В раю у хороших людей от варенья липкие уши
Вчера в комментариях к посту дали ссылку на душевный разговор. Встретились однажды два старых мудрых сказочника и поговорили. Резо Габриадзе, художник, скульптор, сценарист, основатель Тбилисского театра марионеток и Юрий Норштейн, художник-мультипликатор, режиссер анимационных фильмов. Всемирно известные, живые классики, создатели собственных миров, добрые друзья. Подслушаем?
Откуда берется творчество
Норштейн: Я все думаю: вот сегодня человек вселяется в квартиру. В гламурный, гладкий, скользкий, полированный, чистый мир. В котором не заводятся микробы. И при этом еще реклама идет по телевизору - покупайте мыло, убивает 93 процента микробов.
Габриадзе: Убийцы.
Норштейн: Ведь даже если у человека есть талант, это его прибьет окончательно. Ему даже не обо что занозить руку. Откуда тут взяться творчеству?
Норштейн: Знаешь, я ехал сюда и все думал о том, как тебе повезло с твоим детством. У меня был один студент, Мурадик Аманов, он умер, к сожалению, совсем молодым, в 48 лет. Я его обожал. Он родился в ауле, потом перебрался в Москву, здесь работал дворником, закончил Высшие режиссерские курсы, сидел в каморке и писал маслом. Совершенно классический персонаж, и как же ему повезло, что в детстве он видел глинобитную стену, потрескавшуюся, с выбоинами и дранкой, по которой разлиты ржавые потеки от гвоздей. Если человек в детстве это видел, а потом вдруг увидел самаркандскую лазурь, считай, что…
Габриадзе: Если это состоялось - все состоится.
Норштейн: Мы пришли с моей внучкой на спектакль «Песня о Волге». Моей Яночке было лет 12. Я спектакль уже видел и сказал ей - вот сейчас ты войдешь в зал, садись сразу вот в тот угол и смотри вон туда. Начинается спектакль, осыпается песок. И вдруг появляется выгоревшее на солнце Красное знамя, каска… И я смотрю на внучку - а она обливается слезами. Что она знает о войне? Это уже третье поколение. Да и я-то что знаю? Я войну помню по ощущениям родителей, по двору, в котором я жил, - я родился во время войны. А она не знает совсем ничего. Вот это и есть тайна творчества, которую, слава богу, никто и никак не сможет проанализировать. Потому что, если проанализировано, - значит, не творчество.
Кто они - те, кто исполняют мечты и творят чудеса?
Норштейн: приходит Резо, подходит к столу, где лежат персонажи, и говорит: «Слушай, Юрочка, подари мне зайчика». Я говорю: «Ты с ума сошел! Это же персонаж, который играет в фильме!» «А-а-а… Ну тогда лисичку!» (Смеются.) А потом мы вышли во двор, и Резо мне впервые сказал, что хочет сделать театр марионеток. Я потом сидел в павильоне и думал: может, он и прав… в своем сумасшествии. Но как же так. Он же пишет такие сценарии.
Габриадзе (Берет куклу в руки) Это удивительная история. Вторая мировая война, один наш попал в плен. И француз, врач, его спас. Потом они дружили всю жизнь, а теперь дружат их семьи, уже внуки. Врач совсем недавно скончался, он работал, кажется, в ЮНЕСКО. Но совсем в старости, уже перед смертью, признался, что всю жизнь мечтал быть клоуном. Я ему эту мечту исполнил, хотя поздно. Я эту историю знаю, потому что моя близкая подруга - внучка того старика, который попал в плен. И я решил его ввести в новый спектакль. В спектакле он работает на железной дороге, обходчиком, и играет клоуна.
Норштейн: Давно-давно, где-то за год до Олимпиады-80, корреспондент газеты «Комсомольская правда» получил задание - пройти от Владивостока до Калининграда пешком. И периодически он слал в «Комсомолку» свои статьи. У него было много всяких приключений, но я запомнил одну историю. Вот он идет, уже ночь, кругом тишина, никого. Зима, мороз 30 градусов. И он понимает: если сейчас не найдет жилье, то просто погибнет. Вдруг видит где-то далеко впереди огонек. Подходит - написано «Гостиница», кругом никакого жилья. Заходит в эту гостиницу, там сидит какая-то бабуля. Чайник кипит, она вяжет. И он понимает, что спасен. Он у нее спрашивает: «А как же вы тут одна, не боитесь?» «Да, - говорит, - чего мне, сынок, бояться? Что у меня тут брать?» - «А что же, чайник у вас так и кипит?» Она говорит: «Да. Кипит на случай, что кто-нибудь придет. Вот ты пришел». Он потом написал: «Теперь я точно знаю, что такое рай».
О небесах и хороших людях
Габриадзе: Что же касается «Дон Кихота», то, милый мой, это лучший роман, который человек когда-либо написал. Это не мое мнение. Об этом писал Достоевский. Когда Господь спросит человека: «Что ты делал?» - можешь протянуть книгу Сервантеса. Еще он писал, что литература не дала святых, кроме одного - Дон Кихота.
