время еще не поспела, так что она стала единственным кормильцем, и до лягушек у нас дело не дошло. Я же была костровым и чаевым и рыбу пожарить. После того, как мы построили шалаш.
Шалаш у нас был на пригорке на берегу, на каменном основании, которое мы застлали мхом, вот уж чего было в избытке, нарубили и натаскали веток, потом лапника, потом осоки сплели, сверху тоже мха. Успели за две дня, когда еще было солнце, потом затянул дождь, +12 днем. И шалаш все равно протекал местами.
Лежали спинами друг к другу, чтоб теплее. Одежда, конечно была тех времен, никаких мембранных курток, старая промокающая ветровка и польские джинсы.
И скоро я так устала мерзнуть и не спать, что перешла на ночной образ жизни, заготавливала дров, всю ночь жгла костер прямо в шалаше у входа и каждая ночь под дождем была под девизом «ночь продержаться и день простоять».
Не смотря на очень короткие ночи в Карелии летом, это были самые длинные ночи. Зато какие восхитительные были рассветы, дождь в это время стихал, комары переставали так адски жрать и медленно поднималось ОНО, светило. Величественное, жизнеутверждающее, и все вокруг ликовало от меня, до самой маленькой пичужки. Новый день!
Насколько бывают красивы закаты всех стран, но с тех пор рассвет для меня это нежное трепетание души и радость сердца.
Потом я делала смородиновый чай для нас, а Таня шла на промысел. И у меня опять ничего не ловилось.
Спала я на куске полиэтилена, который расстилала на редком солнышке днем, в самую «жару». Удавалось пару часов в день ухватить.
Это было нужное время, время подумать, время заглянуть в себя, пописать что-то в свой блокнот. Но, конечно, после недели голодовки на 2-4 рыбинах в день, мысли уже перестали быть высокими и оставалось только терпеть и ждать, перейдя в энергосберегающий режим.
Любопытно было одно, только одну пару девчонок сняли с острова, потому что там был пожар, парни же посыпались в первую неделю. Одни забухали с рыбаками, и в их слюне обнаружили спирт (приезжали проверять слюну каждый день и через день попрыгать на тумбочку и посчитать пульс, не совсем ли мы там сдохли), другим просто надоело, кто-то несерьезно заболел, кто-то поранил палец (я, когда узнала, думала, ну палец не иначе топором отрубил, а там царапина), если снимался один из пары, то снимали обоих. Только одного оставили, потому что очень просил, а партнер его заболел и снялся, оставили вне конкурса.
И когда нас, через две недели сняли с островов на лодке, досидели до конца 6 девчонок и 4 парня. Тот самый из пары без конкурса, одна пара парней (у них был богатый остров и хорошо клевало) и один 15 летний одиночка с маленького острова, тощий и чумазый как с бухенвальда, у которого не клевало вообще и он 2 недели жрал лягушек и даже не подумал сниматься.
После испытания мы жили пару дней на острове, где первый входили в режим, ели одни огурцы, а второй, гречку без масла, чтоб не заработать заворот кишок. А потом нас встречали те, которые оставались в базовом лагере и те, которые вернулись…
И ничего так встречали, весело. А я все думала, как они так могут, смотреть в глаза, не стесняться того, что сдриснули и попросились «домой к маме». Общались весело, рассказывали байки. Я бы, наверное, сразу домой уехала, боясь провалиться со стыда по маковку в землю и никогда бы никому про это не рассказывала. Впрочем, я никогда бы не смогла быть на их месте…
Когда мы уезжали из Сартавалы в Питер, попались билеты в одно купе с парнем, из досидевших до конца. Мы там разговаривали «за жизнь», о чем могут разговаривать подростки. Я, к своим 17 годам, прочитавшая Библию, Коран, Бхагават Гиту и Розу мира и он, Вова, невысокий черноволосый крепкий боровик. Такой уже мужичок в свои 16. О своих планах на жизнь, об будущей учебе, о прошедших испытаниях.
Я вот смотрела, смотрела, иногда со мной такое бывает, и у видела в этом Вовке внутри блестящий стальной стержень, он пронизывал его от макушки до задницы и наполнял его выдержкой, спокойствием и уверенностью. Тогда я воочию увидела, что представляет из себя «внутренний стержень» человека. Не думаю, что он заработал его какими-то жизненными переживаниями и ситуациями, мне кажется, он просто с ним уже родился. Поэтому и на острове просидел ни секунды не сомневаясь и дальше пойдет по жизни так и все у него будет отлично.
А я повезла домой трофейный флаг, адреса для писем и фотографий, и большие надежды.
Из базового лагеря нас разделили на пары или одиночек. Девчонок всех сажали на острова парами и было нас 8 человек- 4 пары. Парней по парам и одному. Их было человек 15 примерно.
Моей напарницей была тезка Таня, и в отличие от большинства подростков ей было уже 30 лет, впрочем, она была как маленькая девочка, с которой мне сильно повезло. Во-первых, она была тоже интровертом, и мы, обменявшись краткими историями в основном молчали. Очень комфортно молчали, а со временем наши обязанности гармонично разделились.
