75 лет назад завершилась Великая Отечественная, о важнейших событиях которой советским людям рассказывало Советское информбюро
(СИБ), созданное на третий день после начала войны.
Почему большинство его сообщений составлял и редактировал лично Сталин? Насколько достоверно в сводках Совинформбюро отражались вести с фронта и где проходила грань между информированием населения и официальной пропагандой? Почему работа на зарубежную аудиторию для главного рупора Кремля оказалась малоэффективной, а его фактического начальника после войны расстреляли? Обо всем этом «Ленте.ру» рассказали авторы недавно вышедшей в издательстве «Евразия» книги «Власть, информация, общество: их взаимосвязи в деятельности Советского информбюро в условиях Великой Отечественной войны» - ведущий архивист Центрального государственного архива историко-политических документов Санкт-Петербурга Олеся Баландина и доктор исторических наук, профессор Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена Александр Давыдов.
«Лента.ру»: На какие архивно-документальные источники об информационно-пропагандистской политике СССР во время Великой Отечественной войны вы опирались, когда писали книгу?
Александр Давыдов: Наша монография о деятельности Совинформбюро в военные годы составлена на основе изучения огромного количества документов, обнаруженных в фондах многих государственных архивов Петербурга и Москвы, которые мой соавтор - молодой и талантливый научный сотрудник и архивист Олеся Баландина - целенаправленно собирала на протяжении восьми лет. Поэтому у нас и получился такой основательный труд, которым я, не скрою, очень горжусь.
Олеся Баландина: Основной комплекс источников был найден в фондах пяти московских архивохранилищ. Значительная часть документов, относящихся к деятельности советской партийно-государственной верхушки, до сих пор засекречена. Однако многое доступно исследователю в архивных фондах ЦК КПСС, Совинформбюро, секретаря ЦК А. С. Щербакова и других. В фонде Сталина особый интерес представляла принадлежавшая Иосифу Виссарионовичу правка текстов. Это листки бумаги с надписями, сделанными от руки поверх напечатанных на машинке строчек, а также на полях. Особой удачей стало неожиданное обнаружение неизвестного ранее фонда партийной организации Советского информационного бюро.
Кстати, насчет сталинских правок. Из вашей книги я с удивлением узнал, что вождь лично вычитывал и редактировал все сводки Совинформбюро перед их обнародованием. Неужели во время войны ему больше заняться было нечем?
Александр Давыдов: Все сообщения (говоря иначе - сводки) Совинформбюро на каждом этапе Великой Отечественной войны представляли информационно-пропагандистские доминанты. Сталин действительно лично правил эти тексты. В воспоминаниях описано, что маршалы Жуков и Василевский подолгу ожидали в приемной, пока Верховный главнокомандующий закончит редактирование очередной сводки. И дело не просто в том, что вождь придавал большое значение идеологической обработке населения. Сводки представляли собой своего рода канонические тексты.
- То есть?
- Формулированные в них шаблоны в обязательном порядке тиражировались каждым СМИ. В итоге именно посредством сообщений Совинформбюро Сталин управлял абсолютно всей официальной информацией и пропагандой. При этом сведения и известия альтернативной направленности, кроме слухов, до народа не доходили, поскольку одновременно с созданием Совинформбюро 24 июня 1941 года был опубликован указ о сдаче государству всех радиоприемников.
Из сводки Совинформбюро за 28 июня 1941 года: "В течение 28 июня наши войска, отходящие на новые позиции, вели упорные арьергардные бои, нанося противнику большое поражение. В боях на ШАУЛЯЙСКОМ направлении наши войска захватили много пленных, значительное количество которых оказалось в состоянии опьянения. На МИНСКОМ направлении войска Красной Армии продолжают успешную борьбу с танками противника, противодействуя их продвижению на восток.По уточнённым данным, в боях 27 июня на этом направлении уничтожено до 300 танков 39 танкового корпуса противника..."
