Перепост. Мастер-класс Ивана Вырыпаева в Центре белорусской драматургии
Оригинал взят у byrlesk в Мастер-класс Ивана Вырыпаева. Вольный конспект
Конспект: Нины Шуляковой.
Фотографии: Натальи Левановой.
Зима зимой, а есть все-таки, чему греть - в Центре белорусской драматургии прошел мастер-класс драматурга и режиссера Ивана Вырыпаева. После предварительной записи я на целых два дня (с 10 утра до 5 вечера) погрузилась в атмосферу новой драмы.
К слову, несмотря на строгий отбор участников (не более 30-ти человек, желательно имеющих отношение к драматургии), на мастер-класс попали разные люди. Драматургов на весь зал было только четверо. Все остальные - режиссеры, актеры, скульптор и даже укладчик дорог… Конечно, ничего плохого в том, что такие разные люди интересуются творчеством Ивана Вырыпаева нет, но из-за огромной разбежки в, скажем так, профессиональной прошаренности, было тяжело понять, что нужно объяснять подробно, а что и так всем понятно.
Встреча началась с того, что Иван сказал: «Я не буду учить вас тому, как писать пьесу в прямом смысле слова. Это невозможно - научить писать. Я поделюсь своим опытом, своими знаниями и мыслями по поводу того, что сейчас происходит с новой драмой». И начался сеанс.
О фокусе внимания и об интеграционной теории. «Пьеса - рефлексия на то, что происходит. Опыт. Спектакль - организация внимания зрителя. Самое главное тут - фокус внимания. А самая главная задача драматурга и режиссера в том, чтобы организовать внимание таким образом, чтобы обмен опытом состоялся».
И тут важно поговорить об интеграционной теории. В чем суть? Наше сознание развивается по спирали. И каждому новому витку соответствует цвет. Например, пурпурный уровень - сакральный. Уровень, когда люди только-только проявляют себя. Это магический период, когда все объясняется вмешательством высших сил. Следующий уровень - красный. Тоталитарный. Уровень эго. Период, когда мы выбираем лидера и подчиняемся ему. Дальше переходим на синий. Это уровень этнический. На этом уровне человек представляет себя в контексте семьи, в контексте нации. То есть, человек говорит: «Я русский, а вы кто? Вы американцы? О! Вы ничего не понимаете в жизни, а вот мы, русские…» и наоборот. Это синий уровень. Дальше - уровень оранжевый. Это рациональный период, когда для людей существует только то, что можно объяснить, а на первый план ставится выгода и разум. Один из самых высоких - зеленый уровень. Еще его называют плюралистический. На этом уровне находятся многие европейские страны, Америка. Это уровень, на котором правят бал свободы и так называемое демократическое мышление. Уровень, на котором человек ощущает себя как житель планеты. Это внимание к экологическим проблемам, к защите меньшинств. Венец зеленого уровня - Амстердам. Но, несмотря на то, что этот уровень находится очень высоко, есть в нем и минусы. Во-первых, люди, которые находятся на этом участке спирали, провозглашая свободу, не приемлют отказа от этой свободы. Например, американец говорит - давайте строить демократию! Восток не хочет этого делать. Значит - нате, бомбу. Потому что если вы не хотите демократии, вы уже не в нашей песочнице. Ну, и во-вторых, зеленый уровень самый опасный. В нем нет канонов, нет запретов и ориентиров. Можно все и в любых количествах. И очень легко на нем сбиться с пути и потерять себя. Ну и еще выше, за зеленым уровнем - желтый. Интеграционный. На нем человек не навязывает своей точки зрения. Он принимает все таким, как есть и уважает чужой выбор. Пытается понять, а не изменить.
Вся соль в том, что невозможно пропустить ни один виток спирали. Нельзя попасть на зеленый, минуя красный. И, когда пишешь пьесу, необходимо понимать, на каком уровне ты находишься, на каком находятся твои зрители. Потому что идеи одного уровня на другом уже не работают. Потому что для каждого уровня нужен свой фокус внимания.
