История одного пришествия
Я - физик-экспериментатор, но эта история началась не в лаборатории. Cтудент попросил меня о разговоре со своим знакомым. Якобы, тот сильно заинтересовался нашими экспериментами. Мне не очень то хотелось удовлетворять чьё-либо любопытство, но тут был особый случай... Однако, обо всём по порядку.
Сидя у стеклянной стены на втором этаже кафе я играл в игру «предскажи траекторию». Внизу суетились такси. Казалось, что их пути случайны, но машины не сталкивались, не мешали друг другу. Они въезжали на площадь, не замедляя скорости плавно и причудливо изгибали траектории и как-то незаметно оказывались на другой улице или у дверей кафе и магазинов. Вообще-то, обычная картина с тех пор как людям запретили водить в крупных городах и управление транспортом полностью легло на нейросеть. Моя игра заключалась в попытке предугадать путь отдельно взятой машины, исходя из траекторий других. Удавалось не всегда, учесть столько факторов человеческому мозгу оказывалось трудно.
Я приподнял руку и в голове зазвучал приятный голос:
- Ещё кофейку? Повторить?
Я помедлил с ответом и голос уточнил:
- Поменьше корицы?
Голос, как всегда, угадал моё желание раньше, чем я сам его сформулировал. Через минуту симпатичная девочка, часто её здесь вижу, поставила рядом высокий бокал, улыбнулась как старому знакомому. Я благодарно кивнул в ответ. Люблю это кафе. Заказы конечно принимает компьютер, а вот обслуживают здесь живые люди. Дороговато, конечно, но надо помогать людям без особых навыков, хотя бы тем, кто хочет работать, а не просто жить на безусловный доход.
Отвлёкшись на мысли о социальной ответственности и на кофе, я чуть не пропустил машину, которая в назначенное время привезла к дверям кафе моего визави. Новенький личный дрон уже открыл дверь и, стараясь рассмотреть пассажира, я подумал, что недурно нынче живут главы религиозных сект. Своя машина в большом городе это очень дорого.
Я с любопытством повернулся к вошедшему в кафе человеку. На нём была оранжевая тога, какие носят вроде бы буддисты, на голове странной формы шапочка, завершали образ большие тёмные очки, которые он, впрочем, сразу снял.
- Эээ... святой отец? - начал я с сомнением.
- Ха-ха, да Кетцалькоатль с тобой, просто Максим, - засмеялся он, - давай по-простому.
- Давай, я Саша.
Мы пожали руки, Максим сделал заказ и присел рядом.
- Макс, мой студент просил поговорить с тобой, рассказать о нашей работе. Мне не трудно, но это довольно сложная экспериментальная физика, к религии никакого отношения мы не имеем…
- Да, чтобы сразу не было непоняток, - прервал меня колоритный собеседник, - мы тоже не имеем никакого отношения к религии. Ты не смотри на антураж, это как у тебя в лаборатории белые халаты. Мы работаем с сознанием человека, примерно как спортсмены работают с мышцами, никакой мистики.
- Интересно, я не специалист, но как можно работать с тем, сущности чего никто не понимает?
- Мы понимаем. Во всяком случае, мы уверены, что понимаем. На этом строится вся наша практика, и она вполне успешна, отсюда популярность нашей организации.
- Не расскажешь в двух словах? Извини, я понимаю, что ты не за этим пришёл…
- Да ничего, я привык. Мы рассматриваем сознание как математическую функцию со множеством параметров. Точнее, как процесс вычисления этой функции, форма графика, который по функции строится, зависит от некоторых параметров. Плюс ещё обратная связь есть конечно. Наша задача - менять параметры так, чтобы график принял нужную форму. В идеале ушёл в сингулярность сверхсознания. Мы считаем это следующим этапом развития человечества.
- Что это за параметры?
- Это просто, обычные человеческие качества: интеллект, воля, способность к концентрации, эстетическое чувство, эмпатия и так далее. Мы выделяем несколько десятков параметров. Мы стараемся развить и гармонизировать их так, чтобы они накладываясь друг на друга в фазе и давали общий рост функции сознания.
- Звучит несложно. И что, добились успехов?
- Да, вполне. Без ложной скромности скажу, что моё сознание весьма развито и находится на пороге сингулярности. Ученики тоже не сильно отстают.
- Хм... да, любопытно, как-нибудь почитаю ваш сайт. Но чем же я могу тебе помочь? Мы же просто физики, работаем с грубой материей.
- Вычисляет функцию сознания и хранит её параметры тоже грубая материя: наш мозг из мяса. Я материалист! Ха-ха! - засмеялся он.
- Ну, ладно. Расскажу чем мы занимаемся тоже коротенько и попроще. Ты слышал про квантовую неопределённость?
- Конечно, это же школьный курс физики.
