Другие записи:
тьфу, блин, это не то.. |
День 2010.10.21, Точное время 20:31:00 |
settle down |
Вскоре через тонкую Писателю Лимонову, в 60-т с лишним лет продолжающему драться на улицах с быкотой.
-- Давай ляжем, -- сказал я ей, -- мне тебя хочется.
Я врал, конечно, хотя иногда и до и после этого, мне ее хотелось
выебать, но тогда, усталому и пьяному, мне совершенно этого не хотелось. Я
все же принудил себя отвлечься от моего состояния и углубиться в ее тело,
заняться им.
Помню, что преодолев ее вялое, никакое, сопротивление, я очень
внимательно раздел ее, стал целовать и гладить. Я вел себя обычно, как
поступал с женщинами -- гладил, ласкал ее, целовал ей грудь. Нужно отдать ей
должное -- грудь у нее была красивая, маленькая и совершенно спокойно в ее
возрасте стояла, ведь моей новой подруге было за тридцать, но у нее была
прекрасная грудь, видите, я не забираю у нее то, что ей принадлежит. Я все
это проделал, а потом залез на нее. Закинул одну ногу, потом другую и лег. Я
очень люблю гладить рукой шею, подбородок и грудь женщины. Я игрался всем
этим, и немножко чуть усталое все это было у Розанны, осень была у ее тела,
осень.
Взяв свой хуй, который по пьянке не очень-то мне повиновался, то стоял,
то не стоял, кренился и падал, я прикоснулся им к ее пизде. Я опять отдаю ей
должное -- пизда у нее была хорошая, сладкая, сочная, спелая пизда --
видите, сколько эпитетов. Поводив хуем по ее пизде, которая от этого
прикосновения стала еще жарче и понравилась моему хую как и мне, я воткнул
его в эту мягкость, текучесть и сочность. Он втиснулся туда, в это
таинственное место. И уже наученный горьким опытом, я все-таки считаю это
место таинственным.
Я некоторое время поебал ее, раздражая и раздвигая хуем ее слипшийся
канал, это было мне приятно, но хуй мой от проведенных в бессознании может
быть шести или семи часов все же не налился в полную силу, мое воображение и
голова работали куда лучше, чем мой бедный цветок.
Я поебал ее, она кончила, а я даже не возбудился по-настоящему. А
пизда, я же вам говорю, была вся подернута слизью, мягкая, всасывающая мой
хуй. Пизда не была истеричной, как Розанн, она не раздражалась, не кричала,
она была пиздой 33-х или 35-тилетней бабы, доброй пиздой, которая, казалось,
кротко увещевает и успокаивает. -- "Все умрем, будь здесь, здесь тепло и
сыро, жгуче и спокойно, и только здесь человек чувствует себя на месте". Вот
что говорила ее пизда и я был с ней, мягкой, пухлой и хлипкой, согласен.
Хуже было, что говорила и сама Розанн. Хорошо если бы по-английски, но она
говорила по-русски, частые поездки в СССР и ее русские любовники давали о
себе знать.
-- Ты не можешь кончить, -- говорила она ебясь, и немного задыхаясь от
ритма ебли. -- Ты слишком нервный, ты торопишься, не торопись, не торопись,
милый!
Я бы ее и ударил, но только она бы не поняла, за что.
(с)