Реальная ситуация к 28 июня: Каунас был захвачен 23 июня, Вильнюс - 24 июня, 26 июня были захвачен Даугавпилс, 29 июня - Паневежис и Лиепая. Буквально за 4 дня войны вермахт уже контролировал почти всю территорию Литвы. Учитывая, что 8-я танковая дивизия вермахта к исходу 25 июня подошла к латвийскому городу Даугавпилс, получается, за 4 дня от границы она двигалась в среднем со скоростью 85-90 км в сутки. Невероятный темп наступления! Наверняка так быстро могли наступать только "пьяные". Минск был взят "разгромленным полностью" 39-м танковым корпусом Гота именно 28 июня.
- Каким товарищ Сталин был редактором?
- Работая с обнаруженными в архивном фонде Сталина автографами вождя, мы отыскали собственноручную правку Иосифом Виссарионовичем текстов Совинформбюро. По многим показателям, приведенным в нашей книге, видно: цифры брались с потолка, но все равно они становились для советских газет и журналов истиной в последней инстанции. Данные о немецких потерях вождь чаще всего завышал, однако нередко и занижал.
Задумавшись о том, почему Сталин так произвольно и при этом бессистемно обращался с цифрами, мы пришли к выводу, что данные сводок выступали средством поощрения или порицания генералов. Если военачальник оказывался в фаворе - сводки сообщали о серьезных потерях, нанесенных врагам его войсками; если он попадал в опалу - его лишали боевых достижений. Правда, иногда возникает ощущение, что Сталин изменял цифры в сводках, чтобы просто как-то маркировать свое участие.
Что касается редакторских навыков вождя, то он любил сокращать тексты. Например, часто урезал перечисление захваченных трофеев, которым так увлекались генштабовские составители сводок. Еще Сталин предпочитал усиливать эмоциональную сторону «сибовских» сообщений, добавляя в них такие словосочетания, как «кровь за кровь, смерть за смерть».
- Получается, сводки Совинформбюро были отражением сталинского взгляда на войну?
- Не думаю. Вряд ли Сталин и другие советские руководители обманывались относительно повседневной жизни. В нашей книге приведены найденные в фондах архивов документальные материалы, подтверждающие осведомленность вождя о суровой фронтовой реальности.
Но советские информационные материалы (и не только этого времени) - парадоксальное явление. Даже в самые кризисные периоды они сохраняли дистиллированную оптимистичность.
Но здесь далеко не все просто, и речь не идет о примитивном искажении реальности. Нельзя оценивать информацию того времени только с нравственных позиций: правда - ложь, добро - зло, хорошо - плохо.
- А как же ее следует оценивать?
- Нужно понимать, что на самом деле в Великую Отечественную войну верховная власть оставалась в первую очередь зацикленной на коммунистической идеологии. Сталин и его команда исходили из непреложности догматов об исключительной прогрессивности социалистического общества и реакционности любого другого. Аргументация образцовости советского социума как раз и обусловливала тотальное искажение фактов.
Сталин исходил из принципа исторического оптимизма, потому и сводки сохраняли оптимизм на самых кризисных этапах военной истории. Сомнений, нравственных метаний у фальсификаторов правды не возникало. В результате та война, которая отражалась в сводках, фактически представляла собой симулякр - образ, подменивший реальность и ставший первичнее ее.
К сожалению, соображения практики сплошь и рядом в расчет не принимались. Например, не полагалось одобрительно отзываться о капиталистическом мире, и потому информация о западной помощи Красной армии преподносилась в самом урезанном виде. В итоге обиженные английские и американские фонды зачастую прекращали сбор средств для Советского Союза. То есть идеология нередко оборачивалась против победы.
- Сводки Совинформбюро в книге вы назвали атрибутами советский мифологии, в которых «о правде речи быть не могло». В то же время вы оговорились, что «не стоит обвинять официальное информирование в лживости». Но нет ли тут противоречия? Соблюдало ли Совинформбюро необходимый баланс между информированием народа и пропагандой?
