"Четвертая высота" или "Первая высота Гули Королевой"
Вчера прошло первенство МФТИ по Черлидингу. Наша команда ФУПМа, частью которой я тоже являюсь, заняла I место. Мы очень долго и упорно готовились. Да, наверно, мы немного ослабили хватку, но все равно было проделано много работы, выплакано много слез и потянуто много мышц. Но мы это сделали! Я это сделала. Я твердо шла к этой цели, и мне удалось ее достичь. Мне удалось взять эту высоту ;)
И по книге мы как раз добрались до Гулиной первой высоты. Наслаждайтесь!)
ПЕРВАЯ ВЫСОТА
Над скалистым берегом моря, в густой зелени акаций, прятались стеклянные строения украинской кинофабрики. Издали виднелись красные черепичные крыши. В этом саду можно было увидеть толпу бойких босоногих ребятишек и впереди всех - весёлую загорелую девочку в ситцевой юбчонке и в вышитой украинской рубашке. Это была героиня кинокартины - бесстрашная Василинка. Шла съёмка картины «Дочь партизана».
Василинкой была Гуля. Случилось так, что она вместе с матерью поехала на Украину. Режиссёры кинофабрики, увидя Гулю, сразу решили, что Василинка должна быть точь-в-точь такой, как Гуля. Матери не хотелось делать из Гули киноартистку, но режиссёры настаивали до тех пор, пока она не согласилась.
Гуле пришлось приняться за трудную, серьёзную работу.
В картине была сцена, где Василинка верхом на лошади берёт препятствие. Для того чтобы сыграть эту сцену, Гуле пришлось научиться ездить верхом - в седле и без седла.
Красноармеец привёл во двор кинофабрики рослого белого коня. Поглаживая своего красавца по крутой, гладкой спине, он говорил:
- Це добрый кинь. Нема бильше такого доброго коня, як Сивко.
Но «добрый конь» оказался злым и упрямым, когда на него посадили Гулю. Он рванулся с такой силой, что Гулю сразу откинуло назад и она чуть не полетела вниз головой. Её вовремя подхватили.
- Вы идите рядом, - сказала Гуля режиссёру, - а я ещё раз попробую.
Она уселась поудобнее и дёрнула поводья. Сивко не тронулся с места. Гуля сжала ногами бока лошади, но она не шелохнулась Красноармеец потрепал коня по загривку и сказал:
- Чого ж ты, дурень? Ходы! Ходы швыдче!
Гуля снова дёрнула поводья. Сивко вдруг затанцевал, отпрянул назад, и Гуля упала ему на шею. Её опять успели подхватить.
Она покраснела.
- Что, испугалась? - спросили её режиссёр и оператор.
- Злякалась? - спросил красноармеец.
- Злякалась, - сказала Гуля. - Думала - убьюсь.
- Ну, может быть, хватит на сегодня?
- Нет, давайте ещё, - ответила Гуля.
То сдерживая, то подгоняя Сивка поводьями, она заставила его наконец слушаться. Упрямый Сивко понял, что ему не переупрямить маленькую наездницу.
Учение повторилось и на другой день и на третий. А когда Гуля научилась ездить и шагом, и рысью, и галопом, на дорожке парка поставили высокий барьер.
Смело и весело уселась Василинка в седло. Сивко сразу бросился вперёд, но перед самым барьером шарахнулся куда-то в сторону. Гуля еле удержала его. Сивко брыкался, мотал головой, кусал удила. Гуля кое-как усидела в седле и снова направила коня вперёд. Она неслась к барьеру, и ветер бил ей прямо в лицо. Сивко доскакал до цели и снова отпрянул в сторону. Он, казалось, во что бы то ни стало решил сбросить с себя эту лёгкую, но беспокойную ношу. У Гули закружилась голова. Она судорожно вцепилась в поводья.
- Прекратить репетицию! - закричал в рупор режиссёр.
Но Гуля не захотела сдаваться:
- Ничего, у меня выйдет. Должно выйти!