Во-вторых, она выросла в деревне и что такое рубить дрова знала не понаслышке. Хотя меня батя и повел в лес перед Карелией и показал как надо держать топор, я все-таки тратила очень много сил на это действо, а у нее это выходило играючи, подозреваю она с детства этим занималась. А когда с голодухи тратишь очень много сил на непривычное занятие, силы эти очень быстро кончаются, и через неделю, если надо было что-то расколоть, то делала это Таня.
В-третьих, она умела ловить рыбу. Вот что меня больше всего удручало. Я так же приходила на рассвете и закате в то же место и садилась в 2 метрах от нее, она вытаскивала наши 8 рыбин, а у меня даже ни разу поплавок не дернулся. Черника в то время еще не поспела, так что она стала единственным кормильцем, и до лягушек у нас дело не дошло. Я же была костровым и чаевым и рыбу пожарить. После того, как мы построили шалаш.
Шалаш у нас был на пригорке на берегу, на каменном основании, которое мы застлали мхом, вот уж чего было в избытке, нарубили и натаскали веток, потом лапника, потом осоки сплели, сверху тоже мха. Успели за две дня, когда еще было солнце, потом затянул дождь, +12 днем. И шалаш все равно протекал местами.
Лежали спинами друг к другу, чтоб теплее. Одежда, конечно была тех времен, никаких мембранных курток, старая промокающая ветровка и польские джинсы.
И скоро я так устала мерзнуть и не спать, что перешла на ночной образ жизни, заготавливала дров, всю ночь жгла костер прямо в шалаше у входа и каждая ночь под дождем была под девизом «ночь продержаться и день простоять».
Не смотря на очень короткие ночи в Карелии летом, это были самые длинные ночи. Зато какие восхитительные были рассветы, дождь в это время стихал, комары переставали так адски жрать и медленно поднималось ОНО, светило. Величественное, жизнеутверждающее, и все вокруг ликовало от меня, до самой маленькой пичужки. Новый день!
Насколько бывают красивы закаты всех стран, но с тех пор рассвет для меня это нежное трепетание души и радость сердца.
Потом я делала смородиновый чай для нас, а Таня шла на промысел. И у меня опять ничего не ловилось.
Спала я на куске полиэтилена, который расстилала на редком солнышке днем, в самую «жару». Удавалось пару часов в день ухватить.
Это было нужное время, время подумать, время заглянуть в себя, пописать что-то в свой блокнот. Но, конечно, после недели голодовки на 2-4 рыбинах в день, мысли уже перестали быть высокими и оставалось только терпеть и ждать, перейдя в энергосберегающий режим.
Любопытно было одно, только одну пару девчонок сняли с острова, потому что там был пожар, парни же посыпались в первую неделю. Одни забухали с рыбаками, и в их слюне обнаружили спирт (приезжали проверять слюну каждый день и через день попрыгать на тумбочку и посчитать пульс, не совсем ли мы там сдохли), другим просто надоело, кто-то несерьезно заболел, кто-то поранил палец (я, когда узнала, думала, ну палец не иначе топором отрубил, а там царапина), если снимался один из пары, то снимали обоих. Только одного оставили, потому что очень просил, а партнер его заболел и снялся, оставили вне конкурса.
И когда нас, через две недели сняли с островов на лодке, досидели до конца 6 девчонок и 4 парня. Тот самый из пары без конкурса, одна пара парней (у них был богатый остров и хорошо клевало) и один 15 летний одиночка с маленького острова, тощий и чумазый как с бухенвальда, у которого не клевало вообще и он 2 недели жрал лягушек и даже не подумал сниматься.
После испытания мы жили пару дней на острове, где первый входили в режим, ели одни огурцы, а второй, гречку без масла, чтоб не заработать заворот кишок. А потом нас встречали те, которые оставались в базовом лагере и те, которые вернулись…
И ничего так встречали, весело. А я все думала, как они так могут, смотреть в глаза, не стесняться того, что сдриснули и попросились «домой к маме». Общались весело, рассказывали байки. Я бы, наверное, сразу домой уехала, боясь провалиться со стыда по маковку в землю и никогда бы никому про это не рассказывала. Впрочем, я никогда бы не смогла быть на их месте…
Когда мы уезжали из Сартавалы в Питер, попались билеты в одно купе с парнем, из досидевших до конца. Мы там разговаривали «за жизнь», о чем могут разговаривать подростки. Я, к своим 17 годам, прочитавшая Библию, Коран, Бхагават Гиту и Розу мира и он, Вова, невысокий черноволосый крепкий боровик. Такой уже мужичок в свои 16. О своих планах на жизнь, об будущей учебе, о прошедших испытаниях.
Я вот смотрела, смотрела, иногда со мной такое бывает, и у видела в этом Вовке внутри блестящий стальной стержень, он пронизывал его от макушки до задницы и наполнял его выдержкой, спокойствием и уверенностью. Тогда я воочию увидела, что представляет из себя «внутренний стержень» человека. Не думаю, что он заработал его какими-то жизненными переживаниями и ситуациями, мне кажется, он просто с ним уже родился. Поэтому и на острове просидел ни секунды не сомневаясь и дальше пойдет по жизни так и все у него будет отлично.
А я повезла домой трофейный флаг, адреса для писем и фотографий, и большие надежды.