Разбирая naziанальные
бредни от укродемографов возник один интересный момент, связанный с оценкой числа умерших в период голода 1932-33 годов в Поволжье.
В связи с этим мы решили посмотреть, как этот вопрос разбирается В.В. Кондрашиным, активно занимающимся именно этой проблематикой по этому региону. В том числе, чтобы оценить методические подходы не только укроисториков, но и их российских коллег.
Начнем с ретроспективного анализа.
Еще в далеком 1991 году, работая по деревням Поволжья, Кондрашин пишет следующее: «…Из 61861 акта о смерти, имеющегося в просмотренных актовых книгах, голод в качестве непосредственной ее причины отмечают лишь 3043 акта на территории 22 из 40 обследованных районов…» [1]. Желающие также могут ознакомиться
здесь .
Обратим внимание, что Кондрашин обнаружил диагнозы, в которых как причину смерти указывают голод только для половины обследованных районов. А если мы посчитаем долю относительно актов о смерти, то получим 5% от общего числа умерших (вообще-то - 4,9%, что ниже уровня значимости, принятой при статистическом анализе данных в научных исследованиях).
Кондрашин это объясняет тем, что «…на работу органов ЗАГС в голодающих районах влияла общая политическая обстановка в стране… В этих условиях большинство работников загсов, регистрировавших смерти, просто не вписывали запретное слово «голод» в соответствующую графу…» И возникает проблема, которая, видать, тогда еще не доктору исторических наук да и сейчас уже доктору наук неведомая. Получается в 18 районах в связи с «политической обстановкой в стране» диагнозы, связанные с голодом, не фиксировались, а вот в 22 районах внезапно, наверное, засели скрытые враги Советской власти, решившие плюнуть на «обстановку» и обжигающую правду писать? Как так получается, что в половине районов писали, а в половине - нет? «Где логика, где разум?» (с) А определить это достаточно несложно - нужно было провести анализ диагнозов по найденным актовым записям в архиве, в том числе оценив долю отсутствия диагнозов и вспомнив, что на селе это по инструкции было делать необязательно. Что почему-то не было тогда сделано.
Но продолжим. Спустя 17 лет наступает 2008 год, и уже доктор исторических наук Кондрашин пишет следующее: «…В 65 районных архивах ЗАГС Поволжья и Южного Урала нами обнаружены 3296 записей подобного содержания …», т.е. «прямые указания на смерть от голода» [2, с. 184]. И далее: «… Они засвидетельствовали факты непосредственной гибели от голода крестьян, проживавших на территории 241 сельского Совета Нижне-Волжского и Средне-Волжского краев…». Т.е. все равно, вопреки «политической обстановке», писали обжигающую правду.
И получается занятная вещь.
Во-первых, районов по сравнению с 1991 годом стало на треть больше - добавилось 25 новых районов. А вот число актовых записей увеличилось только на 253, примерно на 10 человек в среднем на район. Это как? Добавились районы, проникшиеся «политической обстановкой»? Так откуда еще акты с голодными смертями появились? Или, может, это такой голод был? А причина все та же - уже доктором исторических наук анализ диагнозов по актовым записям по-прежнему не сделан. Или не представлен. Почему-то.
Во-вторых, прояснилась методика, как искали актовые записи. Кондрашин пишет, что «…районы не сгруппированы в какой-то одной или нескольких частях региона, а равномерно распределены по всей территории, что позволило воссоздать общую картину демографической ситуации в регионе во время голода…» [2, с. 183]. После чего остается только сказать: Садитесь, уважаемый, Вам двойка, поскольку Вы не имеете ни малейшего понятия, что такое репрезентативная выборка и как ее необходимо формировать.