Она уселась покрепче, прилегла к шее коня:
- Ну, Сивко, не выдай! - и опять помчалась к барьеру. Сердце у неё забилось ещё сильнее.
Но Сивко выдал. Перед самым барьером он опять, в третий раз, шарахнулся вбок.
- Брось, Гуля, не надо! - кричал режиссёр.
Гуля ничего не слышала. Стиснув зубы, сжавшись словно пружина, погнала она коня галопом. Доскакав до барьера, она дала шенкеля, конь, не успев опомниться, сделал прыжок, и Гуля, точно на крыльях, взлетела куда-то вверх. Секунда - и конь снова плавно бежал по дорожке.
Барьер был взят. Так двенадцатилетняя Гуля взяла первую высоту в своей жизни.
Василинка (Кадр из кинофильма «Дочь партизана»)
НОВЫЕ ДРУЗЬЯ
Осенью кинофильм «Дочь партизана» повезли на просмотр в Москву.
Было странно, что такая большая картина, над которой трудилось столько людей, могла уместиться в маленьком чемоданчике.
Провожая режиссёра на вокзал, Гуля просила его:
- Пожалуйста, покажите картину моему папе. Уж если я не смогу увидеть его, так пусть хоть он посмотрит на меня!
Ей и самой очень хотелось в Москву, хотелось в прежнюю квартиру, на свою московскую улицу, в свою московскую школу.
Но маме никак нельзя было уехать из Одессы.
Приходилось привыкать к новой жизни и к новой школе.
А привыкнуть было не так легко. И парты в классе казались неудобными, и доска не на том месте, и ребята не те.
Дома Гуля жаловалась, что на переменах в ушах звенит от шума, что мальчишки то и дело подставляют ножку или дёргают за косу и что в этой школе учиться нет никакой возможности.
- Ничего, привыкнешь, - говорили ей дома.
- Никогда в жизни не привыкну! - сердилась Гуля.
Она не прощала новой школе прежде всего то, что школа эта находилась не в Москве, а в Одессе.
Однажды, еле досидев до конца уроков и захлопнув за собой тяжёлую школьную дверь, Гуля сказала своим одноклассницам:
- И что это за школа! Пешком бы я отсюда в Москву ушла.
Это услышали мальчики.
- Да кто ж тебя держит? - закричал один. - Москвичка, подумаешь!
- Нам ты очень нужна! - прибавил другой. - Катись куда хочешь. Мы тебе и дорожку покажем, и на дорожку дадим…
И он уже хотел дать Гуле подзатыльник, но на помощь к ней подоспело несколько девочек.
- Не троньте её! - закричали они хором. - Вам какое дело, про что мы разговариваем!
- А пусть не задаётся. Не королева ведь, а Королёва!
- Ну что ж, что Королёва. Она у нас артистка.
- Артистка! - презрительно сказал мальчик, и все захохотали.
- Да, да! - закричали девочки. - Артистка настоящая. «Дочь партизана».
- Ну? - спросил кто-то из мальчиков.
- Честное пионерское, - сказали девочки, - она там и верхом скачет, и лошадь из болота вытаскивает, и с кулаком воюет, не то что с вами!
- А всё равно пусть не задаётся! - сказал черноглазый коренастый мальчик, с любопытством поглядывая на Гулю. И вдруг прибавил: - А где теперь твоя лошадь?
- Это не моя, - сказала Гуля. - Она красноармейская.
- На красноармейской надо уметь ездить, - сказал кто-то.
- Я сначала не умела, - ответила Гуля, - а потом выучилась немножко.
- Немножко! - закричала Гулина соседка по парте, Лёля Снегирёва. - Ты же барьеры брала!
- Да, приходилось…
Ни Гуля, ни другие школьники и школьницы - никто не заметил, как ссора сама собой угасла и перешла в деловой и даже дружеский разговор. Кончился он тем, что Гуля повела всю компанию к себе домой, на улицу, обсаженную липами, - называлась эта улица Уютной - и угостила своих новых друзей всеми вкусными вещами, какие только нашла дома: сочными румяными яблоками и хлебом с малиновым вареньем.