- Хорошо. Как тебе, стало быть, известно из школьного курса физики, - я по привычке перешёл на лекторский тон, - квантовая неопределённость относительно легко наблюдается на отдельных элементарных частицах, но на макро уровне исчезает из-за декогерентности. В квантовых компьютерах с начала века эта проблема решается в лоб, за счёт изоляции кубитов до завершения сессии вычислений. Это сложно, но вполне возможно, как ты знаешь. Мы искали другой, более рациональный подход к решению проблемы декогерентности, и нашли его.
Максим внимательно слушал не перебивая. По лёгким понимающим кивкам в нужные моменты, было видно, что он не упускает ни слова. “Вот бы у меня студенты так лекции слушали! - подумал я, - может и правда, в его секте по развитию сознания есть какой-то смысл?”
- Дальше сложнее. Мы работаем с параметрами свёртывания дополнительных измерений, это отражается на свойствах нашего привычного пространства-времени... объяснить словами сложно, несколько страниц высшей математики ты осилишь? Показать?
- Ох, нет, не справлюсь, - легко признался он.
- Ну не страшно, говоря совсем просто, в итоге нам удаётся удерживать квантовую неопределённость в области пространства макроскопических размеров.
- А какой реально размер? В сантиметрах?
- Максимум - сфера диаметром в сорок шесть сантиметров, если считать по трём пространственным измерениям. По времени - примерно две минуты.
- Ого. То есть кот Шредингера туда поместится?
- Только не говори, что ты прочитал ту идиотскую статью на попсовом сайте…
- Да, прочитал, извини.
- Ладно, расставлю всё по местам: мы учёные, прежде всего мы исследуем свойства открытого нами эффекта. Там много ещё работы предстоит до практического применения, ничего кроме приборов мы в состояние неопределённости приводить не планируем.
- А всё же, - заговорил он с шутливой улыбкой, - что будет с котом, если поместить его в ваше поле неопределённости?
- Это не поле, поля тоже..., - я понял, что он не отвяжется, придётся ответить на дурацкий вопрос, - ...короче, мы пока не знаем. По идее, если рассматривать с точки зрения эвереттовской интерпретации, он окажется в состоянии интерференции со всеми котами Мультиверса, участвовавшими в эксперименте, то есть с почти бесконечным количеством котов. С точки зрения копенгагенской интерпретации - превратится в волновую функцию кота с почти бесконечным количеством решений уравнения Шредингера. Как это будет выглядеть с нашей точки зрения и как повлияет на него после завершения эксперимента мы не знаем. Может умрёт, может с ума сойдёт, может ничего не заметит.
- А не хочешь попробовать?
Разговор нравился мне всё меньше и меньше.
- Не хочу. Я не живодёр, эксперименты над животными…
- Не над животными. Я предлагаю в качество подопытного себя.
Я замер. А ведь он по началу казался разумным человеком. Всё же секты о добра не доводят. Разговор надо было закачивать.
- Нет, извини, мы таким не занимаемся, и мне уже пора.
- Подожди, всё равно рано или поздно кто-то это сделает, ты можешь быть первым! - заговорил он быстро, - я уверен, что это позволит нам разгадать одну из величайших тайн сознания! Ведь каждый миг в мозге происходят квантовые процессы, каждый миг сосуществуют варианты прошлого и будущего нашего сознания, которые коллапсируют в то, что делает нас личностями, квантовая неопределённость для мозга совершенно естественное состояние, мы лишь многократно усилим…
- Не, нафиг, - прервал я его псевдонаучный бред вставая, - кто там что будет делать меня не волнует, пусть хоть в микроволновку голову суют, но не при моём участии. До свидания.
- До свидания, - уже спокойнее ответил странный сектант, оставаясь сидеть с напитком в руке, - извини, если что.
Я ретировался к выходу. «Ну и жесть, - злился я, - ох и получит у меня этот студиозус на зачёте, как там его, Захарченко что ли... я ему устрою сектанта Шредингера с головой в микроволновке...»
***
Прошло около месяца и тот дурацкий разговор забылся.
Был поздний вечер пятницы, я засиделся в лаборатории. Все дневные эксперименты давно закончились, оборудование обесточено, сотрудники разошлись по домам, студенты по барам, но мне хотелось закончить анализ кое-каких данных до выходных.
Надев шлем и погрузившись в виртуальную среду визуализации я ничего во внешнем мире не видел и даже шаги услышал не сразу.
- Настюша, ты? Что-то забыла?
- Не Настюша, - услышал я.
В тот же миг кто-то цепко схватили меня за запястья, уверенным движением завёл руки за спинку стула и там стянул. От шока я не сразу сообразил вскочить, а когда пришёл в себя и задёргался - было поздно, ноги тоже оказались привязаны. Наконец, с меня сняли шлем и я с удивлением увидел перед собой стоящего с виноватым видом студента Захарченко. Через секунду из-за моей спины вышел сектант Максим. В этот раз на нём не было ни оранжевой тоги ни чёрных очков, одет он был в лабораторный халат с карточкой сотрудника института.