Для историков поясним элементарные вещи, которые знают даже социологи или экономисты. По крайней мере, их этому учат. Для того чтобы выборка была по региону репрезентативной, ее категорически нельзя «равномерно распределять по всей территории». Если нужно сформировать выборку, то районы нужно выбирать случайно, методом случайного отбора. И сделать это очень просто. Нужно все районы пронумеровать. Потом, исходя из числа районов, определить минимальный объем выборки, что тоже сделать сравнительно несложно. Например, при 5% ошибке на 100 районов выборка должна быть 80 - так что у Кондрашина еще и объем выборки получается недостаточный. И, наконец, использовать генератор случайных чисел или таблицу случайных чисел, которые и дадут номера районов, по которым и нужно искать акты. Могут возникнуть возражения - а если по какому-то району нет актов. И очень хорошо, поскольку это тот самый недоучет, либо утеря в результате различных обстоятельств (напомним, что в Поволжье в свое время Сталинградская битва произошла). Но вот репрезентативность будет выдержана и можно будет статистически достоверно оценить, как число умерших, так и ошибки. В крайнем случае, собираем вообще все данные, что есть - за 17-то лет для двух краев это можно было сделать, особенно преподавателю при наличии студентов, пишущих курсовые и дипломные. Отдельный привет от украинских историков с их Книгами умерших в 1932-33 годах - да, это собрать все архивные данные, что есть. После чего это все, что есть, анализировать. И тогда можно уже что-то говорить о достоверности или репрезентативности.
Но, ладно, можно и на сельсоветы пересчитать (на 1000 сельсоветов выборка должна быть примерно 280). У Кондрашина указано, что обследованы актовые записи по 895 сельсоветам [2, с. 183]. И вот это уже совсем другой разговор. Это уже более чем достаточный объем выборки. Но снова встает вопрос о неслучайном отборе.
В третьих, спустя 17 лет Кондрашин уже пишет не только о Поволжье, но и о Южном Урале. При этом указывает, что обследовано 43 бывших района Нижне-Волжского и 19 районов Средне-Волжского края. И снова вопросы, почему по второму краю обследовано более чем в два раза меньше? Это называется «равномерно распределены»? И куда делись еще три района (43+19=62, а не 65)? Или три района - это Южный Урал? Т.е. три района на всю территорию современной Челябинской области? И плюс Башкирия (это тоже Южным Уралом считается)? Или в понимании Кондрашина раз Оренбургская область (тоже считается Южным Уралом, но это небольшой южный кусочек) на то время входила в состав Средне-Волжского края, поэтому и Южный Урал смело писать можно? Так по этому краю уже 19 районов указано - откуда еще 3 района? Вот такая вот альтернативная математика получается.
И итог: «…Численность крестьян, умерших непосредственно от голода и вызванных им болезней, определилась в 200-300 тыс. человек…» [2, с. 190]. Т.е. голода оказалось мало, прибавились еще и болезни. Ну и как считали-то? А нет ответа.
Хорошо, Средне-Волжский край - примерно 87 районов, Нижне-Волжский край с кантонами Республики Немцев Поволжья - примерно 90 районов. Кстати, посчитано Кондрашиным 43 на 19 - вот так очень «равномерно распределены», ага. Всего - 177 районов (плюс-минус несколько районов, ибо в 1932-34 годах районы появлялись и исчезали с фантастической скоростью). Да, кстати, объем выборки по районам тогда должен быть чуть больше 120, а не 65, как у Кондрашина. 3296 делим на 65 районов и умножаем на 177 - получаем около 9 тыс. умерших от голода по всему Поволжью. Да, в курсе, что некорректно, но даже если возьмем 22 района - то все равно получим примерно 27 тыс. умерших от голода, но никак не 200-300 тыс. прямых потерь. Ну, разве 27 тыс. в 10 раз увеличить, если уж совсем сову на глобус натягивать (эти самые «вызванные им болезни» Кондрашина, сводные данные о которых он не приводит). Так как считали-то?