И скоро Гуле стало казаться, что в школе не так уж шумно, что девочки очень славные и что даже среди мальчишек есть совсем неплохие ребята.
Но лишь только начала она привыкать к этой школе, как ей снова пришлось уехать. На этот раз - в Киев, где готовилась съёмка новой картины.
Незадолго до её отъезда приехал в Одессу Владимир Данилович Королёв.
- Папочка, - сказала Гуля, когда отец отдохнул с дороги и они вместе вышли на улицу, - у меня к тебе просьба. Очень большая. Обещай, что ты её исполнишь.
Уже стоял конец июня. Южное солнце пекло так, что спасала от него только густая тень каштанов и акаций, выстроившихся вдоль тротуаров. Лишь изредка приносил прохладу ветерок с моря.
Отец с удивлением посмотрел на Гулю:
- Как же я могу обещать тебе то, чего не знаю?
Гуля подумала немножко и сказала:
- Я даю слово, что ни разу за весь месяц ничего у тебя больше не попрошу - ни мороженого, ни денег на карусель.
- Ну, так в чём же дело? - ещё больше удивился отец.
- Знаешь, я соберу сегодня ребят нашего класса, и ты угостишь мороженым нас всех. И покатаешь всех на карусели. Хорошо?
- А сколько же у вас в классе ребят?
- Тридцать два человека. Но не пугайся - сейчас многие разъехались. Ну, всё же человек двадцать наберётся…
Владимир Данилович развёл руками:
- Ты что, хочешь разорить меня сразу - за один день?
Гуля виновато улыбнулась:
- Нет, папочка. Это выйдет ровно столько порций мороженого, сколько я съела бы одна за целый месяц. И столько же раз покаталась бы на карусели. Я всё это тоже подсчитала.
Отец усмехнулся:
- Ну что ж, это неплохо, что ты и летом занимаешься математикой…
Но Гуля перебила его:
- Не смейся, папочка, я даю тебе слово, что больше ни одной копейки не попрошу у тебя за целый месяц. Но ты понимаешь - я скоро уезжаю и долго не увижу своих ребят!
Владимир Данилович вынул из бокового кармана пиджака бумажник и отсчитал пятьдесят рублей, а потом ещё двадцать.
- Хватит! - прошептала Гуля. - И на мороженое и на карусель в Аркадии хватит.
- И даже на трамвай, - сказал отец. - Можешь звать всю компанию.
Не помня себя от радости, Гуля помчалась приглашать ребят. Она бегала из дома в дом. Кого застала во дворе, кого - на соседней улице, кого - у моря, за остальными разослала гонцов. И всем наказала строго-настрого: сбор в семь часов вечера. В Аркадии. Не опаздывать.
Вечером, ещё задолго до семи часов, за круглыми столиками приморского парка торжественно расселись Гуля и её гости. Они тихо и неторопливо, стараясь продлить удовольствие, работали ложечками, осторожно дотрагиваясь до холодных сладких шариков в запотевших стеклянных вазочках.
Парусиновые тенты над столиками вздувались от морского ветра, как паруса, обвевая разгорячённые лица ребят прохладой.
Больше всех радовалась в этот вечер Гуля. За её столиком было особенно шумно и весело. А когда все уселись на деревянных коней и в расписные сани и карусель двинулась под хриплые, дребезжащие звуки органчика, Гуля почувствовала себя на вершине счастья.
Отец стоял возле карусели, и каждый раз, когда дочка горделиво проплывала мимо него на белом коне, он махал ей рукой, а Гуля улыбалась ему благодарно и ласково.
Через месяц, помогая отцу укладывать вещи в чемодан, Гуля спросила:
- Папа, а у тебя довольно денег на дорогу? Ведь ты столько потратил на меня и на моих ребят!
Отец вздохнул:
- Да, да, придётся мне, видно, пешком в Москву идти.
А потом похлопал её по плечу и добавил:
- Ничего, дочка, денег у меня хватит. Ведь ты целый месяц прожила без мороженого - сдержала своё слово. Признаться, я не раз хотел тебе предложить полакомиться, да только…
- Понимаю, - прервала его Гуля. - Воспитывал меня.