- Официальная система информирования в полной мере соответствовала канонам советской мифологии и в этом смысле была лживой. Вместе с тем встает вопрос: так ли она была порочна в тех катастрофических обстоятельствах? Ведь никто из большевиков не забывал времена Первой мировой войны, когда в условиях вражеского наступления на отечество российская интеллигенция жестко и порой несправедливо критиковала верховную власть. Эти воспоминания подталкивали организаторов Совинформбюро к проведению единообразной политической линии. Поэтому все сводки и вообще материалы прессы были выдержаны в неизменном оптимистическом тоне, о чем я уже говорил.
Однако недостатков у такой системы было больше, чем достоинств. Разумеется, никто не говорит о необходимости раскрывать все карты перед населением в условиях жестокой войны. Тем не менее держать общественность в курсе основных событий - священная обязанность государства.
На практике простые люди от власти или ничего не узнавали о павших городах, или узнавали намного позже. Даже находившийся в блокаде Ленинград, как вся страна, мало что знал из газет или от радио об этой блокаде, об угрозах и вызовах, о голоде и холоде. Или другой факт, который приводится в книге, - доверие ленинградцев к оптимистичному настрою официальной информации в первые месяцы войны привело к нежеланию многих из них эвакуироваться, что потом сильно усугубило ужасы блокады.
Теперь что касается лживости. Для большевиков информация считалась важнейшим рычагом организации социалистического общества. Социализм для сталинской команды - не абстракция, а уже существующая в СССР абсолютная реальность. Социализм для нее - это не общество счастливых мещан, а рационально организованный в результате правильного и последовательного управления социум. Такой подход в полной мере воплотился в деятельности Совинформбюро. Если это понять, то все, включая не имевшую соприкосновений с жизнью фальсификацию сведений, встает на свои места. Война для Сталина никак не могла быть поводом к отступлению от идеологем.
- Вы указывали, что «на протяжении очень продолжительного периода после 22 июня не происходило адекватной требованиям всенародной отечественной войны перестройки информационной политики». Почему советскую информационную политику вплоть до лета 1942 года вы называете страусиной?
- А как иначе ее охарактеризовать? И верховной власти, и народу быстро стало ясно, что страна оказалась в чрезвычайно тяжелой ситуации, однако никакого представления об этом газеты, журналы и радио не давали. Лекторы-пропагандисты в своих выступлениях перед публикой тоже пересказывали сообщения Совинформбюро.
В книге приведены факты, указывающие на самовольное приукрашивание политработниками и без того фантастических сюжетов. Пропагандисты говорили, например, о боевом корабле, продолжавшем вести бой и после того, как немецкие самолеты сбросили на него тысячи бомб.
По воспоминаниям ответственного секретаря Совинформбюро В. Кружкова, Сталин «… не щадил немцев». Именно от него исходила инициатива изображения войны в эпическом контексте. Кружков далее рассказывал: «Если по сводкам посчитать все потерянные противником самолеты, танки, корабли, оружие и людские силы, то ни в Германии, ни в захваченной ею Европе не осталось бы ни людей, ни техники уже к середине войны». Подобная информационно-пропагандистская парадигма должна быть признана противоестественной, если не принять во внимание сформулированные выше идеологемы, во власти которых находились вождь и его команда.
- О чем же тогда говорилось в сводках в первые месяцы войны?
- В них неизменно проявлялся интернационально-классовый догматизм, совершенно неуместный в условиях отечественной войны. Это выразилось прежде всего в изображении армии врага в виде орды, расколотой на враждебные группы. В 1941 году сводки и пресса приводили материалы, рассказывавшие о том, как гитлеровские офицеры приковывали своих солдат к танкам и пулеметам. В центральной газете даже разместили фотографию цепей для приковывания.
В дальнейшем лейтмотивом сообщений Совинформбюро была информация о быстро распространявшихся в германских вооруженных силах (да и в целом во всем рейхе) голоде, социальной розни, массовом недовольстве начальством. Организованного, сильного и опытного врага, с которым красноармейцам приходилось тогда в реальности встречаться на фронте, в сводках и на страницах журналов и газет не было.
