Тони задавал ритм, а Херби был как губка. Что бы мы не играли его ничем не удивишь, впитывал все в себя, как губка. Однажды я ему сказал, что он лепит не те аккорды, а он говорит: "Господи, да я и не знаю иногда что играть". "Тогда, Херби, если не знаешь, вообще не играй. Знаешь,просто пропусти этот кусок. Тебя же никто не заставляет играть все время!". Он был из тех, кто будет пить и пить, пока не опустошит всю бутылку, просто потому, что она есть. Херби поначалу был таким: играл, играл и играл, потому что ему это бло легко (у него никогда не иссякали идеи и вообще он любил играть). Господи, этот мерзавец так много всегда играл, что иногда, отыграв соло, я, проходя мимо, делал вид, что сейчас отрублю ему руки.
Когда Херби только появился у нас, я ему скзал: "У тебя слишком много нот в аккорде. Аккорд уже установлен, его звучание тоже. Не нужно брать все нижние ноты. Рон их возьмет". Но это единственное замечание, которое мне пришлось ему сделать, еще я иногда просил его играть медленнее. И не переигрывать. Иногда вообще не играть, даже если на сцене целый вечер. Не надо играть только потому, что перед тобой восемьдесят восемь клавиш. Господи, у пианистов и гитаристов есть грех: они всегда слишком много играют, их все время приходится одергивать.
М. Дэвис, "Автобиография"