- Нет, по-моему, ты сама себя воспитываешь, дочка.
В тот же день отец уехал, а скоро Гуля и сама стала готовиться к отъезду.
И по книге мы как раз добрались до Гулиной первой высоты. Наслаждайтесь!)
ПЕРВАЯ ВЫСОТА
Над скалистым берегом моря, в густой зелени акаций, прятались стеклянные строения украинской кинофабрики. Издали виднелись красные черепичные крыши. В этом саду можно было увидеть толпу бойких босоногих ребятишек и впереди всех - весёлую загорелую девочку в ситцевой юбчонке и в вышитой украинской рубашке. Это была героиня кинокартины - бесстрашная Василинка. Шла съёмка картины «Дочь партизана».
Василинкой была Гуля. Случилось так, что она вместе с матерью поехала на Украину. Режиссёры кинофабрики, увидя Гулю, сразу решили, что Василинка должна быть точь-в-точь такой, как Гуля. Матери не хотелось делать из Гули киноартистку, но режиссёры настаивали до тех пор, пока она не согласилась.
Гуле пришлось приняться за трудную, серьёзную работу.
В картине была сцена, где Василинка верхом на лошади берёт препятствие. Для того чтобы сыграть эту сцену, Гуле пришлось научиться ездить верхом - в седле и без седла.
Красноармеец привёл во двор кинофабрики рослого белого коня. Поглаживая своего красавца по крутой, гладкой спине, он говорил:
- Це добрый кинь. Нема бильше такого доброго коня, як Сивко.
Но «добрый конь» оказался злым и упрямым, когда на него посадили Гулю. Он рванулся с такой силой, что Гулю сразу откинуло назад и она чуть не полетела вниз головой. Её вовремя подхватили.
- Вы идите рядом, - сказала Гуля режиссёру, - а я ещё раз попробую.
Она уселась поудобнее и дёрнула поводья. Сивко не тронулся с места. Гуля сжала ногами бока лошади, но она не шелохнулась Красноармеец потрепал коня по загривку и сказал:
- Чого ж ты, дурень? Ходы! Ходы швыдче!
Гуля снова дёрнула поводья. Сивко вдруг затанцевал, отпрянул назад, и Гуля упала ему на шею. Её опять успели подхватить.
Она покраснела.
- Что, испугалась? - спросили её режиссёр и оператор.
- Злякалась? - спросил красноармеец.
- Злякалась, - сказала Гуля. - Думала - убьюсь.
- Ну, может быть, хватит на сегодня?
- Нет, давайте ещё, - ответила Гуля.
То сдерживая, то подгоняя Сивка поводьями, она заставила его наконец слушаться. Упрямый Сивко понял, что ему не переупрямить маленькую наездницу.
Учение повторилось и на другой день и на третий. А когда Гуля научилась ездить и шагом, и рысью, и галопом, на дорожке парка поставили высокий барьер.
Смело и весело уселась Василинка в седло. Сивко сразу бросился вперёд, но перед самым барьером шарахнулся куда-то в сторону. Гуля еле удержала его. Сивко брыкался, мотал головой, кусал удила. Гуля кое-как усидела в седле и снова направила коня вперёд. Она неслась к барьеру, и ветер бил ей прямо в лицо. Сивко доскакал до цели и снова отпрянул в сторону. Он, казалось, во что бы то ни стало решил сбросить с себя эту лёгкую, но беспокойную ношу. У Гули закружилась голова. Она судорожно вцепилась в поводья.
- Прекратить репетицию! - закричал в рупор режиссёр.
Но Гуля не захотела сдаваться:
- Ничего, у меня выйдет. Должно выйти!
Она уселась покрепче, прилегла к шее коня:
- Ну, Сивко, не выдай! - и опять помчалась к барьеру. Сердце у неё забилось ещё сильнее.
Но Сивко выдал. Перед самым барьером он опять, в третий раз, шарахнулся вбок.
- Брось, Гуля, не надо! - кричал режиссёр.
