Иногда в жж появляются истории из серии «У меня всё плохо». Я обычно читаю, сочувствую и забываю. Я предполагаю, что эти истории пишутся, как раз чтобы найти сочувствие таких мимопроходящих, как я. Ну или чтобы выговориться. Ещё говорят, что бумага (нынче бумага в дефиците - электроника - дешёвый заменитель) помогает чёрной полосе закончиться.
Сейчас внешние обстоятельства моей жизни чрезвычайно грустны. И ещё минут 20 назад я хотел написать чрезвычайно грустное повествование о том, что же такого плохого в моей жизни. Но потом я подумал, что эти истории пишутся, чтобы найти сочувствие. А оно мне не нужно. Но я уже сидел за компьютером и мысли собирались в некую смысло-энергетическую массу, которая, как молекулы, двигалась по кругу моей головы с неизмеримой скоростью, пытаясь найти из неё выход. Я решил не противиться этому, не мной рождённому, процессу. Однако я попытаюсь бороться с прямым перечислением всех горестей, которые, откровенно говоря, тяжёло вспомнить в полном составе из-за их большого количества. Но, в общем, конечно, вам в ближайшие несколько минут (зависит от скорости и внимательности чтения) придётся окунуться в незабываемую атмосферу дней, когда этот дневник увидел свет и вся боль этого мира пришла в него.
Вы, конечно же, помните, как в мае я писал о том, что, возможно, поеду на 3,5 месяца в Финляндию. С тех пор обстоятельства поездки менялись неоднократно, но не буду забивать вам этим голову, скажу лишь, что 29го августа в 22.50 я должен был отправиться с Ленинградского вокзала в Хельсинки как минимум на месяц. Этой поездки я очень ждал, потому что 3 года безвылазного сидения в славном городе Москве (двухдневные отлучки в Питер или на дачу я не считаю) очень сильно сказываются на моём - да и на чьём угодно - мозге. Месяц пожить другой жизнью - это как раз то, что мне было нужно.
Но жизнь распорядилась иначе: 28го числа мне не дали визу. Не буду вдаваться в мутные подробности - скажу лишь, что, если бы я подавал на вид на жительство, мне бы его дали. А так - сиди, Витенька, в Москве ещё как минимум 3 недели.
Я, конечно, расстроился, но не сказать, что сильно. Да и один плюс обнаружился сразу - я мог сходить в бар посмотреть матч «Селтик - Спартак», что я, собственно, сделал в компании Максима Родионова и двух его коллег, один из которых - шотландец. Это был незабываемый вечер - все составляющие - футбол (хоть наши и проиграли, но я в кой-то веки могу сказать, что горд нашей командой), компания (хоть Робин и болел, гад, за «Селтик», он всё же супер-человек!) и алкоголь (хоть и пиво, но эль и водка!) - были просто не недосягаемой высоте. В общем, невыдача визы меня больше позабавила, чем огорчила. Не знал я, что это скажется на моей будущей московской жизни.
В этот понедельник я получил письма от Люси и Лены - девочек, с которым я должен был ехать в Хельсинки. Они писали, что у них там всё круто, они вообще не учатся, а только тусят, жизнь - в кайф, полная лафа и т.д. Прочитал я эти письма на работе, которая с приближением выборов становится всё интенсивнее и напряжённее, и впервые подумал: «Эх, жалко, я не там, в Финляндии!»
Вот эта мысль, думаю, и стала залогом всех моих бед. Мы-то с вами, конечно, понимаем, что это бред, потому что мысль не может стать залогом бед, но, если что, пишет другой человек, а вовсе не я, так что взятки гладки! Я давно уже научился принимать жизнь такой, какая она есть, и радоваться ей (замечу, что это не отменяет стремления к большему), а тут вдруг - бац! - и отошёл от своего принципа. И жизнь за это решила меня покарать.
Когда я в понедельник говорил, что у меня всё плохо (как сейчас помню, я насчитывал 6 пунктов того, что у меня плохо), я ещё не знал, что количество этих пунктиков будет расти в геометрической прогрессии день ото дня. Естественно, не буду вам рассказывать о всех. Расскажу лишь о двух, по сравнению с которыми все остальные меркнут…
У моей собачки Бони давние проблемы с глазами. Ему уже делали на них 2 операции. Один глаз ему поцарапала кошка, а на втором образовалась меланома. Это было давно, но год назад у него что-то опять произошло с одним глазом, и даже лучшие врачи не смогли ничем помочь. По их словам, он им вообще не видит. По нашему мнению, что-то он им, конечно, видит, вот только что?
А со вторым глазом беда случилась в этом году. Чем-то он его поранил, глаз покраснел и увеличился. Месяца полтора мы боролись, капая ему 6 раз в день разные лекарства, но лучше не становилось. Во вторник вечером у него был приступ, а на глазу образовался гнойник. Когда в среду я пришёл домой, мама в слезах сказала, что глаз придётся удалять… Причём никакой определённости с операцией не было, а у нас было стойкое ощущение, что до завтра Боня не доживёт. Весь вечер мы просидели на телефоне, общаясь со врачами, которые пытались хоть как-то нам помочь. В итоге в четверг мы с мамой поехали в бывший пищевой институт, что на Волгоградском проспекте, и, простояв в пробках часа 3, попросили врача между парами посмотреть на нашего Бонечку. Врач нас более-менее успокоил, сказав, что время терпит, и мы можем отложить операцию на пятницу, когда её можно будет провести в клинических условиях.
