О путешествиях и бесе полуденном
Внутренняя самопротиворечивость и непостоянство - пожалуй, наиболее постоянные свойства человека: они вечно толкают, да тормошат его. Из-за них и чувство внутренней неустроенности, которое в свой черед порождает страсть к новым впечатлениям - нежелание дома сидеть, сторожа так и не обретенное сокровище. Хотя дома, разумеется, можно и остаться, - ведь не обязательно самому перемещаться в пространстве, - и путешествовать ментально, благо, ныне - с помощью интернета - это совсем не трудно.
А можно, знамо дело, и впрямь trip собразить. Путешествия, оно конечно хорошо: позволяет время с приятностию проводить, освежаться восприятием нового; опять же, в музеях и галлереях - с видом слегка рассеянным, но серьезным - порасхаживать, приобщаясь к творчеству великих - со-творчествовать, как бы. Потом, в известных и знаменитых местностях побывать: чай, не хуже других!..
Так и чувство значимости собственной подрастет (психологи советуют заботиться о самооценке) -
мы ведь не просто бездельничаем а с пользою наслаждаемся познанием прекрасного, т.е. просвещаемся и возвышаемся... Однако, есть и другая точка зрения на этот вопрос.
Еще Сократ иронизировал: что, мол, толку странствовать, ежели повсюду приходится влачить самого себя?! Ну, ему, верно, нетрудно умничать было, тогда ведь время такое было, что не распутешествуешься... Вот и сидел в своих Афинах, как дурак.
В принципе, говорят, он неглупый парень был, а если не напрочь лишен воображения, можно и дома помечтать. Тут такие фантазии можно узреть, что затруднительно будет и пером описать, и кистью даже.
Но впадать в мечтательность и витать в облаках, для взрослого человека как-то чудно, а при чрезмерности, бывает даже внимание подозрительных врачей привлекает.
Есть и другие "перемещения" сознания. О чем бы мы ни думали, на какой бы объект ни проецировался луч нашего сознания, это всегда означает, что наш разум совершает мгновенное путешествие. Можно, не меняя позы, вызывать у себя любые переживания, лишь вспоминая нечто... или фантазируя.
С другой стороны, наши мысли - это и есть, собственно, наша личность. Должно помнить слова Спасителя: "где сокровище ваше, там будет и сердце ваше". Несовершенные, мы не сможем думать только о небесном, поневоле заботясь и о земном, Господь нисходит к нашей немощной вере. Труден, утомителен - узок путь ко спасению.
Мне вот тоже путешествия по нраву. Но раз уж разговор об этом зашел, следует, наверно, упомянуть и высказывания Св. Отцов о том, ЧТО порождает жажду новых впечатлений и неусидчивость.
Вот авва Евагрий Понтийский в "Слове о духовном делании" свидетельствует:
"Бес уныния, который также называется "полуденным" (Пс.90:6), есть самый тяжелый из всех бесов. Он приступает к монаху около четвертого часа и осаждает его вплоть до восьмого часа. Прежде всего этот бес заставляет монаха замечать, будто солнце движется очень медленно или совсем остается неподвижным, и день делается словно пятидесятичасовым. Затем бес [уныния] понуждает монаха постоянно смотреть в окна и выскакивать из келлии, чтобы взглянуть на солнце и узнать, сколько еще осталось до девяти часов, или для того, чтобы посмотреть, нет ли рядом кого-либо из братии. Еще этот бес внушает монаху ненависть к [избранному] месту, роду жизни и ручному труду, а также [мысль] о том, что иссякла любовь и нет никого, [кто мог бы] утешить его. А если кто-нибудь в такие дни опечаливает монаха, то и это бес [уныния] присовокупляет для умножения ненависти. Далее [сей] бес подводит монаха к желанию других мест, в которых легко найти [все] необходимое [ему] и где можно заниматься ремеслом менее трудным, но более прибыльным. К этому бес прибавляет, что угождение Господу не зависит от места, говоря, что поклоняться Ему можно повсюду (Ин.4:21-24). Присовокупляет к этому воспоминание о родных и прежней жизни; изображает, сколь длительно время жизни [сей], представляя пред очами труды подвижничества. И, как говорится, он пускается на все уловки, чтобы монах покинул келлию и бежал со [своего] поприща. За этим бесом уже не следует сразу другой бес, а поэтому после борения [с ним] душу охватывает неизреченная радость, и она [наслаждается] мирным состоянием".
И далее: "Ум не может отправиться в свое прекрасное путешествие и достичь области нетелесных [сущностей], если он не навел порядок внутри [себя]. Ибо домашние неурядицы обычно заставляют его вернуться туда, откуда он вышел".
Конечно, христианин не обязательно предписания для монахов исполнять должен, но изречения Отцов полезны для всех агнцев Христовых.