Гуля ничего не слышала. Стиснув зубы, сжавшись словно пружина, погнала она коня галопом. Доскакав до барьера, она дала шенкеля, конь, не успев опомниться, сделал прыжок, и Гуля, точно на крыльях, взлетела куда-то вверх. Секунда - и конь снова плавно бежал по дорожке.
Барьер был взят. Так двенадцатилетняя Гуля взяла первую высоту в своей жизни.
Василинка (Кадр из кинофильма «Дочь партизана»)
НОВЫЕ ДРУЗЬЯ
Осенью кинофильм «Дочь партизана» повезли на просмотр в Москву.
Было странно, что такая большая картина, над которой трудилось столько людей, могла уместиться в маленьком чемоданчике.
Провожая режиссёра на вокзал, Гуля просила его:
- Пожалуйста, покажите картину моему папе. Уж если я не смогу увидеть его, так пусть хоть он посмотрит на меня!
Ей и самой очень хотелось в Москву, хотелось в прежнюю квартиру, на свою московскую улицу, в свою московскую школу.
Но маме никак нельзя было уехать из Одессы.
Приходилось привыкать к новой жизни и к новой школе.
А привыкнуть было не так легко. И парты в классе казались неудобными, и доска не на том месте, и ребята не те.
Дома Гуля жаловалась, что на переменах в ушах звенит от шума, что мальчишки то и дело подставляют ножку или дёргают за косу и что в этой школе учиться нет никакой возможности.
- Ничего, привыкнешь, - говорили ей дома.
- Никогда в жизни не привыкну! - сердилась Гуля.
Она не прощала новой школе прежде всего то, что школа эта находилась не в Москве, а в Одессе.
Однажды, еле досидев до конца уроков и захлопнув за собой тяжёлую школьную дверь, Гуля сказала своим одноклассницам:
- И что это за школа! Пешком бы я отсюда в Москву ушла.
Это услышали мальчики.
- Да кто ж тебя держит? - закричал один. - Москвичка, подумаешь!
- Нам ты очень нужна! - прибавил другой. - Катись куда хочешь. Мы тебе и дорожку покажем, и на дорожку дадим…
И он уже хотел дать Гуле подзатыльник, но на помощь к ней подоспело несколько девочек.
- Не троньте её! - закричали они хором. - Вам какое дело, про что мы разговариваем!
- А пусть не задаётся. Не королева ведь, а Королёва!
- Ну что ж, что Королёва. Она у нас артистка.
- Артистка! - презрительно сказал мальчик, и все захохотали.
- Да, да! - закричали девочки. - Артистка настоящая. «Дочь партизана».
- Ну? - спросил кто-то из мальчиков.
- Честное пионерское, - сказали девочки, - она там и верхом скачет, и лошадь из болота вытаскивает, и с кулаком воюет, не то что с вами!
- А всё равно пусть не задаётся! - сказал черноглазый коренастый мальчик, с любопытством поглядывая на Гулю. И вдруг прибавил: - А где теперь твоя лошадь?
- Это не моя, - сказала Гуля. - Она красноармейская.
- На красноармейской надо уметь ездить, - сказал кто-то.
- Я сначала не умела, - ответила Гуля, - а потом выучилась немножко.
- Немножко! - закричала Гулина соседка по парте, Лёля Снегирёва. - Ты же барьеры брала!
- Да, приходилось…
Ни Гуля, ни другие школьники и школьницы - никто не заметил, как ссора сама собой угасла и перешла в деловой и даже дружеский разговор. Кончился он тем, что Гуля повела всю компанию к себе домой, на улицу, обсаженную липами, - называлась эта улица Уютной - и угостила своих новых друзей всеми вкусными вещами, какие только нашла дома: сочными румяными яблоками и хлебом с малиновым вареньем.
И скоро Гуле стало казаться, что в школе не так уж шумно, что девочки очень славные и что даже среди мальчишек есть совсем неплохие ребята.
Но лишь только начала она привыкать к этой школе, как ей снова пришлось уехать. На этот раз - в Киев, где готовилась съёмка новой картины.