- Как я понял из вашей книги, печально известная московская паника 16 октября 1941 года тоже стала косвенным результатом недоверия к официальной информации в условиях катастрофического положения на фронте.
- До перелома в войне (на рубеже 1942-1943 годов) информирование граждан осуществлялось по такому алгоритму: мельком упоминали об «оставленной» местности, потом в нескольких сводках писали исключительно о героических проявлениях и о неисчислимых потерях гитлеровцев, однако следующий указанный в сводке захваченный врагом город неожиданно оказывался расположенным далеко на востоке. Причем немцев, судя по сообщениям Совинформбюро, в 1941 году перебили столько, что объяснить продолжение войны можно было только волшебством.
Вместе с тем и после 1941 года Совинформбюро миллионами «истребляло» неприятеля. Поэтому неудивительно, что введенные в замешательство граждане легко поддавались паническим настроениям. В самые тяжелые дни обороны Москвы в середине октября 1941 года это закономерным образом привело к беспорядкам в городе. В столице тогда уже никто не верил советской власти, все побежали на восток, на улицах было немало пьяных, а магазины громили мародеры.
- В начале беседы вы упомянули о слухах как важном феномене массового сознания в годы войны. Как следует из книги, они чаще всего возникали из-за попыток людей самостоятельно толковать сводки Совинформбюро и читать между строк. Когда народ научился правильно понимать их эзопов язык?
- Советский народ (по крайней мере, проживавший в городах) учился в течение тридцатых годов смотреть на действительность глазами Сталина и его соратников. Те, кто выражал сомнения в идеологемах - социалистического строительства, авангардной роли компартии, прогрессивности и мощи советского государства и слабости социально-расколотого капиталистического общества, - либо погибали в лагерях, либо становились изгоями и маргиналами.
Однако с началом Великой Отечественной войны все пошло под откос. Многие люди перестали доверять официальной информации и жили только слухами. Самый распространенный из них был выдержан в духе предвоенных шапкозакидательских настроений: что якобы Сталин и Красная армия намеренно заманивают фашистов вглубь территории страны для последующего разгрома.
- Как Кутузов в Отечественную войну 1812 года.
- Да, в происходящем советские граждане пытались найти хоть какую-то логику. Но примерно с осени 1941 года в общественном мнении стало преобладать недоверие к содержанию сообщений Совинформбюро. Им становилось ясно, например, что замалчивание о событиях на каком-то из важных участков фронта свидетельствовало о произошедшей там катастрофе (в частности, окружении и разгроме наших войск под Харьковом в мае-июне 1942 года). Кстати, имеется очень серьезное исследование о слухах и их роли в изучаемый период. Это книга профессора Владимира Леонидовича Пянкевича «Люди жили слухами».
Судя по советской пропаганде, Красная армия воевала с кончеными дебилами
- Многие ваши коллеги-историки считают, что к началу войны советское общество было крайне неоднородным. Как разные категории граждан СССР воспринимали получаемую от Совинформбюро информацию?
- Это довольно сложный вопрос. Социальная структура советского общества относится к числу малоизученных тем. В основном мы можем судить о позиции интеллигенции, поскольку ее представители чаще всего вели дневники или писали мемуары. Думается, на первом этапе войны (до конца 1942 года) большинство интеллигентов совершенно не доверяло Совинформбюро. Доминантой их дневниковых записей выступает обличение, при этом его было так много, что в отношении многих из них можно говорить о компульсивном расстройстве личности.
Вторая - меньшая, но более психологически здоровая часть граждан - попросту абстрагировалась от всяких газет и репродукторов, занимаясь своим делом. Третья часть оставалась в плену интернационалистских иллюзий и с нетерпением ожидала революции в Германии. Что касается завершающих этапов войны (с 1943 года), в это время люди перестали высказывать возмущение сводками. Советские войска успешно наступали, тем самым устраняя вопиющее противоречие между слухами и сообщениями Совинформбюро. И хотя граждане по-прежнему не доверяли официальным сводкам, однако смирились с ними и относились к ним как к неизбежному злу.