Вот и Св. Иоанн Кассиан Римлянин наставляет нас в борьбе "со страстью, которую греки называют αχηδια, и которую мы можем назвать унынием, скукой или тоской сердечною". Ссылаясь на Евагрия, он называет ее "бесом полуденным", упоминаемым в XC Псалме:
"Когда уныние нападает на бедную душу инока, то порождает ужасание от места, отвращение к келье и презрение к братиям, с ним живущим, или на некотором от него расстоянии, как к нерадивым и совсем не духовным, самого же его совсем разленивает и отбивает от всякого дела, каким обычно ни занимается он в своем обиталище. И в келье сидеть отбивает оно у него охоту, и к чтенью приступить не допускает, и заставляет воздыхать и жаловаться, что столько времени проживши здесь нимало не преуспел и никакого не стяжал плода духовного, и болезновать внушает, что остается в этом месте попусту и, когда мог бы управлять другими и многим приносить пользу, никого здесь не воспитал, и никого своим наставлениеми учением не породил духовно. За тем оно расхваливает ему отдаленные монастыри, и места те описывает, как более полезные к преуспеванию духовному, и более могущие способствовать к спасению, и общение там с братиями рисует преприятным и исполненным духовного назидания; напротив что тут у него, то представляет несносным, напоминая, что от братий, здесь пребывающих, никакого нет назидания, а все нужное для содержания тела добывается только с безмерным трудом. Наконец внушает оно уединеннику, что, пребывая в этом месте, не может он спастись, если, оставив келью, в которой ему, если еще долее будет медлить в ней, придется погибнуть, как можно скорее переселится отсюда в другое место. После сего часу в пятом и шестом оно в такое изнеможение приводит тело его, и такой возбуждает голод, что он чувствует себя как бы долгим путем и самым тяжелым трудом утомленным и изможденным, или как бы перенесшим двухдневный и трехдневный пост без подкрепления себя пищей. И вот озирается он в беспокойстве туда и сюда, вздыхает, что не идет к нему никто из братий, почасту выходит из кельи и входит в нее, и на солнце посматривает, будто оно не так скоро спешит к закату. В таком неразумном смятении ума, как бы мраком покрывшись, становится он не способным ни к какому духовному деланию, и начинает думать, что против такой напасти не может найтись никакое другое средство, кроме посещения какого либо брата, или утешения себя сном. Тут начинает этот разорительный дух подносить боримому им, что надобно сделать необходимые поздравления братиям, или посетить больных, вблизи или вдали находящихся, внушает также, как долг, какой, что надо бы найти здесь таких-то и таких-то родственников или родственниц, и почаще ходить к ним с визитами, - что такую-то благочестивую и Богу посвятившую себя женщину, лишенную однако всякого пособия от родных, было бы великим делом благочестия почаще посещать и доставлять ей все, в чем она имеет нужду, так как свои родные небрегут о ней, - и что больше в такого рода делах благочестия надо трудиться, чем бесплодно и без всякого преуспеяния сидеть в келье.
Так волнуется бедная душа, запнутая такими вражескими кознями, пока утомленный духом уныния инок, или в постель попробует броситься, или оставив келейный затвор попытает поискать избавления от такой напасти в посещении какого-либо брата. Но это последнее, чем он пользуется в настоящее время, как врачевством, спустя не много, обратится в руках врага в средство ещек большему его расстроению. Ибо враг чаще и ожесточеннее будет нападать на того, кто, как узнал он на деле, тотчас обращает к нему тыл, как только завяжется борьба, и спасения себе чает не от победы и не от противоборства, но от бегства; пока он мало по малу отбившись от кельи, начнет забывать о главном деле своего звания, состоящем в стремлении к Божественной, всепревосходящей чистоте, которая нигде не может быть достигнута, как только в безмолвном всегда пребывании в келье и непрестанном Божественном поучении.Так воин Христов наконец убегает из своего воинства, впутывается в житейские дела и становится уже не угодным Воеводе (2 Тим. 2, 4), под Которым служить обещался.
Блаженный Давид весьма прекрасно выразил все пагубные последствия от этой болести в следующем стихе: воздрема душа моя от уныния (Пс. 118, 28). И подлинно, не тело, а душа дремлет в это время. Ибо душа, уязвленная стрелою этой разорительной страсти, действительно засыпает для всякого стремления к добродетели и наблюдения за своими духовными чувствами.
Итак истинный воин Христов, желающий законно подвизаться в борьбе за совершенство, и эту также болесть должен стараться изгонять из тайников души своей, и против этого непотребнейшего духа уныния смело вооружаться противоборством, - чтоб ни от уязвления стрелою сна не пасть, ни беглецом не выступить из затвора своего уединилища, хотя бы то под благовидным предлогом благочестия". <...>
"Итак главное, что производит в нас дух уныния есть то, что он разленивает, от дел отбивает и праздности научает. Почему и противодейство ему главное будет: - не уступай, сиди за делом".
Описывают Св. Отцы и такое, действие беса уныния, когда им увлекается ум монаха в странствия по различным местам.
Что сказать хотел: путешествия это здорово, но не всегда душеспасительно. Бывает, лучше дома сидеть, отвергнув прелестные фантазии и прилепляясь умом и сердцем к Богу.