Еще из свт. Григория:
Оригинал взят у o_k_kravtsov в Еще из свт. Григория:
Слово 10, о человеческой природе
В роще тенистой вчера я вдали от людей, сокрушенный,
Сердцем снедался, беседуя с ним, как давно уж в обычай
Это вошло под напором скорбей у меня - утешенье
И врачеванье - такая беседа средь шелеста, пенья
Птах, навевающих сладость покоя упавшему духом.
Стрекот кузнечиков дол оглашал и поившая рощу
Влага ручья освежала мне ноги, но не облегчала
Душу, и мысль, истощенная горестями, не хотела
Остановиться на зримом, и я, увлекаясь пареньем,
В помыслов противоборство был втянут, и спрашивал: кто я?
Кто был я раньше? И кто я теперь? Кем я буду? На это
Сколько бы ни был искусен софист, не найдет он ответа.
Что я ищу, не откроет и греза. Погряз в заблужденьи
Всякий, кто в плоть облачен. И что нового мне приоткроет
Тот, кто готов дать ответы на все, но лишь более прочих
Сердцем своим обольщен, столь же лживым как всякое сердце?
Я существую. Но что это значит? Кто некогда мною
Был, тот истаял, иной я теперь, и иным, если буду,
Буду я впредь, переменчив, как мутные реки - и чем же
Ты из того, кем я был, есть и буду, меня обозначишь?
Что наиболее «я» составляет мое? Объясни мне,
Только смотри, чтобы тот самый «я», что стоит пред тобою
Вдруг не сбежал незаметно - известно, что дважды не входят
В тот же поток, и лица, на которое нынче взираешь,
Ты никогда не увидишь таким же. Сперва заключался
В чреслах отца я, затем приняла меня матерь как нечто
Общее им, после стал я какой-то сомнительной плотью,
Чем-то срамным и безвидным: зародыш, в каком человека
Трудно узнать, что ни словом, ни разумом не обладает,
Я, как в гробнице, в утробе покоился - так вот для тленья
Путь мы свершаем от гроба до гроба и видим лишь трату
Лет, уносящих нас к гибельной старости. Если же после
Примет меня, по Писанию, вечная жизнь, то скажи мне,
Жизнь настоящая, противореча всеобщему мненью,
Разве не смерть? И напротив - не будет ли смерть тебе жизнью?
Значит, еще не родился я в жизнь. Для чего ж сокрушаюсь,
Бедствуя, будто уже окончательно я утвердился
В этом составе своем? Ведь страданье одно непреложно
Для скоротечных существ, лишь оно одно неколебимо,
Сродно мне только оно с той поры как из недр материнских
В мир этот вышел я, первые слезы пролив до того как
Жизни коснулся, оплакав все то, с чем в ней встретиться должно.
Слышал я, есть где-то страны подобные древнему Криту -
Страны без диких зверей, и такие есть страны на свете
Где неизвестна зима, но никто не хвалился из смертных,
Тем, что лишений и тягот здесь не испытав, отошел он
В вечность - бессилие, скорбь, нищета, озлобление, мука -
Мука рожденья и мука кончины - вот жизнь! И как много
Знал я напастей и с малою сладостью не срастворенных,
Так не видал ни единого блага, с каким не смешалась
Скорбь с той поры, как вкушенье с запретного древа и зависть
Древнего змия меня заклеймили здесь горькой опалой.
Плоть, обращаюсь к тебе, неисцельной, мой льстивый противник,
Враг, непрестанно воюющий, зверь, в чьем ласкательстве - злоба,
Ты - леденящий огонь (изумленья достойное свойство!),
Было бы чудом великим, когда бы ко мне напоследок
Сделалась ты благосклонной! И ты, о душа моя (пусть же
Сказано слово здесь будет, какое тебе подобает) -
Кто ты и откуда, и что ты такое, и кто тебя сделал
Движущей труп? Неразрывными путами к бренному миру
Кто приковал тебя? Кто навязал тяготенье к земному?
Будучи духом, с дебелостью как ты смешалась? И как ты,
Ум, сопрягаешься с плотью? Как, легкая, обременилась
Тяготой? Как совместилось в тебе то, что несовместимо?
Если вступила ты в жизнь, вместе с плотью посеяна - как же
Пагубно то для меня сопряжение! Я - образ Божий
И родился сыном срама, стыдясь, должен похоть признать я
Матерью для всех достоинств моих. Моему прозябанью
Было началом истекшее семя: сотлев, оно стало
Мной, человеком, и вскоре окажется прахом - вот путь мой!
