Пять рублей девке калашнице или Анекдот сенатора Лопухина.
В 1800 году проведена была сенаторская ревизия Вятской губернии - сенаторами Матвеем Григорьевичем Спиридовым и Иваном Владимировичем Лопухиным. Лопухин в своих воспоминаниях ("Записках") кроме общего рассказа о ревизии в губернии приводит и анекдот о пяти рублях, подаренных им калашнице. Что из этого подарка вышло, читайте ниже.
"Надобно только рассказать еще анекдот в той же Вятке лично со мной случившийся, - и смешной - и достойный внимания по отношению к нравам народным.
В городе Вятке, который тогда по крайней мере похож был больше на богатое село нежели на губернский город, [есть] обычай у поселянских девок торговать калачами, булками, пряниками и всякой мелочью. Оне сидят все рядом в лубочных своих лавочках, которые называются там балаганами, и их несколько десятков, может быть и под сотню. В пеших своих прогулках часто я покупал у них калачи или булки, давая им всегда по нескольку копеек лишних. Однажды, покупая у одной из них, девки лет восемнадцати, не красавицы, однако лица приятного, и приметив из разговора с ней, что она отменно не глупа, подарил я ей на расторжку пятирублевую бумажку. Девка очень обрадовалась. Пять рублей калашнице капитал.
На другой день поутру сказывают мне, что пришел мужик, имеющий нужду говорить со мной. Я его к себе позвал. Мужик в слезах мне в ноги: "Помилуй батюшка, спаси дочь мою; ты погубил ее - она хочет удавиться или в Вятку (реку) броситься. Вчера ты ей пожаловал пять рублей, так все девки товарки ее, целый день ей житья не давали: "Ты была у сенатора, да и только, за что ж бы ему пожаловать тебе пять рублей?" Дочь моя воит, в удавку лезет, не можем уговорить ее, мать от нее не отходит".
Смешно правда мне было подозрение меня в таком молодечестве, однако тревога мужика с его семейством была для меня еще чувствительнее. "Неужели ты этому веришь? - говорил я ему. - Да если б дочь твоя была у меня, так я бы ей пять рублей или больше дал у себя, а не в балаганах при всех!" - "Родимый, - говорит мне мужик, - да кто этому поверит! Мы знаем, что неправда - да проклятые-то завистницы ее с ума сводят, а она девчонка молодая, глупая". "Помилуй, батюшка!" - кричит мой мужик, валяясь в ногах.
Даю ему деньги - не берет. Давал ему уже столько, что по состоянию его дочери могло бы составить изрядную часть ее приданого - мужик все не берет, а только кричит: "Помилуй, спаси дочь мою! Не быть ей живой: она удавится, не век сидеть над ней; а хоть и сидеть, то всё она сойдет с ума от печали".
"Что ж мне делать? - я говорю ему. - Не жениться же на ней. Я ей подарил от доброй души - а уж это несчастье, что с ней случилось. Дай мне подумать, авось как-нибудь поправим: приди ко мне завтра". И насилу уговорил я его отойти от меня до завтра.
Между тем, видя такое безпритворное огорчение, и находя себя, хотя невинного, однако причиной ему, был я очень неравнодушен. Думал и не знал, чем поправить. Денег не пожалел бы я, и много, да целомудренной калашнице с отцом ее ничего было не надобно. Вдруг пришла мне мысль, которой исполнение всё дело исправило.
Послал я в казенную палату несколько сот рублей разменять на пятирублевые ассигнации, и пошед прогуливаться, всякой девке торговке подарил по пятирублевой бумажке на расторжку же. Отец отчаянной калашницы пришел ко мне на другой день - не с тем уже, чтоб толковать о том, как уладить наши хлопоты, а благодарить меня, что успокоил я дочь его. "Бог тебя надоумил, родимый, - говорит он мне, однако со слезами радости. - Теперь уж ее не дразнят! Все девки веселы и с нею ватажатся; и никто уж на нее ничего не думает, а всяк говорит, что ты это жалуешь только из милости".
