Кулацкий промысел
Читаю «Строговых» в издании 1976 года. Книга, на мой взгляд, также не очень сильная, может потому, что автор родился в 1911 году и описывает сибирскую деревню, которую не вполне сам застал. Для нашего обсуждения пока разве что описание кулацкого бизнеса сгодится:
«Дружба Демьяна Штычкова с Евдокимом Юткиным началась в тот самый год, когда уходил Матвей Строгов в солдаты. Однажды, возвратившись из города, Евдоким позвал к себе Штычкова. Демьян робко вошел в дом Юткиных, перекрестился, загнусавил:
- Чай с сахаром!
- Чай пить с нами.
- Только было дело, - отказался Демьян.
- Садись, Минеич, разговор есть.
Демьян сбросил дубленый полушубок, несмело пролез за стол.
Была суббота. Выскобленные полы, застеленные половиками, придавали дому праздничный вид. В горнице у божницы тускло теплилась лампада. Пахло деревянным маслом и гущей.
За столом сидели: Евдоким, Марфа, их сыновья - Терентий и Прохор, хриповатый дед Платон. Когда Марфа подала Демьяну чай, Евдоким сказал:
- Разговор, Демьян Минеич, вот о чем. Подрядился я в город товар по тракту возить. Двенадцать саней должен я подать. А запряжных коней у меня, сам знаешь, восемь. Запрягай остальных. Заработок ладный.
Демьян охотно согласился.
С этого дня у Евдокима с Демьяном завязалась дружба - крепкая, прочная, как калмыцкий узел.
На другой год этой дружбы Евдоким и Демьян выстроили на паях маслобойку.
Приток подвод начинался по санному первопутку. До четвертой недели великого поста маслобойка работала почти беспрерывно. За переработку семян хозяева брали натурой. В погребах и подвалах Евдокима Юткина и Демьяна Штычкова появились кадки с постным маслом. Во дворах, у амбаров, кучами лежали плитки жмыха. Жмыхом откармливали свиней. Тяжелые туши, налитые белым жиром, сбывали в городе владельцам мясных лавок.
Вслед за маслобойкой Евдоким с Демьяном построили мельницу. В четырех верстах от села мужики запрудили речку, срубили амбар, втащили жернова, поставили мельничное колесо.
Прошел еще год.
Как-то осенью к Евдокиму Юткину на кровном жеребце приехал Селиван Голованов, купец второй гильдии.
Евдоким вылетел навстречу ему, босой, кудлатый, с новой, в серебряном окладе иконой и хлебом-солью на большом блюде.
- Убери эту деревяшку! - крикнул купец, кнутом указывая на икону.
- Как вашей милости угодно: все-таки мать божья…
- Настоящая мать божья на иконах старого письма, а это… с городских барынь малюют.
Купец был старовером.
В доме он выпил кружку квасу и объяснил цель своего приезда.
У купца контракт на поставку овса военному ведомству. Овса требуется много, - видать, война где-то затевается. Евдокиму прямой интерес увеличить посевы овса да, может, сбить на это еще кое-кого из богатых мужиков. Голованов готов выдать задатки и закупить весь урожай оптом по твердой, хорошей цене.
Евдоким был польщен приездом купца, а его предложение нашел выгодным. Вместе с Демьяном они обмозговали это дело и весной засеяли овсом все поля, какие можно было засеять.
И вот теперь у Штычковых и Юткиных работало почти все село. В покос, на поденщину, выходило по сто косцов. В страду овес убирали тоже чужие руки. Нанимали больше переселенцев. Нанимали всяко: поденно, подесятинно, сдельно. За день работы жнец получал плицу муки, пригоршню гороха и хозяйский харч. Рабочий день продолжался от зари дотемна.
Осенью ворота юткинского двора закрывались только на ночь. Днем сюда тянулись люди: одни возвращали взятые весной долги, другие приходили выручать заработки, третьи слезно просили пудовку-две хлеба взаймы до зимнего обмолота.
В эту пору под навесом около больших весов слышались брань, слезы, упреки. Обиженные мужики и бабы поминали бога, стращали им своего «благодетеля». В ответ по двору разносился свирепый голос Евдокима:
- Ты меня богом не стращай! Что мне бог? С богом у меня дружба. Дождь пройдет - мельница заработает. Ветер будет - ветрянка завертится. Вёдро будет - пчела меду натаскает. Снег будет - озимые не вымерзнут. Бог прогневается - свечку толстую в церкви поставлю.
Демьян Штычков чтил Евдокима, как родного отца. Пьянствуя вместе с Евдокимом, он часто говорил ему:
- Эх, Евдоким Платоныч, и пошто ты Нюрку за меня не выдал?
- Ты не горюй, Дема, мы с тобой и так родня. А Матюха - ну его к лешему, он таежный человек, не хозяин. Не будет Анне житья с ним, вот увидишь.
Они обнимались и пели песни. Напившись, Евдоким свирепел, бил работников, сноху, сыновей. Его связывали вожжами, укладывали на кровать.
…
Матвей не сразу разобрался в том, что произошло на селе за годы его отсутствия. Вначале он заметил только, что Юткины еще больше разбогатели. Но летом, часто бывая в селе и всякий раз навещая своего однополчанина - Антона Топилкина, с которым еще больше сдружился во время солдатчины, Матвей понял, откуда взялось богатство тестя. Половина села ходила в неоплатном долгу у Юткиных и Штычковых. Из бедняков, вроде Топилкиных, они выжимали последние соки».