- Привет, эта встреча в мои планы не входила, но я рад, что так сложилось, будешь свидетелем исторического события, - заявил он.
- Что тебе от меня надо? Вы что, сдурели? - я старался говорить спокойно, звать на помощь было бесполезно, лаборатория звукоизолированна, - это же преступление! Вы представляете, что будет с вашим соцрейтом после этого?
Я заметил как Захарченко поёжился при упоминании о соцрейте: его падение в жёлтую зону для студента бюджетника означает исключение, а в красную - крест на всей дальнейшей жизни.
- Победителей не судят, - поспешил успокоить его сектант, и уже обращаясь как бы ко мне добавил, - не волнуйся, мы тебя развяжем и не причиним никакого вреда, просто нам надо провести эксперимент.
- Какой, к чёрту, эксперимент?
- Ты знаешь. Я предлагал тебе поучаствовать, но ты отказался. Пришлось действовать в обход.
- Ты и правда хочешь сунуть голову в установку? Да ты с ума сошёл. Ты представляешь, насколько это пространство отличается от нашего? Там даже фундаментальные константы гуляют!
- Я понимаю. И как ты должен понимать, я ставлю на это всё. Я ставлю на это жизнь. Не считай меня безумцем, у меня есть на то причины. Семён! - обратился он к Захарченко, - готовь установку.
К сожалению, мой студент прекрасно знал как это сделать. Он много раз помогал при экспериментах и принялся уверенно подключать питание, запускать управляющие программы, не забыл включить и фиксирующую аппаратуру.
- Ладно, я не могу тебя остановить, - предпринял я последнюю попытку, - но может я смогу тебя обезопасить как то? Объясни, чего ты хочешь добиться?
Разумеется, я лишь хотел потянуть время в поисках решения, убедить в чём-то этого психа я не надеялся.
- Время есть, - ответил он, глянув на суетящегося студента, - могу и объяснить. Помнишь, я говорил о параметрах определяющих функцию сознания и о том их сочетании, которое должно увести функцию в сингулярность сверхсознания?
- Да.
- Так вот, я не справляюсь. Я подошёл очень близко к цели, но уже многие годы я ищу нужное идеальное сочетание и не нахожу.
- Ага, кажется догадываюсь что ты задумал. Ты надеешься, что после коллапса волновой функции твоего мозга в установке, эти параметры примут нужные значения? Но с чего? Они же могут принять любые значения!
- У меня есть основания полагать, что в течение нескольких минут эксперимента, когда мой мозг будет в интерференции с миллиардами других мозгов Мультиверса, мы, все вместе, коллективной вычислительной мощностью найдём эти параметры.
- Безумие, - сказал я, - ты понимаешь, что если права копенгагенская интерпретация, то волновая функция твоего мозга сколлапсирует в случайную кашу химических и электронных взаимодействий. В кашу!
- Ну... это риск на который я готов... Ну а ты точно узнаешь, права ли копенгагенская интерпретация. Считай это моим извинением за грубость, - он отвернулся, посчитав разговор законченным.
Честно признаться, в этот момент в глубине моего сознания возникла подлая мыслишка: может и не стоило пытаться мешать им? Узнать результаты такого эксперимента было бы крайне любопытно, но, разумеется, я сразу же эту мысль прогнал. Тем временем, Захарченко закончил подготовку установки.
- Учитель, присядьте тут, - сказал он, - ваши глаза должны быть напротив этого маркера, затылок надо прижать сюда, тогда мозг будет в центре сферы. Вот кнопка запуска.
- Спасибо, Семён, а это так и должно быть? - спросил он указывая себе под ноги.
Признаюсь честно, я тоже купился на этот трюк, и вместе с Захарченко уставился на кабели на полу. Дальнейшее стало для меня такой же неожиданностью как для студента. Короткий резкий удар по затылку, от которого Захарченко безвольно рухнул на пол.
- Сомневаюсь я в нём, - проговорил Максим потирая ребро ладони, - нервный он, вдруг всё испортит?
Я не ответил, но сектант и не ждал ответа. Он сел на табурет, поместил голову в установку. На миг замер, а потом нажал кнопку.
Я зажмурился, но вскоре любопытство одержало верх. Кто-то обвинит меня в бессердечии, но ведь даже великий Фейнман не закрыл глаза при первых испытаниях атомной бомбы! Невольно я оказался в подобной ситуации.
С минуту, казалось, ничего не происходило, но вскоре мне почудилось, что зрение даёт сбой: словно на голову сектанта наложилась другая голова, под чуть другим углом... потом ещё, и ещё одна... бесконечно наложенные друг на друга копии начали превращать голову безумца в установке в мутное облако.