Если ж небесное что-то таишь ты, душа моя, дай мне
Знать, где начало твое и, когда ты дыхание Божье,
Жребий Его, как ты мыслишь, неправду отринь и поверю
В этом тебе, ибо с чистым и малая скверна не может
Быть в сочетаньи, ведь нет общей доли у тьмы и у солнца
И светлый дух не бывает потомком лукавого духа.
Что же смущают тебя прираженья его, когда слита
С небом ты? Если же в вышних имея подмогу, ты долу
Клонишься - как же могуществен, как он губителен, грех твой!
Если же ты не от Бога во мне, то откуда? И сущность
В чем твоя? Не надмеваюсь ли попусту славой, безумный?
Божье создание, сад осиянный, надежда и слава,
Заповедь, дождь, истребляющий мир, дождь - небесное пламя,
После - скрижалей врачующие письмена, нисхожденье
Сына, в Себе сочетавшего образ наш с образом Божьим,
Чтобы страданьям моим подал страждущий Бог облегченье,
Вочеловечившись, богом соделал меня… О, скажи мне,
Сердце, что в чувство тебя приведет? Словно вепри на меч мы
Рвемся, и в чем благо жизни? Оно лишь в одном - в Божьем свете,
Мраком завистливым скрытом. И чем кроме бед мы богаты?
Землю, и ту сотрясают ветра, времена уступают
Место друг другу, и ночь гонит день, мглится бурями воздух,
Звезд красота затмевается солнцем и тучами - солнце,
Луны сменяются, и Зодиак видим только отчасти.
Был ты когда-то, Денница, средь ангелов, ныне ж низвергнут
С неба с позором. О, Троица царственная, пресвятая,
Милость Твою призываю, не презри меня, как презрели,
Умилосердись! И Ты не избегла хулы однодневных
Тварей, к чему же меня приведет он, зломудрый язык их?
Где прекратятся заботы мои? Но замри, моя лира.
Все ниже Бога. Покорствуй же Слову. Не всуе (пусть длится
Песнь моя!) создан ты был, малодушие - думать иначе.
Мрак обступает, но дастся прозрение в срок свой и все ты
Ясно увидишь, когда созерцать будешь Свет безначальный
Или гореть в преисподней. Так пел мне мой лекарь любезный -
Разум, и мука смягчалась, душа оживала. Я поздно
К дому из рощи тенистой добрел - потонула округа
В сумерках, и смехотворным мне вздором казались в ту пору
Речи софистов, но как мимолетно веселье! Вот снова
Ум сам с собою в бореньи, и вновь угнетается сердце...
Слово 10, о человеческой природе
В роще тенистой вчера я вдали от людей, сокрушенный,
Сердцем снедался, беседуя с ним, как давно уж в обычай
Это вошло под напором скорбей у меня - утешенье
И врачеванье - такая беседа средь шелеста, пенья
Птах, навевающих сладость покоя упавшему духом.
Стрекот кузнечиков дол оглашал и поившая рощу
Влага ручья освежала мне ноги, но не облегчала
Душу, и мысль, истощенная горестями, не хотела
Остановиться на зримом, и я, увлекаясь пареньем,
В помыслов противоборство был втянут, и спрашивал: кто я?
Кто был я раньше? И кто я теперь? Кем я буду? На это
Сколько бы ни был искусен софист, не найдет он ответа.
Что я ищу, не откроет и греза. Погряз в заблужденьи
Всякий, кто в плоть облачен. И что нового мне приоткроет
Тот, кто готов дать ответы на все, но лишь более прочих
Сердцем своим обольщен, столь же лживым как всякое сердце?
Я существую. Но что это значит? Кто некогда мною
Был, тот истаял, иной я теперь, и иным, если буду,
Буду я впредь, переменчив, как мутные реки - и чем же
Ты из того, кем я был, есть и буду, меня обозначишь?
Что наиболее «я» составляет мое? Объясни мне,
Только смотри, чтобы тот самый «я», что стоит пред тобою
Вдруг не сбежал незаметно - известно, что дважды не входят
В тот же поток, и лица, на которое нынче взираешь,
Ты никогда не увидишь таким же. Сперва заключался
В чреслах отца я, затем приняла меня матерь как нечто
Общее им, после стал я какой-то сомнительной плотью,
Чем-то срамным и безвидным: зародыш, в каком человека
Трудно узнать, что ни словом, ни разумом не обладает,
Я, как в гробнице, в утробе покоился - так вот для тленья
Путь мы свершаем от гроба до гроба и видим лишь трату
Лет, уносящих нас к гибельной старости. Если же после
Примет меня, по Писанию, вечная жизнь, то скажи мне,
Жизнь настоящая, противореча всеобщему мненью,
Разве не смерть? И напротив - не будет ли смерть тебе жизнью?