[Почитать: Кен Уилбер. «Интегральная психология»]
О постановках. «Нет смысла сейчас ставить античность. Например, «Медею». Потому что, когда ее ставили, общество находилось на пурпурном уровне спирали. Они не могли осуждать Медею за то, что она убила своих детей, потому что Медея - колдунья. Потому что это ее во многом оправдывало. И люди действительно сопереживали ее трагедии. Но сейчас, в современном мире, разве можно оправдать мать, которая убила своих детей? Разве можно сделать такую женщину Героиней? А в задумке автора Медея была именно Героиней, первоначально. Сейчас можно поставить Медею только как трактовку. То есть, по сути, уже совсем другой спектакль. А античность ставить в ее первоначальном виде несерьезно».
Об искусстве. Сейчас искусство как таковое уже изжило себя. Его уже нет. Потому что раньше были критерии, по которым можно было судить, хорошо нарисована та или иная картина или плохо. Потом появились импрессионисты, потом - поп-арт… «Вы мне никогда не докажете, что картина Моне лучше, чем картина, которую нарисовал мой сын. Вы мне скажете - тут нет пропорций! Я отвечу - отлично! Я не люблю пропорции. Вы скажете - нет теней. Я отвечу - замечательно, терпеть не могу тени! Потому что нет четких материальных критериев оценки. Нет искусства. Есть концепция. И все».
В итоге мы пришли к выводу, что единственный критерий - это мотивация. Заработать денег, прославиться или что-то еще. И эта мотивация всегда видна в продукте, который создаешь.
О реализации. «Когда я пишу пьесу, я должен предложить продюсеру что-то, иначе я просто буду никому не нужен. Можно продать:
• имя;
• сюжет;
• трактовку;
• интригу;
• текст;
• решение;
• энергию.
Самое важное - я продаю трюк. Сейчас недостаточно хорошего сюжета. Нужен способ. Но, например, в России в этом никто особенно не заинтересован. Это связано с тем, что театр не находится в сфере шоу-бизнеса. Что бы ни произошло, актерам все равно платят установленную государством зарплату. Спектакль все равно идет, даже если билеты на него не распроданы. На Западе этого не пройдет. Там важнее ответить на вопрос почему? а не про что?
О моде и современном театре. Резко прошелся Вырыпаев по тому, как воспринимают и понимают сейчас многие новую драму. «Происходит примерно так. Собираются молодые люди и говорят: «Все, создаем современный театр. Будем голые ходить и материться…». Особенно в Польше сейчас популярна эта деструкция. «А спектакль, в котором никто не снял трусы - это… просто не бывает такого!..». И самое страшное, что это действительно модно. «Снял трусы, весь в краске, кричишь, дергаешься - и ты уже в Авиньоне… - разводит руками Иван. - Но так не должно быть».
Современный театр - это не голые люди и мат. Это разговор. Ди-а-лог. В котором уже не работают метафоры, в котором зритель сопереживает живому человеку. И - что важно - никто никого не пытается обмануть, не строят четвертую стену, не создают пространства в пространстве. Действие происходит здесь и сейчас. На сцене.
Оказалось, к слову, что одним из любимых драматургов Иван считает Павла Пряжко.
Об актерах. «Это самая моя большая головная боль». Важно, чтобы актеры не пытались перевоплотиться в персонажа. «Актер, он как будто передает подарок. Передает текст. От драматурга к зрителю. Актер как бы говорит: «Я - проводник. Я - руки, которыми кто-то руководит. Когда я сам пытаюсь стать этим, я перестаю передавать. Энергия зажимается. Я для того, чтобы рассказать о крике, а не для того, чтобы показать его».
О свободе. «Мы все боимся догматов. Нам неймется - лишь бы был хаос. Но! Если бы, например, разрушились догматы православной церкви, то сейчас там бы уже все развалилось, как на Западе сейчас разваливается». Там, где духовность - всегда подчинение. Там где творчество - подчинение. Потому что только в ограничении воли - свобода.