Но продолжим, проходит год и появляется новая публикация, в которой все становится еще веселее. Вначале указывается: «…Документы архивов ЗАГС позволяют охарактеризовать демографическую ситуацию во время голода в 62 сельских районах, входивших в начале 1930-х гг. в состав НВК и СВК, по 895 сельским Советам и населенным пунктам…» [3, с. 102]. Ага, так все-таки 62 района и населенных пункта. И нацеленный пункт - это не район, кстати, это уже вообще гибрид ежа с ужом получается, а не научный подход. Но, нет, на следующей странице идет: «…В 65 районных архивах ЗАГС Поволжья и Южного Урала обнаружены 3296 записей подобного содержания. Они засвидетельствовали факты непосредственной гибели от голода крестьян, проживавших на территории 241 сельского Совета НВК и СВК…» [3, с. 103]. Ну, елки-палки! Так сколько районов-то обследовано и откуда взялись еще «населенные пункты»!? Или все-таки районов 62, а еще 3 - это какие-то «населенные пункты», т.е. Кондрашин еще и три города посчитал? Ладно, сам Виктор Викторович обсчитался или опечатался, бывает, простим историка - он гуманитарий, а не математик. Но статья-то должна была пройти научное рецензирование и редактирование? Куда рецензенты с редакторами смотрели? Или они статью доктора наук по определению не читают, а только одобряют и печатают без редакторских правок?
Самое забавное, читая текст на с. 102-103 этой статьи [3], где сравнение смертности и примеры голодных смертей и болезней, создается такое впечатление, что целые абзацы были просто скопированы из своей же монографии «Голод 1932-1933 годов: трагедия российской деревни» [2, с. 172 - 192]. Научная новизна и рерайтинг. Ну, тоже бывает. Для повышения публикативной активности.
Вот только есть в этой статье, что лично для нас хоть частично искупает все косяки с методикой и выборками. Цитируем: «…В ходе сравнительного анализа цифр из итоговых отчетов краевых органов ЗАГС, содержащихся в документах РГАЭ и ГАРФ, и данных районных архивов ЗАГС установлено их фактическое совпадение…» [3, с. 102]. И здесь же далее: «… Таким образом, сведения о естественном движении населения, содержащиеся в центральных архивах, подтверждаются первичной документацией на местах…» Т.е. Кондрашин сравнил данные, что он нашел и пересчитал в загсах - и эти данные совпали с итоговыми отчетами, которые готовила в Москве ЦУНХУ. В общем, оснований не доверять официальной советской статистике за период голода 1932-33 годов - нет. По крайней мере - по Поволжью.
И на этом хорошее заканчивается и снова начинается странное.
Появляется карта [3, с. 104], на которой очень хорошо видно, какой «Южный Урал» обследован. Именно - это Оренбургская область, да простят нас жители Оренбуржья, являющаяся узенькой полосой между Южным Уралом и Казахстаном. Впечатляющая заявка, однако. Ну и очень хорошо видно, что действительно катастрофический голод охватил буквально десяток районов Поволжья в самом его центре. Кстати, Кондрашин на карте не привел границы АССР Немцев Поволжья, так что непонятно, сколько из них немецких кантонов. И еще два десятка районов, в которых, смертность 1933 г. превысила смертность 1932 года более чем в два раза. Между прочим, странная подача материала, вызывающая вопросы. Например, в 1932 году не было высокой смертности и голода? И почему не привести относительные показатели смертности по районам? И еще один интересный вывод Кондрашина из карты: «…районы с наивысшим показателем роста избыточной смертности в 1933 г. примыкали к Волге, через их территорию проходили основные шоссейные и железные дороги краевого и союзного значения…» [3, с. 104]. Идея насчет дорог понятна - вывозили проклятые большевики. Насчет Волги не совсем так, поскольку к ней примыкает только один район с высочайшим превышением смертности. Да и насчет дорог тоже, поскольку они равномерной сеткой покрывают Левобережное Поволжье и проходят посредине Правобережного восточного втянутого участка, где расположена современная Оренбургская область. И, да, снова вопрос насчет Волги и голода - рыбу, ловить разучились или она в 1933 году исчезла из Волги? Кто не в курсе, в чем подвох вопроса - просто поинтересуйтесь уловами осетровых в Волге в 20-30-е годы.
Наконец, появляются расчеты демографических потерь сельского населения (табл. 4) [3, с. 108], которые мы и приводим.
