Ребята с нашего двора...
Оригинал взят у zina_korzina в Ребята с нашего двора...
Статья о дворовой социализации советского ребёнка... Здесь, как всегда, отрывок...
...Вся наша детско-юношеская литература, посвящённая советской бытности, так или иначе, касалась дворовой, уличной среды. Даже, если то были сказки, вроде «Старика Хоттабыча». Именно об этом - рассказы, повести Николая Носова, Юрия Нагибина, Владислава Крапивина, стихи Агнии Барто, Сергея Михалкова и Самуила Маршака, но раз уж мы заговорили о питерских мальчиках, то сразу же вспоминается Радий Погодин с его Кешкой, Мишкой, Толиком и «Кирпичными островами». И вот в их дом переезжает замкнутый, надменный - с виду - мальчик, всегда фланирующий мимо. Он - потешает. Потом - становится объектом ненависти. И вот - момент истины. «- До первой крови или на всю силу? - На всю силу,- не слишком громко, но очень решительно ответил Сима. Это значило, что он согласен драться до конца, пока поднимаются руки, пока пальцы сжимаются в кулак. Здесь уже неважно, течет у тебя из носа кровь или нет. Побежденным считается тот, кто скажет: хватит, сдаюсь…». Далее мы узнаем, что Сима-Семафор вовсе не трус, и не тряпка, а достойный мальчик. Свой. Принят.
Приблизительно такая же ситуация создаётся и Владиславом Крапивиным в «Голубятне на жёлтой поляне». Итак, перед нами кроха-музыкант, ребёнок-подарок. Заинька-паинька. Его приводят в пример всем непутёвым и шаловливым ребятам: «Такие мальчики, наверно, специально существуют в природе, чтобы радовать тётушек и бабушек. Шагает чистюля, скрипку в футляре тащит, под ноги смотрит, чтобы лаковые башмачки не поцарапать. Причёсанный, в жёлтом костюмчике, на шее даже бантик - тоже ярко-жёлтый, с чёрными горошинами. На брючках стрелочки наглажены…» И на этот раз юный интеллигент проявил себя - он показал, что не боится драки. Если Погодин живописал именно питерскую детвору, то Крапивин - певец русской провинции с её самобытными, старинными городками. Но, как видим, коллизия всё та же.
Московский писатель Юрий Нагибин в своём «Чистопрудном» цикле выводит образ Павлика - благородного друга. В их компании он всегда играл роль Атоса: «Я не ощущал в себе того благородства, составляющего основную черту Атоса, которым в полной мере обладал мой друг Павлик». Играя в мушкетёров, мальчики в конечном итоге побеждают местных дебоширов, терроризировавших весь квартал. Причём, как положено, бьют первыми: «Первый же мой удар снова отворил шлюзы в его курносом носу. Ещё один удар - и, корябая руки о булыжник, Лялик волчком завертелся на мостовой». В 1941-м все эти мальчики - плохие и славные, послушные и хулиганистые - уходили на фронт. «Серёжка с Малой Бронной и Витька с Моховой». Они научились быть верными и храбрыми ещё там, во дворе, когда приходилось сражаться «стенка на стенку» с местной шпаной. В своё время мне довелось услышать фразу, что войну выиграл вчерашний старшеклассник - выпускник сталинской школы 1930-х годов. Всё это правда, однако, педагоги и пионерия - это полдела. Они учили теориям, а вот «практика» постигалась в уличных боях и дворовых компаниях. Там не прощали мелочности и лжи...
Далее - тут: На сайте газеты 'Завтра'.
Фотография взята отсюда - ТУТ!
...Вся наша детско-юношеская литература, посвящённая советской бытности, так или иначе, касалась дворовой, уличной среды. Даже, если то были сказки, вроде «Старика Хоттабыча». Именно об этом - рассказы, повести Николая Носова, Юрия Нагибина, Владислава Крапивина, стихи Агнии Барто, Сергея Михалкова и Самуила Маршака, но раз уж мы заговорили о питерских мальчиках, то сразу же вспоминается Радий Погодин с его Кешкой, Мишкой, Толиком и «Кирпичными островами». И вот в их дом переезжает замкнутый, надменный - с виду - мальчик, всегда фланирующий мимо. Он - потешает. Потом - становится объектом ненависти. И вот - момент истины. «- До первой крови или на всю силу? - На всю силу,- не слишком громко, но очень решительно ответил Сима. Это значило, что он согласен драться до конца, пока поднимаются руки, пока пальцы сжимаются в кулак. Здесь уже неважно, течет у тебя из носа кровь или нет. Побежденным считается тот, кто скажет: хватит, сдаюсь…». Далее мы узнаем, что Сима-Семафор вовсе не трус, и не тряпка, а достойный мальчик. Свой. Принят.
Приблизительно такая же ситуация создаётся и Владиславом Крапивиным в «Голубятне на жёлтой поляне». Итак, перед нами кроха-музыкант, ребёнок-подарок. Заинька-паинька. Его приводят в пример всем непутёвым и шаловливым ребятам: «Такие мальчики, наверно, специально существуют в природе, чтобы радовать тётушек и бабушек. Шагает чистюля, скрипку в футляре тащит, под ноги смотрит, чтобы лаковые башмачки не поцарапать. Причёсанный, в жёлтом костюмчике, на шее даже бантик - тоже ярко-жёлтый, с чёрными горошинами. На брючках стрелочки наглажены…» И на этот раз юный интеллигент проявил себя - он показал, что не боится драки. Если Погодин живописал именно питерскую детвору, то Крапивин - певец русской провинции с её самобытными, старинными городками. Но, как видим, коллизия всё та же.
Московский писатель Юрий Нагибин в своём «Чистопрудном» цикле выводит образ Павлика - благородного друга. В их компании он всегда играл роль Атоса: «Я не ощущал в себе того благородства, составляющего основную черту Атоса, которым в полной мере обладал мой друг Павлик». Играя в мушкетёров, мальчики в конечном итоге побеждают местных дебоширов, терроризировавших весь квартал. Причём, как положено, бьют первыми: «Первый же мой удар снова отворил шлюзы в его курносом носу. Ещё один удар - и, корябая руки о булыжник, Лялик волчком завертелся на мостовой». В 1941-м все эти мальчики - плохие и славные, послушные и хулиганистые - уходили на фронт. «Серёжка с Малой Бронной и Витька с Моховой». Они научились быть верными и храбрыми ещё там, во дворе, когда приходилось сражаться «стенка на стенку» с местной шпаной. В своё время мне довелось услышать фразу, что войну выиграл вчерашний старшеклассник - выпускник сталинской школы 1930-х годов. Всё это правда, однако, педагоги и пионерия - это полдела. Они учили теориям, а вот «практика» постигалась в уличных боях и дворовых компаниях. Там не прощали мелочности и лжи...