О режиссерах. «Режиссер ставит всегда, по большому счету, один бесконечный спектакль». Сейчас вообще какая-то тенденция проявилась - режиссеры не ставят пьесы, а делают их авторские трактовки. И при этом почему-то оставляют имя автора. Притом, что от автора ничего уже не осталось. Это очень безответственно со стороны режиссеров. «Я в последнее время не смотрю, как ставят мои пьесы. Боюсь, сердце не выдержит…» - грустно улыбается Иван. И рассказывает, как недавно к нему подходили восторженные режиссеры из одного театра и взахлеб рассказывали, что поставили его пьесу «своими словами». То есть прочитали текст и пересказали, как они сами это поняли. «То есть… Они фактически убили текст. Это то же самое, если бы я рассказывал своими словами о песне. Вы представьте, что я выхожу такой на сцену и говорю - я расскажу вам о песне Земфиры. Там, значит, стоит такая Земфира и поет. Ну, сначала она так тихо поет, а потом погромче. Вот. И там про любовь, как я понял…. И что? Где там Земфира? Не могу я, одним словом, смотреть, что делают режиссеры с моими пьесами. Тяжело».
Во второй день Иван прочитал свою пьесу «Иллюзии» и мы делали ее анализ.
[Почитать: Паламишев «Мастерство режиссера: Действенный анализ пьесы»].
Были вопросы и обсуждения - от как вы сочиняете пьесы? до как ты думаешь, могут ли люди общаться посредством телекинеза? Правда, белорусы как всегда были немногословными, и Вырыпаев постоянно спрашивал, не скучно ли нам его слушать? Нам было не скучно, но вопросов все равно задавали мало. Мне кажется, у нас всегда на семинарах с этим беда.
О белорусах. «Белорусы, вы такие хорошие! Я это вам без всякого кокетства говорю. Такие вежливые, такие скромные! Очень вы мне нравитесь!»
Даже в перерывах на обед к Ивану подходили за личными советами. Он всех внимательно выслушивал и, по возможности, полно отвечал. На протяжении всего двухдневного мастер-класса красной нитью проходило стремление Ивана к диалогу в театре. К честности и открытости. К ответственности режиссеров, актеров и драматургов за ту энергию, которую они несут в зал. Потому что, как сказал Иван, «Писать пьесу и говорить - это одно и то же».
P.S. Посмотреть:
«Тайна Келлc (The Secret of Kells)», Томм Мур
«Выход через сувенирную лавку (Exit Through the Gift Shop)», Бэнкси.
Почитать:
Паламишев А.М. «Мастерство режиссера: Действенный анализ пьесы» (1982)
Кен Уилбер. «Интегральная психология»
Павел Флоренский «ИКОНОСТАС»
Лосев «Диалектика мифа»
Мнение редакции «Дверей» может не совпадать с мнением автора.
Конспект: Нины Шуляковой.
Фотографии: Натальи Левановой.
Зима зимой, а есть все-таки, чему греть - в Центре белорусской драматургии прошел мастер-класс драматурга и режиссера Ивана Вырыпаева. После предварительной записи я на целых два дня (с 10 утра до 5 вечера) погрузилась в атмосферу новой драмы.
К слову, несмотря на строгий отбор участников (не более 30-ти человек, желательно имеющих отношение к драматургии), на мастер-класс попали разные люди. Драматургов на весь зал было только четверо. Все остальные - режиссеры, актеры, скульптор и даже укладчик дорог… Конечно, ничего плохого в том, что такие разные люди интересуются творчеством Ивана Вырыпаева нет, но из-за огромной разбежки в, скажем так, профессиональной прошаренности, было тяжело понять, что нужно объяснять подробно, а что и так всем понятно.
Встреча началась с того, что Иван сказал: «Я не буду учить вас тому, как писать пьесу в прямом смысле слова. Это невозможно - научить писать. Я поделюсь своим опытом, своими знаниями и мыслями по поводу того, что сейчас происходит с новой драмой». И начался сеанс.
О фокусе внимания и об интеграционной теории. «Пьеса - рефлексия на то, что происходит. Опыт. Спектакль - организация внимания зрителя. Самое главное тут - фокус внимания. А самая главная задача драматурга и режиссера в том, чтобы организовать внимание таким образом, чтобы обмен опытом состоялся».