Если в целом по таблице - то это начались игрища российских расчетов имени небезызвестной В.Б. Жиромской и иже с ними и рассмотренные ранее naziанальные бредни от укродемографов. Но в модификации Кондрашина - отсчет начинается не с 1926, а с 1933 г. и заканчивается не 1937/39, а 1935 годом.
Отсюда сразу же вопрос - а что, в 1932 году еще не голод был или голода не было, раз с 1 января 1933 считать начали? И, продолжая по населению, а ничего, что численность на 1.01.1935 - исчисленная, т.е. уже с учетом всех перечисленных убылей? И, да, если уж взялись проверять, то где рождаемость-то, почему только ее убыль и по смертности баланс сводим, а не по естественному приросту (как демографы вообще-то и делали)?
Теперь сама таблица - в заголовке таблицы указано, что данные приведены в тыс. человек. Посмотрите внимательно на цифры убыли, зарегистрированной загсами (пятые числа сверху), общей убыли (предпоследние числа в столбцах) и «не подтвержденной» некоей официальной статистикой убылью (самые нижние числа). Ничего никто не заметил? Например, циферку после запятой? Нет, это не тысячи, как указано в заголовке таблицы, поскольку в боковике единицы измерения для этих величин: «чел.». «Когда я думал, что достиг дна, снизу постучали» (с) Именно, это такие «полчеловека». Ага, из старого советского мультфильма о двоечнике Викторе Перестукине «В стране невыученных уроков», где история о полтора землекопах. Крик души: статья же должна была пройти научное рецензирование и редактирование! Куда рецензенты с редакторами смотрели!? А кто не верит - наслаждайтесь этими цифрами точностью до «полчеловека»
на 110 листе файла Теперь погнали по цифрам: в РГАЭ не только Кондрашин ходит, но и уважаемый lost_kritik.
Население. Кондрашин дает на 1933 4118,5 и 6686,8, а РГАЭ [4], соответственно 4415,8 и 6701,5. Упс, на 312 тыс. занизил Кондрашин. Кондрашин дает на 1935 3076,9 и 5477,7, а РГАЭ [5], соответственно 4570,7 и 6932,4. И это уже не «упс», а б*я! Население выросло, а не упало, как у Кондрашина! Разница составляет 2948,5 тысяч человек. Ошибочка вышла, однако. Вот отсюда и взялась «убыль» у Кондрашина в 2250,7 тысяч, а по другому пересчету - получается рост на 385,8 тыс. человек. Не спорим, мало - так ведь голод же и смертность высокая с падением рождаемости. Соответственно, в самом низу Кондрашин дает «не подтвержденная официальной статистикой убыль населения» в 1385792,5 - надеемся, понятно, откуда она взялась, из какой «махонькой» ошибки? И правильно, что не подтвержденная, поскольку не подтверждается. На этом можно было бы и закончить, предварительно напомнив, что нужно не конъюнктурные исчисления смотреть, а окончательные годовые разработки (почему и очень хотелось от укродемографов листы документов узнать).
Но мы продолжим. Убыль от зарегистрированной смертности. Кондрашин дает «полтора землекопа» 252896,5 и 378729 по двум краям. А все то же РГАЭ [6] дает смертность 227082 (Саратовский и Сталинградский края, на которые разделили в 1934 году Нижне-Волжский край) и 315426 (Средне-Волжский с 1934 Куйбышевский край). И снова упс! Ошибочка в завышении смертности Кондрашиным на чуть более 89 тыс. (уж, извините, 0,5 человек не учли). А вот если посчитать не «убыль от смертности», а прирост (родилось минус умерло), как это при демографических исследованиях и делается, тогда, действительно, получим самую настоящую убыль по Поволжью в 33109 (прописью: минус тридцать три тысячи сто девять человек) за 1933-34 года. И не надо было бы некое «убыль сельского населения в результате падения уровня рождаемости» считать. Кстати, как ее считали, от какой начальной величины, в статье нет ни слова, видимо, читатель сам догадаться должен. Но, видать, «маловато будет» (с) в глазах доктора исторических наук 33 тысячи, нужен был только хардкор, только миллионные потери.