В самом деле, питать доверие к сводкам было затруднительно, ибо они на всех этапах войны сообщали не о реальных ее коллизиях, а почти исключительно о неслыханном героизме советских людей и о чудовищных потерях фашистов. Каждый раз в сводках приводилось до десятка таких героических эпизодов. Сюжеты были в большинстве случаев однотипны: «самолет протаранил… боец забросал гранатами… строчил пулемет, немцы выскакивали из окон…» По мнению Сталина и его сподвижников, советских людей могли вдохновить исключительно патетические и однотонно повторяющиеся эпизоды.
- Иными словами, разные слои общества реагировали на сводки по-разному?
- Понимаете, общество с конца 1920-х годов подверглось радикальной реконструкции, а его прежняя социальная дифференциация была не просто размыта, а стерта. К слову сказать, именно в этом до сих пор кроется одна из ключевых проблем нашей страны. В сталинское время четкое разделение социума было применимо главным образом к городу и селу. Вопрос о деревенских жителях - большей части населения - в интересующем нас контексте не исследован, поскольку отсутствуют документы. Советская деревня оказалась надолго маргинализована сплошной коллективизацией и налаживанием системы так называемых «обязательных поставок» продовольствия и технических культур.
Тяжелый и изнурительный труд в колхозах и на своих участках не создавал условий для приобщения к информации. Сельчане во многом жили слухами. Может быть, это не очень плохо, поскольку не помешало именно им - людям с крестьянской привычкой к лишениям и испытаниям - в развалинах Сталинграда, рассыпавшись на тысячи штурмовых групп и оставшись без генеральского надзора, разгромить фашистскую армаду. Правда, случилось это только к началу 1943 года, когда враг дошел до Волги, проделав путь на восток почти в две Франции.
- Сейчас, с высоты нескольких десятков лет после Победы, как вы можете оценить эффективность информационной политики советской власти в годы войны, особенно на ее первоначальном этапе? Она помогала сплотить людей или наоборот, лишь мешала?
- Что касается городского населения, то о восприятии сообщений Совинформбюро интеллигентами я только что говорил. Конечно, компромисс общества с властью возник, но далеко не сразу и все-таки в первую очередь он стал результатом осознания страшной фашистской угрозы, а не итогом признания правдолюбия верховной власти.
- Как Совинформбюро участвовало в информационной войне с геббельсовским Министерством пропаганды нацистской Германии?
- Оно и создавалось в том числе в целях противодействия Министерству пропаганды нацистской Германии. Фактический руководитель Совинформбюро (хотя официально он числился заместителем начальника) Соломон Абрамович Лозовский был обеспокоен распространенным на Западе соотнесением его с Геббельсом. Поэтому свои пресс-конференции перед иностранными корреспондентами Лозовский всегда начинал с разоблачений, как он сам говорил, «тысячи и еще одной лжи» своего германского визави. В сводках и на пресс-конференциях постоянно приводились выдержки из немецких изданий, которые использовались как повод для изобличения фашистских фальсификаций.
Развернутая СИБ контрпропаганда не отличалась разнообразием форм. Совинформбюро разрабатывало материалы, которые транслировались советскими и английскими радиостанциями, работавшими на Германию и оккупированные ею страны. Иногда переведенные на немецкий язык сводки передавались на передовой линии через репродукторы - таким образом предполагалось распропагандировать вермахт.
- Было ли на этом фронте контрпропаганды взаимодействие с союзниками по антигитлеровской коалиции?
- Такие попытки предпринимались уже на завершающем этапе войны. Тогда для развертывания антифашистской пропаганды на территориях, освобождавшихся союзниками, в Лондоне образовался Комитет координации политической и психологической войны. Представители Совинформбюро приняли участие в нескольких его заседаниях. Однако Сталин, министр иностранных дел Молотов и глава Совинформбюро Щербаков не нашли общего языка с англо-американской стороной относительно выработки общих принципов послевоенного устройства Германии.