И тут важно поговорить об интеграционной теории. В чем суть? Наше сознание развивается по спирали. И каждому новому витку соответствует цвет. Например, пурпурный уровень - сакральный. Уровень, когда люди только-только проявляют себя. Это магический период, когда все объясняется вмешательством высших сил. Следующий уровень - красный. Тоталитарный. Уровень эго. Период, когда мы выбираем лидера и подчиняемся ему. Дальше переходим на синий. Это уровень этнический. На этом уровне человек представляет себя в контексте семьи, в контексте нации. То есть, человек говорит: «Я русский, а вы кто? Вы американцы? О! Вы ничего не понимаете в жизни, а вот мы, русские…» и наоборот. Это синий уровень. Дальше - уровень оранжевый. Это рациональный период, когда для людей существует только то, что можно объяснить, а на первый план ставится выгода и разум. Один из самых высоких - зеленый уровень. Еще его называют плюралистический. На этом уровне находятся многие европейские страны, Америка. Это уровень, на котором правят бал свободы и так называемое демократическое мышление. Уровень, на котором человек ощущает себя как житель планеты. Это внимание к экологическим проблемам, к защите меньшинств. Венец зеленого уровня - Амстердам. Но, несмотря на то, что этот уровень находится очень высоко, есть в нем и минусы. Во-первых, люди, которые находятся на этом участке спирали, провозглашая свободу, не приемлют отказа от этой свободы. Например, американец говорит - давайте строить демократию! Восток не хочет этого делать. Значит - нате, бомбу. Потому что если вы не хотите демократии, вы уже не в нашей песочнице. Ну, и во-вторых, зеленый уровень самый опасный. В нем нет канонов, нет запретов и ориентиров. Можно все и в любых количествах. И очень легко на нем сбиться с пути и потерять себя. Ну и еще выше, за зеленым уровнем - желтый. Интеграционный. На нем человек не навязывает своей точки зрения. Он принимает все таким, как есть и уважает чужой выбор. Пытается понять, а не изменить.
Вся соль в том, что невозможно пропустить ни один виток спирали. Нельзя попасть на зеленый, минуя красный. И, когда пишешь пьесу, необходимо понимать, на каком уровне ты находишься, на каком находятся твои зрители. Потому что идеи одного уровня на другом уже не работают. Потому что для каждого уровня нужен свой фокус внимания.
[Почитать: Кен Уилбер. «Интегральная психология»]
О постановках. «Нет смысла сейчас ставить античность. Например, «Медею». Потому что, когда ее ставили, общество находилось на пурпурном уровне спирали. Они не могли осуждать Медею за то, что она убила своих детей, потому что Медея - колдунья. Потому что это ее во многом оправдывало. И люди действительно сопереживали ее трагедии. Но сейчас, в современном мире, разве можно оправдать мать, которая убила своих детей? Разве можно сделать такую женщину Героиней? А в задумке автора Медея была именно Героиней, первоначально. Сейчас можно поставить Медею только как трактовку. То есть, по сути, уже совсем другой спектакль. А античность ставить в ее первоначальном виде несерьезно».
Об искусстве. Сейчас искусство как таковое уже изжило себя. Его уже нет. Потому что раньше были критерии, по которым можно было судить, хорошо нарисована та или иная картина или плохо. Потом появились импрессионисты, потом - поп-арт… «Вы мне никогда не докажете, что картина Моне лучше, чем картина, которую нарисовал мой сын. Вы мне скажете - тут нет пропорций! Я отвечу - отлично! Я не люблю пропорции. Вы скажете - нет теней. Я отвечу - замечательно, терпеть не могу тени! Потому что нет четких материальных критериев оценки. Нет искусства. Есть концепция. И все».
В итоге мы пришли к выводу, что единственный критерий - это мотивация. Заработать денег, прославиться или что-то еще. И эта мотивация всегда видна в продукте, который создаешь.