Следующий момент - «Уход в города, расположенные в границах края». И возникает вопрос: а что, сельское население в соседние регионы не выезжало? И почему представлены данные только за 1933 год? Считаем же баланс населения до 1 января 1935. Или в 1934 году никто в Поволжские города из сел не приезжал? Ну, хорошо, любительница таких расчетов В.Б. Жиромская выложила документы по механическому движению населения за 1933 год. Кстати, в сборнике документов, в котором Кондрашин ответственным редактором являлся. Считаем [7]. Средне-Волжский край: в города с населением 100 тыс. жителей и выше прибыло из сел 43676 человек, в прочие: индустриальные города - 8911, в неиндустриальные - 21548, суммарно получается 74135. Сталинградский край: города с населением 100 тыс. жителей и выше - 52771, в неиндустриальные - 798, итого - 53569. Саратовский край: 26262 человека прибыло в Саратов и еще 4383 - в неиндустриальные города, итого - 30645. В сумме по Поволжью - 158349. И нова, упс! У Кондрашина получилось 124817. Правда, там еще одно число в скобочках есть с двумя звездочками в виде пометки - 156100. Правда, без объяснений, что за звездочки и что это посчитано по таблице 5. Хотя в 5 таблице еще и другие регионы учитываются. И получается, что в поволжские города еще больше должно было приехать, чем Кондрашин посчитал.
Вот такая вот историческая альтернативная российская математика поволжского голода.
Но и это еще не все. Проходит еще четыре года и появляется новая публикация. Борец с украинскими фальсификациями «голодомора» печатает,, правильно, в украинском сборнике новый вариант расчетов по Поволжью. Так сказать, освящает своим участием голодоморный украинский междусобойчик, поднимая его до международного уровня. Ну, или Штирлиц в «Фолькишер беобахтер» решил напечатать правду о нацистских бреднях, ага.
И снова появляются районы: «…изученные автором в 65 районных и 5 областных архивах ЗАГС Поволжья и Южного Урала книги записей актов о смерти и рождении. В них зафиксирован факт резкого роста уровня смертности и одновременно падения рождаемости в 1933 году по всей территории региона по причине голода…» [8, с. 250]. И снова восемьдесят пя-а-а-а-а-ать…
И снова таблички, которыми для сравнения показывается, что в Поволжье было так же плохо, как и в УССР, все те же мантры о злобных большевиках, выкачивающих, гнобящих. В общем, повторение тех же мантр и переписывание уже опубликованного, изящно называемый рерайтинг. «Скучно, девочки» (с)
Но появляются новые расчеты демографических потерь за 1932-33 гг. (с. 254):
Прямые потери (жертвы голода)
Зарегистрированная сверхсмертность 269392
Незарегистрированная сверхсмертность в сельских районах, охваченных учетом ЗАГС 40408
Незарегистрированная сверхсмертность на территории, не охваченной учетом ЗАГС 20215
Всего 330015
Косвенные потери (недобор рождений)
Неродившиеся в 1933-1934 годах по причинам смерти потенциальных родителей, снижения репродуктивных возможностей голодающего населения, оттока детородного населения в ходе стихийной миграции 131989
Прямые и косвенные потери/ Сумма 462004
И снова погнали по цифрам. У нас появляется «зарегистрированная сверхсмертность». Но нигде не указано, как ее считали. Какая смертность нормальная-то? Только комментарий, что она «…несколько увеличиться она должна, если за исходный уровень «нормальной смертности» будет взят 1928 год…». Ага, не 1928 - но какой же? «Имя сестга, имя!!!?»
Ладно, попробуем предположить, что взята смертность 1931 года как «нормальная». Смотрим опять в РГАЭ [9, Л. 19] и получаем, что по Средне-Волжскому краю умерло 150857 человек, а по Нижне-Волжскому - по неполным данным 94738 человек. Далее, за 1932 [9, Л. 20] это 143799 и 109100 человек, соответственно. А за 1933 год - 235666, а также 169815 и 81842 (Саратовский и Сталинградский край, соответственно - считали-то в 1934, когда Нижне-Волжский край уже разделили).
