о пользе ветра в голове
Какой-то здесь становишься легкомысленной. бездумно тратишь деньги и время, и того и другого оказывается достаточно, а в Москве вовсе не было. Повинуясь порыву, резкому, как ветер на Марсовом поле, я стерла номер в телефоне, по которому уже решила никогда не звонить, но все медлила стереть, а тут вдруг ррраз - и нет, и так легко. и еще вспомнила - у меня же в ленте до сих пор висит гнусная рожа, которая как-то недавно пожелала Цветаеву *да-да, Марину* "уебать с ноги" - потому что великая женщина, конечно, в большом моральном долгу перед этой. и вспомнила я чей-то рассказ о знакомстве Тургенева с Дантесом: как пожал Тургенев ему руку, и не отсохла рука у Ивана Сергеича. подумала - а не то ли и я делаю, оставляя у себя жабу? и выбросила немедленно. и легко и ясно нынче в ленте без нее.
Питерские девушки поразительно легкомысленны. все они питаются кофе и сыром, и больше ничего не едят. Там, где москвички полагают непременными чулочки, теплые шарфы и плащи, на петербурженках - майки и шорты. + 17 у них считается летом. ноги их голы, а в сумочках припасены зонты - на случай дождя, который будет точно, но неизвестно, когда именно. им все время хочется двигаться - идти или ехать, словно ветер не дает им сидеть на месте. и с ними легко. Про удалось выспаться - пока не понимаю, ветер не дает спать, мне нужны тишина и темнота, а здесь ночи нет, а солнце бьет по ресницам ранним утром, а ближе к полуночи слепит на повороте трамвайных рельс, на стеклах верхних этажей, на золоченых орлах. в небе слишком много движения, воды, ветра, туч и света.
Здесь у меня было счастье - когда мы долго-долго мчались на машине из города, он кончился, потом распахнулись поля, потом сомкнулся лес, как в сказке, а потом он поредел, сверкнуло - и я, не веря, уже знала - это оно. Море! о таласса, таласса. конец терзаний означает для меня морской горизонт, прощение и жизнь вечную - вот этот блеск, и плеск, и меняющиеся бесконечно цвет и свет. стихия души моей, море, море. как трудно без тебя в сухопутной Москве, сухомятная русская сказка, деревянная ложка, ау!
Впервые заподозрила: а что, если под "провинцией у моря" надменный голос этих мест и имел в виду отверженную столицу, пусть косвенно, иронически, но мог же намекать? а мы привычно думаем - Овидий, Понт...
песок там был горячий, и шиповник рядом цвел, а шмель гудел прерывисто, как смска. я скоро ощутила на лице что-то непривычное, прислушалась - я улыбалась, молча улыбалась от радости. Долго лежала на песке и бродила по воде, и не могла насмотреться. а потом мы поехали ужинать на террасу над морем. а на обратном пути, хотя и не было дождя, встала огромная радуга - яркой и четкой дугой, и рядом - вторая, поменьше, прозрачней. и мы ехали прямо в нее, и ослепительное огромное облако, богато вылепленное, стояло над нами, и я думала - спасибо, спасибо, спасибо.
я иду гулять на Васильевский остров, а вечером выпивать.
Питерские девушки поразительно легкомысленны. все они питаются кофе и сыром, и больше ничего не едят. Там, где москвички полагают непременными чулочки, теплые шарфы и плащи, на петербурженках - майки и шорты. + 17 у них считается летом. ноги их голы, а в сумочках припасены зонты - на случай дождя, который будет точно, но неизвестно, когда именно. им все время хочется двигаться - идти или ехать, словно ветер не дает им сидеть на месте. и с ними легко. Про удалось выспаться - пока не понимаю, ветер не дает спать, мне нужны тишина и темнота, а здесь ночи нет, а солнце бьет по ресницам ранним утром, а ближе к полуночи слепит на повороте трамвайных рельс, на стеклах верхних этажей, на золоченых орлах. в небе слишком много движения, воды, ветра, туч и света.
Здесь у меня было счастье - когда мы долго-долго мчались на машине из города, он кончился, потом распахнулись поля, потом сомкнулся лес, как в сказке, а потом он поредел, сверкнуло - и я, не веря, уже знала - это оно. Море! о таласса, таласса. конец терзаний означает для меня морской горизонт, прощение и жизнь вечную - вот этот блеск, и плеск, и меняющиеся бесконечно цвет и свет. стихия души моей, море, море. как трудно без тебя в сухопутной Москве, сухомятная русская сказка, деревянная ложка, ау!
Впервые заподозрила: а что, если под "провинцией у моря" надменный голос этих мест и имел в виду отверженную столицу, пусть косвенно, иронически, но мог же намекать? а мы привычно думаем - Овидий, Понт...
песок там был горячий, и шиповник рядом цвел, а шмель гудел прерывисто, как смска. я скоро ощутила на лице что-то непривычное, прислушалась - я улыбалась, молча улыбалась от радости. Долго лежала на песке и бродила по воде, и не могла насмотреться. а потом мы поехали ужинать на террасу над морем. а на обратном пути, хотя и не было дождя, встала огромная радуга - яркой и четкой дугой, и рядом - вторая, поменьше, прозрачней. и мы ехали прямо в нее, и ослепительное огромное облако, богато вылепленное, стояло над нами, и я думала - спасибо, спасибо, спасибо.
я иду гулять на Васильевский остров, а вечером выпивать.