Габриадзе: Говорят, в раю хорошим людям дают медный таз из-под варенья, чтобы они могли его вылизать. И уши у них все в варенье.
Откуда берется творчество
Норштейн: Я все думаю: вот сегодня человек вселяется в квартиру. В гламурный, гладкий, скользкий, полированный, чистый мир. В котором не заводятся микробы. И при этом еще реклама идет по телевизору - покупайте мыло, убивает 93 процента микробов.
Габриадзе: Убийцы.
Норштейн: Ведь даже если у человека есть талант, это его прибьет окончательно. Ему даже не обо что занозить руку. Откуда тут взяться творчеству?
Норштейн: Знаешь, я ехал сюда и все думал о том, как тебе повезло с твоим детством. У меня был один студент, Мурадик Аманов, он умер, к сожалению, совсем молодым, в 48 лет. Я его обожал. Он родился в ауле, потом перебрался в Москву, здесь работал дворником, закончил Высшие режиссерские курсы, сидел в каморке и писал маслом. Совершенно классический персонаж, и как же ему повезло, что в детстве он видел глинобитную стену, потрескавшуюся, с выбоинами и дранкой, по которой разлиты ржавые потеки от гвоздей. Если человек в детстве это видел, а потом вдруг увидел самаркандскую лазурь, считай, что…
Габриадзе: Если это состоялось - все состоится.
Норштейн: Мы пришли с моей внучкой на спектакль «Песня о Волге». Моей Яночке было лет 12. Я спектакль уже видел и сказал ей - вот сейчас ты войдешь в зал, садись сразу вот в тот угол и смотри вон туда. Начинается спектакль, осыпается песок. И вдруг появляется выгоревшее на солнце Красное знамя, каска… И я смотрю на внучку - а она обливается слезами. Что она знает о войне? Это уже третье поколение. Да и я-то что знаю? Я войну помню по ощущениям родителей, по двору, в котором я жил, - я родился во время войны. А она не знает совсем ничего. Вот это и есть тайна творчества, которую, слава богу, никто и никак не сможет проанализировать. Потому что, если проанализировано, - значит, не творчество.
Кто они - те, кто исполняют мечты и творят чудеса?
Норштейн: приходит Резо, подходит к столу, где лежат персонажи, и говорит: «Слушай, Юрочка, подари мне зайчика». Я говорю: «Ты с ума сошел! Это же персонаж, который играет в фильме!» «А-а-а… Ну тогда лисичку!» (Смеются.) А потом мы вышли во двор, и Резо мне впервые сказал, что хочет сделать театр марионеток. Я потом сидел в павильоне и думал: может, он и прав… в своем сумасшествии. Но как же так. Он же пишет такие сценарии.
Габриадзе (Берет куклу в руки) Это удивительная история. Вторая мировая война, один наш попал в плен. И француз, врач, его спас. Потом они дружили всю жизнь, а теперь дружат их семьи, уже внуки. Врач совсем недавно скончался, он работал, кажется, в ЮНЕСКО. Но совсем в старости, уже перед смертью, признался, что всю жизнь мечтал быть клоуном. Я ему эту мечту исполнил, хотя поздно. Я эту историю знаю, потому что моя близкая подруга - внучка того старика, который попал в плен. И я решил его ввести в новый спектакль. В спектакле он работает на железной дороге, обходчиком, и играет клоуна.
Норштейн: Давно-давно, где-то за год до Олимпиады-80, корреспондент газеты «Комсомольская правда» получил задание - пройти от Владивостока до Калининграда пешком. И периодически он слал в «Комсомолку» свои статьи. У него было много всяких приключений, но я запомнил одну историю. Вот он идет, уже ночь, кругом тишина, никого. Зима, мороз 30 градусов. И он понимает: если сейчас не найдет жилье, то просто погибнет. Вдруг видит где-то далеко впереди огонек. Подходит - написано «Гостиница», кругом никакого жилья. Заходит в эту гостиницу, там сидит какая-то бабуля. Чайник кипит, она вяжет. И он понимает, что спасен. Он у нее спрашивает: «А как же вы тут одна, не боитесь?» «Да, - говорит, - чего мне, сынок, бояться? Что у меня тут брать?» - «А что же, чайник у вас так и кипит?» Она говорит: «Да. Кипит на случай, что кто-нибудь придет. Вот ты пришел». Он потом написал: «Теперь я точно знаю, что такое рай».
О небесах и хороших людях
Габриадзе: Что же касается «Дон Кихота», то, милый мой, это лучший роман, который человек когда-либо написал. Это не мое мнение. Об этом писал Достоевский. Когда Господь спросит человека: «Что ты делал?» - можешь протянуть книгу Сервантеса. Еще он писал, что литература не дала святых, кроме одного - Дон Кихота.
Габриадзе: Говорят, в раю хорошим людям дают медный таз из-под варенья, чтобы они могли его вылизать. И уши у них все в варенье.