Значит, еще не родился я в жизнь. Для чего ж сокрушаюсь,
Бедствуя, будто уже окончательно я утвердился
В этом составе своем? Ведь страданье одно непреложно
Для скоротечных существ, лишь оно одно неколебимо,
Сродно мне только оно с той поры как из недр материнских
В мир этот вышел я, первые слезы пролив до того как
Жизни коснулся, оплакав все то, с чем в ней встретиться должно.
Слышал я, есть где-то страны подобные древнему Криту -
Страны без диких зверей, и такие есть страны на свете
Где неизвестна зима, но никто не хвалился из смертных,
Тем, что лишений и тягот здесь не испытав, отошел он
В вечность - бессилие, скорбь, нищета, озлобление, мука -
Мука рожденья и мука кончины - вот жизнь! И как много
Знал я напастей и с малою сладостью не срастворенных,
Так не видал ни единого блага, с каким не смешалась
Скорбь с той поры, как вкушенье с запретного древа и зависть
Древнего змия меня заклеймили здесь горькой опалой.
Плоть, обращаюсь к тебе, неисцельной, мой льстивый противник,
Враг, непрестанно воюющий, зверь, в чьем ласкательстве - злоба,
Ты - леденящий огонь (изумленья достойное свойство!),
Было бы чудом великим, когда бы ко мне напоследок
Сделалась ты благосклонной! И ты, о душа моя (пусть же
Сказано слово здесь будет, какое тебе подобает) -
Кто ты и откуда, и что ты такое, и кто тебя сделал
Движущей труп? Неразрывными путами к бренному миру
Кто приковал тебя? Кто навязал тяготенье к земному?
Будучи духом, с дебелостью как ты смешалась? И как ты,
Ум, сопрягаешься с плотью? Как, легкая, обременилась
Тяготой? Как совместилось в тебе то, что несовместимо?
Если вступила ты в жизнь, вместе с плотью посеяна - как же
Пагубно то для меня сопряжение! Я - образ Божий
И родился сыном срама, стыдясь, должен похоть признать я
Матерью для всех достоинств моих. Моему прозябанью
Было началом истекшее семя: сотлев, оно стало
Мной, человеком, и вскоре окажется прахом - вот путь мой!
Если ж небесное что-то таишь ты, душа моя, дай мне
Знать, где начало твое и, когда ты дыхание Божье,
Жребий Его, как ты мыслишь, неправду отринь и поверю
В этом тебе, ибо с чистым и малая скверна не может
Быть в сочетаньи, ведь нет общей доли у тьмы и у солнца
И светлый дух не бывает потомком лукавого духа.
Что же смущают тебя прираженья его, когда слита
С небом ты? Если же в вышних имея подмогу, ты долу
Клонишься - как же могуществен, как он губителен, грех твой!
Если же ты не от Бога во мне, то откуда? И сущность
В чем твоя? Не надмеваюсь ли попусту славой, безумный?
Божье создание, сад осиянный, надежда и слава,
Заповедь, дождь, истребляющий мир, дождь - небесное пламя,
После - скрижалей врачующие письмена, нисхожденье
Сына, в Себе сочетавшего образ наш с образом Божьим,
Чтобы страданьям моим подал страждущий Бог облегченье,
Вочеловечившись, богом соделал меня… О, скажи мне,
Сердце, что в чувство тебя приведет? Словно вепри на меч мы
Рвемся, и в чем благо жизни? Оно лишь в одном - в Божьем свете,
Мраком завистливым скрытом. И чем кроме бед мы богаты?
Землю, и ту сотрясают ветра, времена уступают
Место друг другу, и ночь гонит день, мглится бурями воздух,
Звезд красота затмевается солнцем и тучами - солнце,
Луны сменяются, и Зодиак видим только отчасти.
Был ты когда-то, Денница, средь ангелов, ныне ж низвергнут
С неба с позором. О, Троица царственная, пресвятая,
Милость Твою призываю, не презри меня, как презрели,
Умилосердись! И Ты не избегла хулы однодневных
Тварей, к чему же меня приведет он, зломудрый язык их?
Где прекратятся заботы мои? Но замри, моя лира.
Все ниже Бога. Покорствуй же Слову. Не всуе (пусть длится
Песнь моя!) создан ты был, малодушие - думать иначе.
Мрак обступает, но дастся прозрение в срок свой и все ты
Ясно увидишь, когда созерцать будешь Свет безначальный
Или гореть в преисподней. Так пел мне мой лекарь любезный -
Разум, и мука смягчалась, душа оживала. Я поздно
К дому из рощи тенистой добрел - потонула округа
В сумерках, и смехотворным мне вздором казались в ту пору
Речи софистов, но как мимолетно веселье! Вот снова
Ум сам с собою в бореньи, и вновь угнетается сердце...