Незадолго до её отъезда приехал в Одессу Владимир Данилович Королёв.
- Папочка, - сказала Гуля, когда отец отдохнул с дороги и они вместе вышли на улицу, - у меня к тебе просьба. Очень большая. Обещай, что ты её исполнишь.
Уже стоял конец июня. Южное солнце пекло так, что спасала от него только густая тень каштанов и акаций, выстроившихся вдоль тротуаров. Лишь изредка приносил прохладу ветерок с моря.
Отец с удивлением посмотрел на Гулю:
- Как же я могу обещать тебе то, чего не знаю?
Гуля подумала немножко и сказала:
- Я даю слово, что ни разу за весь месяц ничего у тебя больше не попрошу - ни мороженого, ни денег на карусель.
- Ну, так в чём же дело? - ещё больше удивился отец.
- Знаешь, я соберу сегодня ребят нашего класса, и ты угостишь мороженым нас всех. И покатаешь всех на карусели. Хорошо?
- А сколько же у вас в классе ребят?
- Тридцать два человека. Но не пугайся - сейчас многие разъехались. Ну, всё же человек двадцать наберётся…
Владимир Данилович развёл руками:
- Ты что, хочешь разорить меня сразу - за один день?
Гуля виновато улыбнулась:
- Нет, папочка. Это выйдет ровно столько порций мороженого, сколько я съела бы одна за целый месяц. И столько же раз покаталась бы на карусели. Я всё это тоже подсчитала.
Отец усмехнулся:
- Ну что ж, это неплохо, что ты и летом занимаешься математикой…
Но Гуля перебила его:
- Не смейся, папочка, я даю тебе слово, что больше ни одной копейки не попрошу у тебя за целый месяц. Но ты понимаешь - я скоро уезжаю и долго не увижу своих ребят!
Владимир Данилович вынул из бокового кармана пиджака бумажник и отсчитал пятьдесят рублей, а потом ещё двадцать.
- Хватит! - прошептала Гуля. - И на мороженое и на карусель в Аркадии хватит.
- И даже на трамвай, - сказал отец. - Можешь звать всю компанию.
Не помня себя от радости, Гуля помчалась приглашать ребят. Она бегала из дома в дом. Кого застала во дворе, кого - на соседней улице, кого - у моря, за остальными разослала гонцов. И всем наказала строго-настрого: сбор в семь часов вечера. В Аркадии. Не опаздывать.
Вечером, ещё задолго до семи часов, за круглыми столиками приморского парка торжественно расселись Гуля и её гости. Они тихо и неторопливо, стараясь продлить удовольствие, работали ложечками, осторожно дотрагиваясь до холодных сладких шариков в запотевших стеклянных вазочках.
Парусиновые тенты над столиками вздувались от морского ветра, как паруса, обвевая разгорячённые лица ребят прохладой.
Больше всех радовалась в этот вечер Гуля. За её столиком было особенно шумно и весело. А когда все уселись на деревянных коней и в расписные сани и карусель двинулась под хриплые, дребезжащие звуки органчика, Гуля почувствовала себя на вершине счастья.
Отец стоял возле карусели, и каждый раз, когда дочка горделиво проплывала мимо него на белом коне, он махал ей рукой, а Гуля улыбалась ему благодарно и ласково.
Через месяц, помогая отцу укладывать вещи в чемодан, Гуля спросила:
- Папа, а у тебя довольно денег на дорогу? Ведь ты столько потратил на меня и на моих ребят!
Отец вздохнул:
- Да, да, придётся мне, видно, пешком в Москву идти.
А потом похлопал её по плечу и добавил:
- Ничего, дочка, денег у меня хватит. Ведь ты целый месяц прожила без мороженого - сдержала своё слово. Признаться, я не раз хотел тебе предложить полакомиться, да только…
- Понимаю, - прервала его Гуля. - Воспитывал меня.
- Нет, по-моему, ты сама себя воспитываешь, дочка.
В тот же день отец уехал, а скоро Гуля и сама стала готовиться к отъезду.