Сам по себе
Я никак не мог ему помочь. Он оказался в таком положении, что никто не мог этого сделать. Но в этом была и вся соль ситуации: ему не к кому было обратиться за поддержкой, ему самому предстояло придумывать и организовывать свое спасение. И я увидел не растерянность, а азарт в его глазах. Он наконец-то получил то, чего хотел. Он присутствовал здесь сам по себе, без посредников. Быть лишь на своей волне, ни с кем ни о чем не советуясь, ни у кого ничего не спрашивая - главное, не спрашивая разрешения, - ради этого стоило попасть в безвыходное положение.
Он был расслаблен, самодовольная улыбка гуляла по его лицу. Другой бы уже начал метаться и биться о прутья, как до смерти напуганное животное, но не он. Он моментально оценил все преимущества своего положения. Похоже, у него сразу возник план - ясный и четкий, такой же, каким он обычно пользовался раньше, когда был кому-то подчинён. Его навыки пригодились и теперь он уже не хотел спасаться. Он видел выгоду в том, чтобы как можно дольше длить это состояние, чтобы глубже увязнуть в трясине и оказаться за чертой, где никому даже в голову не придет - организовывать его спасение. Я видел, как он трясся от хохота, предвидя как уморительно будут выглядеть его беспомощные доброхоты. О таком он не мог и мечтать.
Но первые минуты эйфории быстро прошли и он погрузился в решение задачи. Через полчаса мысленных манипуляций он понял, что решения нет. По крайней мере его нет на поверхности и на небольшой глубине. Нырять нужно было глубже. Но он не собирался делать это здесь и сейчас, хотя и представлял себе лимит времени. В его распоряжении было часов двадцать и было всего четыре часа дня, он чувствовал себя в безопасности: если не хватит сил что-то придумать до полуночи, он вернется к обдумыванию рано утром, хорошенько выспавшись и проработав исходные данные с вечера.
Теперь он был свободным человеком, принадлежавшим себе одному, - субъектом, который больше никого не интересовал. И то, что с ним могло бы произойти, казалось ему второстепенным в этот момент.
Все закончилось гораздо быстрее, чем он думал - ничего стоящее ему не пришло в голову ни вечером, ни на следующее утро. Им овладела легкая грусть. Впервые он получил то, чего хотел, но это обретение совпало с его личным финалом, с его крахом.
Он еще не знал, как это будет и даже не хотел этого представлять, его это почти не волновало. Он впервые осознал, что значит прикоснуться к тайне бытия. Сейчас она была прямо перед ним.
Если вчера он ощущал радость, она его переполняла, то на следующий день после полудня к нему пришло облегчение. Ему казалось, что никогда еще ему не было так легко. Это было освобождение от всех тягот, которые сопровождали его в жизни. И если вчерашнее ощущение свободы было легким, парящим, то это освобождение было успокаивающим и очень-очень глубоким. Он сосредоточился на этом переживании и не заметил, как все закончилось. Некоторые из нас могли наблюдать это воочию.
Он был расслаблен, самодовольная улыбка гуляла по его лицу. Другой бы уже начал метаться и биться о прутья, как до смерти напуганное животное, но не он. Он моментально оценил все преимущества своего положения. Похоже, у него сразу возник план - ясный и четкий, такой же, каким он обычно пользовался раньше, когда был кому-то подчинён. Его навыки пригодились и теперь он уже не хотел спасаться. Он видел выгоду в том, чтобы как можно дольше длить это состояние, чтобы глубже увязнуть в трясине и оказаться за чертой, где никому даже в голову не придет - организовывать его спасение. Я видел, как он трясся от хохота, предвидя как уморительно будут выглядеть его беспомощные доброхоты. О таком он не мог и мечтать.
Но первые минуты эйфории быстро прошли и он погрузился в решение задачи. Через полчаса мысленных манипуляций он понял, что решения нет. По крайней мере его нет на поверхности и на небольшой глубине. Нырять нужно было глубже. Но он не собирался делать это здесь и сейчас, хотя и представлял себе лимит времени. В его распоряжении было часов двадцать и было всего четыре часа дня, он чувствовал себя в безопасности: если не хватит сил что-то придумать до полуночи, он вернется к обдумыванию рано утром, хорошенько выспавшись и проработав исходные данные с вечера.
Теперь он был свободным человеком, принадлежавшим себе одному, - субъектом, который больше никого не интересовал. И то, что с ним могло бы произойти, казалось ему второстепенным в этот момент.
Все закончилось гораздо быстрее, чем он думал - ничего стоящее ему не пришло в голову ни вечером, ни на следующее утро. Им овладела легкая грусть. Впервые он получил то, чего хотел, но это обретение совпало с его личным финалом, с его крахом.
Он еще не знал, как это будет и даже не хотел этого представлять, его это почти не волновало. Он впервые осознал, что значит прикоснуться к тайне бытия. Сейчас она была прямо перед ним.
Если вчера он ощущал радость, она его переполняла, то на следующий день после полудня к нему пришло облегчение. Ему казалось, что никогда еще ему не было так легко. Это было освобождение от всех тягот, которые сопровождали его в жизни. И если вчерашнее ощущение свободы было легким, парящим, то это освобождение было успокаивающим и очень-очень глубоким. Он сосредоточился на этом переживании и не заметил, как все закончилось. Некоторые из нас могли наблюдать это воочию.