За 1932 год получается «сверхсмертность» 7304 человек. Кстати, по Средне-Волжскому краю число умерших в 1932 году меньше, чем в 1931 - такой вот голод. А по Нижне-Волжскому рост зарегистрированных смертей вполне можно объяснить тем, что учет стал лучше и данные в 1932 г. стали полнее. Может, именно поэтому в разобранной выше статье [3] население начали с 1 января 1933, а не 1932 г. считать?
За 1933 год получается «сверхсмертность» 241728 человек. С учетом 1932 года почти совпало, а разницу в плюс чуть больше 20 тыс. человек у Кондрашина спишем на разные архивные источники. Вот только остается вопрос - а все ли они от голода умерли? А ответа нет, поскольку нет анализа диагнозов, а есть только предположения, что «наиболее вероятно», поскольку актовые записи с голодными смертями нашли (сколько этих записей - выше уже демонстрировалось). Недоучет рожденных, судя по всему, так же считали - лень уже было проверять.
Но теперь еще появляется две «незарегистрированные сверхсмертности» - на охваченных территориях (недоучли) и на неохваченных территориях (не учитывали вообще). И вот тут становится совсем интересно, поскольку опять нет расчетов, как ее определяли. Зато можно вернуться к предыдущей статье, в которой как раз недоучет был посчитан. И так, Кондрашин [3, с. 107] взял за 1933 год помесячные данные по неохваченному учетом населению и умножил их на среднегодовые показатели смертности, после чего получил число умерших на неохваченных территориях (38409 человек по всему Поволжью). Кстати, этот самый недоучет от не охвата составляет 8% от всей смертности в 1933 году. После чего была рассчитана «сверхсмертность» - 16973. Вот только ни одно из этих чисел с представленными «незарегистрированными сверхсмертями» не совпадает. Или еще не охват 1932 год прибавили? Тайна сия великая есть. Так что вопрос, как считалось, остается открытым.
И главный вопрос - а зачем вообще это нужно было считать? На каком основании Кондрашин предполагает, что их потом советские статистики недосчитали? Напоминаем, пан Ефименко из Украины что-то писал, насчет недоучетов, только
впросак попал со своими расчетами , поскольку по документам все недоучеты учли и не охваты досчитали. Так что, возможно стоило бы Кондрашину в РГАЭ внимательно посмотреть?
В конце концов - вот как так можно? Один объект - и совсем разные цифры. Как в анекдоте: хорошая болезнь склероз, каждые пять минут что-то новое узнаешь. И самое удивительное то, что хоть как-то вменяемые цифры среди всего этого альтернативно математического чуда, опубликованы в насквозь голодоморном украинском издании.
Ну и получается у нас все тот же вывод. И чем принципиально отличается современная российская голодоморная наука от украинской? А практически ничем. Все тот же антисоветизм и альтернативная математика в угоду текущему моменту.
1. Кондрашин В.В. Голод 1932-1933 годов в деревнях Поволжья «Вопросы истории», № 6, 1991. С. 177
2. Кондрашин В.В. Голод 1932-1933 годов: трагедия российской деревни. М.: РОССПЭН, 2008. 519 с.
3. Кондрашин В.В. Голод 1932 - 1933 гг. в Поволжье и на Южном Урале // Научно-публицистический журнал «Центр и периферия», 2009 № 3. с. 102-109
4. РГАЭ 4372.31.335.30
5. РГАЭ 4372.31.335.32
6. РГАЭ 1562.329.256.21-22
7. Голод в СССР. 1929-1934: В 3 т. Т. 3: Лето 1933 - 1934. Отв. составитель В.В. Кондрашин. - М.: МФД, 2013. с. 677-678
8. Кондрашин В.В. Голод 1932-1933 годов в Поволжье // Голод в Україні у першій половині ХХ століття: причини та наслідки (1921- 1923, 1932-1933, 1946-1947): Матеріали Міжнародної наукової конференції. Київ, 20-21 листопада 2013 р. - К., 2013. с. 249-255.
9. РГАЭ 1562.329.256