Соответственно, не возникло согласия и относительно организации совместной пропагандистской обработки немецкого населения. Существовали разногласия и по поводу требований союзников адекватно расширить их информационное воздействие на СССР, поэтому участие советских представителей в работе лондонского комитета почти сразу прекратилось. Приоритетной установкой советского руководства была нейтрализация любых каналов проникновения западного мира в СССР.
- И в то же время с конца 1942 года Совинформбюро стало больше ориентироваться на работу с зарубежной аудиторией. Почему?
- Международный аспект в деятельности Совинформбюро тогда выдвинулся на первый план из-за того, что к этому времени была преодолена информационная изоляция Советского Союза, ставшая к 1941 году результатом сталинской предвоенной внешней политики. К концу 1942 года Совинформбюро сумело наладить многообразные контакты с западными СМИ. Было решено использовать эти наработки для идеологического наступления. Выделялись серьезные деньги на подготовку Советским информбюро десятков тысяч материалов, а также и на обнародование их перед иностранной аудиторией путем размещения в западных средствах массовой коммуникации. Для продвижения материалов за рубеж использовались возможности посольств, действовали представители и подразделения Совинформбюро за границей. Наудачу направлялись тысячи «статей» (так в Совинформбюро назывались любые материалы) из Москвы в редакции иностранных изданий.
Актуальными информационными поводами часто становились либо описание страданий жертв войны, либо повествование о героизме Красной армии. Такие две темы не могли не затронуть сердца миллионов людей во всем мире. При этом следовало торопиться: на одном из совещаний особо отмечалось, что после разгрома фашизма станет невозможно апеллировать к освободительной миссии Красной армии.
Совинформбюро поручалось решать благородную задачу формирования положительного образа отечества за рубежом. Коллизия состояла в том, что при этом следовало воспользоваться удачным моментом и создать плацдарм для развертывания пропагандистского наступления социалистического государства в послевоенном мире. Именно идеологический диктат не позволил особенно преуспеть в этом деле.
- Почему?
- Совинформбюро предписывалось представить советское государство со всеми его атрибутами в исключительно привлекательном виде. Получались «сибовские» статьи-басни, которые зачастую не устраивали избалованных информационным многообразием западных читателей и радиослушателей. В то же время Совинформбюро на бесконечных заседаниях и совещаниях годами вело бессмысленную борьбу за так называемое «качество статей». Существовала не очень большая группа талантливых «сибовских» авторов, которым верховная власть позволяла публицистические вольности и в отдельных случаях даже освобождала от цензуры. Произведения Ильи Эренбурга, Василия Гроссмана, Михаила Шолохова, Веры Инбер, Константина Симонова и других пользовались на Западе немалой популярностью. Однако большинство статей советских сочинителей оставляло равнодушной зарубежную публику. Скорее всего, верховная власть ожидала от Совинформбюро большего.
- Именно поэтому в 1945 году Совинформбюро не удалось стать полноценным ведомством? Что предопределило его дальнейшее скатывание в третьеразрядный орган и кто потом стал его наследником?
- В сталинском окружении каждый из сановников лоббировал интересы своего ведомства. Мощное влияние Совинформбюро определялось авторитетом его официального начальника Александра Щербакова - любимца Сталина и секретаря ЦК ВКП (б), координировавшего всю идеологическую работу. Поэтому в начале 1945 года Лозовский носился с проектом превращения Совинформбюро в Министерство информации. Перед организацией открывались новые перспективы, однако 10 мая 1945 года Щербаков неожиданно умер. После этого звезда Совинформбюро и самого Лозовского стремительно закатилась (его вскоре сняли с должности, а в 1952 году расстреляли по сфабрикованному делу Еврейского антифашистского комитета). Центр информационно-пропагандистской деятельности постепенно переместился в Телеграфное агентство Советского Союза (ТАСС). Тем не менее СИБ просуществовало до 1961 года, когда на его базе образовалось Агентство печати «Новости» (АПН).
Источник:
https://weekend.rambler.ru/read/44287020/?utm_content=weekend_media&utm_medium=read_more&utm_source=copylink