«Началось, - подумал я, - суперпозиция. Варианты наложатся друг на друга, продержатся в неопределённости ещё минуту и сколлапсируют в один случайный. Финита ля комедия».
Но, случилось нечто иное. В мутном облаке лиц словно что-то определилось раньше срока. Выделилось подпространство вариаций похожее на размытое человеческое лицо. Дёрнулось, исказилось, снова сфокусировалось, но уже чётче.
Я смотрел во все глаза. Неужели? Неужели в этой суперпозиции между бесконечностью вариантов сознаний безумного сектанта происходит какое-то взаимодействие? Согласование? Но какое? Как?
Голова снова дёрнулась, исказилась... но на этот раз я увидел на его лице эмоции... И лучше бы я не смотрел. Такого отчаяния, ужаса и боли я не видел никогда, и надеюсь не увижу никогда больше. Я не выдержал и зажмурился снова.
Только звуковой сигнал завершения программы эксперимента заставил меня снова медленно открыть глаза. В установке сидел Максим и внимательно смотрел на меня. Никакого безумия в его взгляде не было. Максим встал, молча наклонился к студенту, аккуратно перевернул его на спину, проверил пульс, подставил под ноги табурет из установки и, чуть помедлив, пробежался короткими нажатиями пальцев по голове, шее и рукам. Выглядело это странно, но через секунду Захарченко коротко застонал, а затем задышал глубже. Максим подошёл ко мне и так же молча и деловито освободил от пут.
Потирая затёкшие руки я размышлял как поступить. С одной стороны, передо мной преступник, с другой - теперь он ведёт себя без какой-либо угрозы... К счастью, затянувшееся молчание он прервал сам.
- Это не совсем моя вина, - сказал он, - но всё же я прошу у тебя прощения за всё что здесь произошло. Я вижу, что ты это другой ты, и всё было иначе, но теперь всё будет хорошо, я не причиню тебе никакого зла.
Я не совсем понял его речь, к тому же он говорил будто с акцентом, и вообще несколько изменился. Не физически, нет, изменилось лишь что-то неуловимое: осанка, мимика, взгляд.
- Что произошло? Если ты думаешь, что я не вызову полицию, то нет, вызову прямо сейчас!
- Подожди минутку, - сказал он тихо, - полиция не даст мне возможности объяснить тебе, что произошло.
И любопытство снова оказалось сильнее осторожности.
- И что же произошло? - спросил я уже спокойнее.
- С одной стороны, то что и ожидалось: интерференция миллиардов сознаний участвовавших в этом эксперименте в миллиардах вариантов вселенной. Однако, судя по антуражу, тот кто здесь... то есть вариант меня который здесь был, совершил ошибку: он не допустил возможности того, что в процессе интерференции более сильный вариант сознания заместит слабый вариант. Он, видимо, считал себя сильным? Наивный...
- Он, - я сам не заметил как начал называть сектанта в третьем лице, - он что-то говорил о близости к сингулярности...
Собеседник грустно улыбнулся.
- Да, он был к сингулярности гораздо ближе чем ты, извини, но всё же далёк, - в глазах Максима не было ничего кроме печали и сочувствия, - то что сделала эта установка с нашими сознаниями похоже на искусственный отбор... или на смертельную битву. Мы все столкнулись в одном пространстве-времени.
- Ладно, это всё чýдно, но я уже устал от доморощенной философии. Давай так: я вызову скорую и полицию, а результаты эксперимента обсудим потом, при случае, а?
- Пожалуйста.
Он смотрел на меня с иронией и никак не мешал. Уже зная, что полиция появится через пару минут, несколько осмелев, я сказал:
- Это всё было мерзко, Максим. Всё это насилие и прочее... надеюсь никогда больше тебя не увидеть.
- Ещё раз прости... но Максим, который причинил тебе все эти страдания, больше не существует. Пойми, если столкнуть в смертельной битве двух воинов, победит сильнейший, тот кто слабей погибнет. Максим из твоего мира погиб.
- А кто выжил? Максим из какого мира?
- Всё просто, - ответил он терпеливо, - когда человек принимает любое, даже самое незначительное решение, он производит отбор из пары вариантов будущего себя. Побеждает не всегда лучший, но всегда сильнейший вариант, так, шаг за шагом мы меняемся и становимся сильнее всю жизнь. Но если разом провести отбор сильнейшего варианта не из двух, а из бесконечного их количества, какова будет его сила?
- Максимально возможная... - ответил я медленно.
- Верно, вот это и есть я.
Когда через секунду в комнату ворвалась полиция, он просто стоял у двери. Посмотрел мне в глаза, посмотрел в глаза офицеру, кивнул и спокойно вышел. Я замер, а полицейский, казалось, его даже не заметил.