Я думаю, вы понимаете наше состояние, я не буду здесь мусолить всё это. Думаю, также вы понимаете, сколько ещё разных процедур нам пришлось пережить перед операцией и сколько километров мы с папой прошли с Боней на руках. Маме, наверно, тяжелее всех было - из всех наших животных Боня - это самое её. Мы с папой бодрились, поддерживали её, но не всё так просто.
В пятницу вечером я подъехал в клинику уже к концу операции. На маме не было лица, папа тоже был не в лучшем состоянии. Курили мы каждые минут 5, наверно. Вынесли Боню. Выходя из наркоза, он пытался встать и убежать куда угодно, но ноги разъезжались и он падал на скамейку. К тому же, ему на голову ещё надели ободок в форме мегафона, чтобы он не мог чесать то место, где раньше был глаз. В дороге Бонька бегал от одной задней двери к другой, задевая своим ободком всё, что только можно. Всё это выглядело и смешно, и грустно, конечно.
Сейчас мы его кормим с рук, постоянно промываем место швов, капаем в другой глаз лекарства, поддерживающие глаз в том состоянии, в котором он есть, выносим на улицу, ездим на уколы в ближайшую ветеринарку и ещё, наверно, кучу всего делаем, но разве всё вспомнишь?
Я думаю, больше всего вам интересно, как же выглядит то место, где раньше был глаз. Всё выстрижено и густо намазано зелёнкой, а веки сшиты швами. Но самое жуткое - это ощущение, которое не покидает меня всякий раз, когда я смотрю ему в лицо. Ощущение, что веки сейчас разожмутся…
И ещё… Для меня сейчас большая проблема вспомнить, что и когда было, но где-то месяц назад я придумал рассказ (с рабочим названием «Мышь, змея и жрец»). По ходу его действия читатели должны были дважды испытывать жалость к животному, подобную тому, что мы испытываем, дочитывая «Белый Бим, Чёрное Ухо». Мне всё никак не удавалось сесть за его написание, а когда садился, ничего не получалось - я писал 3 строчки по часу и понимал, что просто убиваю время. Я боялся, что не смогу заставить читателя жалеть животное. Боялся? На тебе, Витенька, жизненный опыт, чтобы не боялся больше!
Сегодня меня разбудила мама со словами: «Лёвы уже 3 месяца нет дома. Где он, никто не знает». Лёва - это папин двоюродный брат. Он много путешествовал в своё время, нигде подолгу не задерживался, но уже 10 лет живёт в Кременчуге - на Украине, на берегу Днепра. Жены у него, как и у всех моих дядь, нет, а полтора года назад у него умерла мать, он пил после этого, а полгода назад неожиданно появился в Калуге у папиных родителей, а потом приехал к нам. Он оказался весьма занимательным и очень лёгким человеком. На вопрос: «А какую одежду носили солдаты на БАМе?», он отвечал 2 раза минут по 40, но так и не ответив, какую одежду носили солдаты на БАМе.
3 месяца назад в Днепропетровске ему проломили череп. Он лежал в больнице, потеряв память. Соседи только вчера решили проникнуть в его квартиру и позвонить родственникам. По мистическому стечению обстоятельств, именно вчера Лёва вернулся к себе в квартиру, и мы, после долгих поисков, смогли ему дозвониться. Ему повезло, он выжил, но пока ещё не совсем восстановился. Он подаст заявление в милицию и вернётся в больницу, в которой, по его словам, денег хватает только на витамины. Он говорит, что «не хотел нас беспокоить, но если бы хоть кто-то был здесь…» На следующие выходные папа едет в Днепропетровск. Может, с ним поеду я, может, мама - зависит от Бони, чтобы выяснить, что там за больница, сколько стоит лечение и т.д. и предложить пожить ему несколько месяцев у нас…
Что ещё хочется отметить… это мою привычку к одиночеству. В какой-то момент я поймал себя на мысли, как хорошо, что никто не спрашивает, как у меня дела, что я никому не должен предоставлять отчёта в своих действиях, что никто не хочет со мной срочно увидеться. Наверно, в любой другой момент я был бы этому рад, но в эту неделю я искренне радовался, что все про меня забыли, а тем, кто не забыл в силу каких-то обстоятельств, по большому счёту пох.
Вчера я понял, что ошибся с мыслью про Финляндию. Если бы я сейчас был там, я бы, наверно, уже был здесь, потому что совершенно не представляю, как родители бы без меня со всем справлялись. И я подумал, что - слава богу! - что я в России. Пускай только здесь, в сервис-центре может выясниться, что у меня не гарантийный талон для сломавшегося плеера, а его копия. И только здесь, в магазине на Горбушке, где он был куплен, могут сказать, что человек, занимающийся такими вопросами, будет только в понедельник с 12 до 7 (ведь именно в это время, а совсем не в субботу и не в воскресенье, все ездят на Горбушку). И только здесь я могу радоваться тому, что я именно здесь. И пускай даже музыка - единственное, что меня поддерживало в эту неделю, - не вынесла всех напастей, теперь я назло всем и всему буду радоваться, что я здесь. А музыка… эта музыка будет вечной - и батарейки здесь совершенно ни при чём!
P.S. "сочувствую", "держись" - в комментах этого ничего не надо