Nov 19, 2009 21:18
Я не думаю, что имею право говорить об атмосфере-душе Москвы. Если Дубай я познаю, исследую, наблюдаю за ним, то Москва для меня была данностью. Мне изначально не надо было её с чем-то сравнивать. Москва - это был мой мир. А всё остальное - это мир другой, непонятный. Причём непонятный как в том смысле, что непонятно, лучше он или хуже, так и в том, что непонятно, откроется ли он мне когда-нибудь или нет.
На Москву я всю жизнь смотрел замыленным взглядом, хотя у меня было несколько просветлений.
Самое первое случилось, когда мне было лет пять-шесть. Тогда ещё был жив мамин отец, мой дед, и он водил меня на ёлку в Кремль. Это был один из первых разов (а скорее всего, первый осмысленный), когда я поехал в центр города, а он, как известно, в значительной степени отличается от спальных районов. До этого Москва мне представлялась как зимний лес неподалёку и набор из трёх продуктовых магазинов в равной удалённости от дома, в которых витрины были моего роста, а цены в них были на удивление смешными (например, 3 рубля 54 копейки - уже тогда у меня была страсть к некруглым числам).
И тут вдруг я иду от Боровицкой в сторону Кремля, вхожу через Кутафью башню, гуляю по территории, запоминаю несуразное название «Грановитая палата» и потрясающий вид на ещё строящийся ХХС. Саму ёлку я не запомнил вообще. И тем более я не мог предположить, что через 10 лет я буду ходить по этому маршруту каждый день, направляясь в институт. Просто это было первое сильное впечатление от Москвы.
Наверняка были и ещё. В детстве я редко выбирался в центр и совсем его не знал. И каждая поездка туда была чем-то вроде события. Однако я хорошо помню своё второе сильнейшее впечатление от Москвы, которое случилось уже в университетскую пору. Мы с Гришей залезли на крышу Главного здания МГУ. Думаю, эта шапка говорит сама за себя: потрясающий вид, абсолютная тишина, полное умиротворение. Совсем другая Москва.
Но всё это, как мне кажется, меркнет по сравнению с тем, что было раньше. Во всех романах XIX и начала XX века, где Москва является действующим лицом, столько вкусных слов и словосочетаний, приятно пахнущих библиотекой: арбатские переулки, Бульварное кольцо, «выйти на бульвар», Обводной канал, Замоскворечье. Я даже не могу их припомнить, но, надеюсь, вы понимаете, о чём я. Эти слова остались и сейчас, но значат они уже как будто совсем другое. Я ненавижу, когда говорят, что дух старой Москвы пропал, особенно из-за Лужкова. Потому что мне кажется, он пропал уже так давно, что мало кто его помнит. Глядя на фотографии, мне кажется, последние его отголоски остались в 50-х, максимум 60-х, а потом город разросся, появился общественный транспорт, а также телевидение, и все они вместе сделали из Москвы большого монстра-девственницу, который, стремясь отстоять свою невинность перед каждым новым гражданином, дразнит, кусает, царапается, бьёт… И всё равно отдаётся, потому что ему нравится быть любимым и быть отлюбленным (вы чувствуете эту пошловатую разницу?) миллионами, потому что признание миллионов, как ему кажется, делает его великим.