(Записки из некоторых обстоятельств жизни и службы действительного тайного советника и сенатора И.В. Лопухина, составленные им самим. Лондон, 1860. С.98-100.)
"Надобно только рассказать еще анекдот в той же Вятке лично со мной случившийся, - и смешной - и достойный внимания по отношению к нравам народным.
В городе Вятке, который тогда по крайней мере похож был больше на богатое село нежели на губернский город, [есть] обычай у поселянских девок торговать калачами, булками, пряниками и всякой мелочью. Оне сидят все рядом в лубочных своих лавочках, которые называются там балаганами, и их несколько десятков, может быть и под сотню. В пеших своих прогулках часто я покупал у них калачи или булки, давая им всегда по нескольку копеек лишних. Однажды, покупая у одной из них, девки лет восемнадцати, не красавицы, однако лица приятного, и приметив из разговора с ней, что она отменно не глупа, подарил я ей на расторжку пятирублевую бумажку. Девка очень обрадовалась. Пять рублей калашнице капитал.
На другой день поутру сказывают мне, что пришел мужик, имеющий нужду говорить со мной. Я его к себе позвал. Мужик в слезах мне в ноги: "Помилуй батюшка, спаси дочь мою; ты погубил ее - она хочет удавиться или в Вятку (реку) броситься. Вчера ты ей пожаловал пять рублей, так все девки товарки ее, целый день ей житья не давали: "Ты была у сенатора, да и только, за что ж бы ему пожаловать тебе пять рублей?" Дочь моя воит, в удавку лезет, не можем уговорить ее, мать от нее не отходит".
Смешно правда мне было подозрение меня в таком молодечестве, однако тревога мужика с его семейством была для меня еще чувствительнее. "Неужели ты этому веришь? - говорил я ему. - Да если б дочь твоя была у меня, так я бы ей пять рублей или больше дал у себя, а не в балаганах при всех!" - "Родимый, - говорит мне мужик, - да кто этому поверит! Мы знаем, что неправда - да проклятые-то завистницы ее с ума сводят, а она девчонка молодая, глупая". "Помилуй, батюшка!" - кричит мой мужик, валяясь в ногах.
Даю ему деньги - не берет. Давал ему уже столько, что по состоянию его дочери могло бы составить изрядную часть ее приданого - мужик все не берет, а только кричит: "Помилуй, спаси дочь мою! Не быть ей живой: она удавится, не век сидеть над ней; а хоть и сидеть, то всё она сойдет с ума от печали".
"Что ж мне делать? - я говорю ему. - Не жениться же на ней. Я ей подарил от доброй души - а уж это несчастье, что с ней случилось. Дай мне подумать, авось как-нибудь поправим: приди ко мне завтра". И насилу уговорил я его отойти от меня до завтра.
Между тем, видя такое безпритворное огорчение, и находя себя, хотя невинного, однако причиной ему, был я очень неравнодушен. Думал и не знал, чем поправить. Денег не пожалел бы я, и много, да целомудренной калашнице с отцом ее ничего было не надобно. Вдруг пришла мне мысль, которой исполнение всё дело исправило.
Послал я в казенную палату несколько сот рублей разменять на пятирублевые ассигнации, и пошед прогуливаться, всякой девке торговке подарил по пятирублевой бумажке на расторжку же. Отец отчаянной калашницы пришел ко мне на другой день - не с тем уже, чтоб толковать о том, как уладить наши хлопоты, а благодарить меня, что успокоил я дочь его. "Бог тебя надоумил, родимый, - говорит он мне, однако со слезами радости. - Теперь уж ее не дразнят! Все девки веселы и с нею ватажатся; и никто уж на нее ничего не думает, а всяк говорит, что ты это жалуешь только из милости".
(Записки из некоторых обстоятельств жизни и службы действительного тайного советника и сенатора И.В. Лопухина, составленные им самим. Лондон, 1860. С.98-100.)