Стоны мечтаний
Последнее время я дышу тихо, мелкими глотками. Я хожу осторожно, аккуратно, не делая резких движений, не вскидывая голову слишком высоко. Моя душа переполнена мечтою. Она копилась долго, день за днем, по маленьким каплям, пока почти не переполнила меня. И теперь я должна быть внимательной, чтобы она не пролилась. Чтобы она не вытекала круглыми бусинами, блестящими на солнце, чтобы не сбегала ручейками в землю, чтобы не прорывалась сквозь глаза солеными бликами.
При каждом шаге чуть задерживать дыхание. При каждом взгляде чуть прикрывать веки, с каждой мыслью плотнее зажимать сердце в кулаке.
Моя мечта слишком долго была взаперти, слишком долго хранилась в темном тепле. Теперь она стала горькой и терпкой, острой и вязкой, щипит язык и душу. Она забродила и осела серым пеплом разочарования, мутной жижей отчаяния. Я сглатываю ее и морщусь от боли и горечи. Утираю ее с щек перед сном, когда ворочаясь в постели нечаянно проливаю на белую наволочку мокрыми следами.
Я даже уже не хочу ее. Мне не нужна эта мечта, застывающая словно смола в острые иглы янтаря. Она давно уже не сладкое лакомство, а горькая микстура для пробуждения в реальность.
Моя мечта долго ворочалась в коконе времени, мечтая превратиться в бабочку, но проснулась, распахнув не яркие крылья, а лишь черные тени красок.
Наверное, ей также больно, как и мне. Наверное, ей так же горько и страшно. И она тоже хочет уйти. Но я не отпускаю. Ношу в себе осторожно и трепетно, в пустой надежде все же увидеть бабочку, в безысходном отчаянии склеить сломанные крылья.
Ступать осторожно и тихо, не дышать часто и глубоко, не говорить громко. Вонзенные в сердце спицы звонко ударяются друг от друга. Дзынь. Поют панихиды по умирающей сестре, ждут, когда она застынет окончательно, когда воткнется в сердце новой иглой, новым напоминанием об умершей мечте.
Вместо запахов осени я дышу только терпким ароматом сгнивших грез, вместо солнечных бликов на моих глазах тени неисполненных желаний.
Вместо чистого света на дне души черная муть разочарования.
Лечь, свернувшись в тугой комок, зажать живот коленями и почти не дышать, не двигаться до самого утра, пока умершая мечта бьется о душу, проворачивает спицы в сердце, терзает, хочет на свободу. Хочет вырваться и разлиться темнотой по миру, замазав черной краской все улыбки, толстыми мазками покрыть весь свет и тепло, укрыть собой все, не оставив даже и следа чистых белых листов. Не дам. Стерплю, сдержу, захороню в сердце, на самом дне, под плакучей ивой. Выпью всю горечь, перетерплю всю боль. Выдержу.
Проснусь с новой иглой в сердце, буду ходить по миру улыбаясь, стараясь не слышать, как спицы звенят в груди, ударяясь друг о друга. Буду пить чистую воду, стараясь не замечать горького привкуса на губах от вновь умирающей мечты.
Буду жить, не замечая отчаянных криков задушенных грез.
При каждом шаге чуть задерживать дыхание. При каждом взгляде чуть прикрывать веки, с каждой мыслью плотнее зажимать сердце в кулаке.
Моя мечта слишком долго была взаперти, слишком долго хранилась в темном тепле. Теперь она стала горькой и терпкой, острой и вязкой, щипит язык и душу. Она забродила и осела серым пеплом разочарования, мутной жижей отчаяния. Я сглатываю ее и морщусь от боли и горечи. Утираю ее с щек перед сном, когда ворочаясь в постели нечаянно проливаю на белую наволочку мокрыми следами.
Я даже уже не хочу ее. Мне не нужна эта мечта, застывающая словно смола в острые иглы янтаря. Она давно уже не сладкое лакомство, а горькая микстура для пробуждения в реальность.
Моя мечта долго ворочалась в коконе времени, мечтая превратиться в бабочку, но проснулась, распахнув не яркие крылья, а лишь черные тени красок.
Наверное, ей также больно, как и мне. Наверное, ей так же горько и страшно. И она тоже хочет уйти. Но я не отпускаю. Ношу в себе осторожно и трепетно, в пустой надежде все же увидеть бабочку, в безысходном отчаянии склеить сломанные крылья.
Ступать осторожно и тихо, не дышать часто и глубоко, не говорить громко. Вонзенные в сердце спицы звонко ударяются друг от друга. Дзынь. Поют панихиды по умирающей сестре, ждут, когда она застынет окончательно, когда воткнется в сердце новой иглой, новым напоминанием об умершей мечте.
Вместо запахов осени я дышу только терпким ароматом сгнивших грез, вместо солнечных бликов на моих глазах тени неисполненных желаний.
Вместо чистого света на дне души черная муть разочарования.
Лечь, свернувшись в тугой комок, зажать живот коленями и почти не дышать, не двигаться до самого утра, пока умершая мечта бьется о душу, проворачивает спицы в сердце, терзает, хочет на свободу. Хочет вырваться и разлиться темнотой по миру, замазав черной краской все улыбки, толстыми мазками покрыть весь свет и тепло, укрыть собой все, не оставив даже и следа чистых белых листов. Не дам. Стерплю, сдержу, захороню в сердце, на самом дне, под плакучей ивой. Выпью всю горечь, перетерплю всю боль. Выдержу.
Проснусь с новой иглой в сердце, буду ходить по миру улыбаясь, стараясь не слышать, как спицы звенят в груди, ударяясь друг о друга. Буду пить чистую воду, стараясь не замечать горького привкуса на губах от вновь умирающей мечты.
Буду жить, не замечая отчаянных криков задушенных грез.