О реализации. «Когда я пишу пьесу, я должен предложить продюсеру что-то, иначе я просто буду никому не нужен. Можно продать:
• имя;
• сюжет;
• трактовку;
• интригу;
• текст;
• решение;
• энергию.
Самое важное - я продаю трюк. Сейчас недостаточно хорошего сюжета. Нужен способ. Но, например, в России в этом никто особенно не заинтересован. Это связано с тем, что театр не находится в сфере шоу-бизнеса. Что бы ни произошло, актерам все равно платят установленную государством зарплату. Спектакль все равно идет, даже если билеты на него не распроданы. На Западе этого не пройдет. Там важнее ответить на вопрос почему? а не про что?
О моде и современном театре. Резко прошелся Вырыпаев по тому, как воспринимают и понимают сейчас многие новую драму. «Происходит примерно так. Собираются молодые люди и говорят: «Все, создаем современный театр. Будем голые ходить и материться…». Особенно в Польше сейчас популярна эта деструкция. «А спектакль, в котором никто не снял трусы - это… просто не бывает такого!..». И самое страшное, что это действительно модно. «Снял трусы, весь в краске, кричишь, дергаешься - и ты уже в Авиньоне… - разводит руками Иван. - Но так не должно быть».
Современный театр - это не голые люди и мат. Это разговор. Ди-а-лог. В котором уже не работают метафоры, в котором зритель сопереживает живому человеку. И - что важно - никто никого не пытается обмануть, не строят четвертую стену, не создают пространства в пространстве. Действие происходит здесь и сейчас. На сцене.
Оказалось, к слову, что одним из любимых драматургов Иван считает Павла Пряжко.
Об актерах. «Это самая моя большая головная боль». Важно, чтобы актеры не пытались перевоплотиться в персонажа. «Актер, он как будто передает подарок. Передает текст. От драматурга к зрителю. Актер как бы говорит: «Я - проводник. Я - руки, которыми кто-то руководит. Когда я сам пытаюсь стать этим, я перестаю передавать. Энергия зажимается. Я для того, чтобы рассказать о крике, а не для того, чтобы показать его».
О свободе. «Мы все боимся догматов. Нам неймется - лишь бы был хаос. Но! Если бы, например, разрушились догматы православной церкви, то сейчас там бы уже все развалилось, как на Западе сейчас разваливается». Там, где духовность - всегда подчинение. Там где творчество - подчинение. Потому что только в ограничении воли - свобода.
О режиссерах. «Режиссер ставит всегда, по большому счету, один бесконечный спектакль». Сейчас вообще какая-то тенденция проявилась - режиссеры не ставят пьесы, а делают их авторские трактовки. И при этом почему-то оставляют имя автора. Притом, что от автора ничего уже не осталось. Это очень безответственно со стороны режиссеров. «Я в последнее время не смотрю, как ставят мои пьесы. Боюсь, сердце не выдержит…» - грустно улыбается Иван. И рассказывает, как недавно к нему подходили восторженные режиссеры из одного театра и взахлеб рассказывали, что поставили его пьесу «своими словами». То есть прочитали текст и пересказали, как они сами это поняли. «То есть… Они фактически убили текст. Это то же самое, если бы я рассказывал своими словами о песне. Вы представьте, что я выхожу такой на сцену и говорю - я расскажу вам о песне Земфиры. Там, значит, стоит такая Земфира и поет. Ну, сначала она так тихо поет, а потом погромче. Вот. И там про любовь, как я понял…. И что? Где там Земфира? Не могу я, одним словом, смотреть, что делают режиссеры с моими пьесами. Тяжело».
Во второй день Иван прочитал свою пьесу «Иллюзии» и мы делали ее анализ.
[Почитать: Паламишев «Мастерство режиссера: Действенный анализ пьесы»].
Были вопросы и обсуждения - от как вы сочиняете пьесы? до как ты думаешь, могут ли люди общаться посредством телекинеза? Правда, белорусы как всегда были немногословными, и Вырыпаев постоянно спрашивал, не скучно ли нам его слушать? Нам было не скучно, но вопросов все равно задавали мало. Мне кажется, у нас всегда на семинарах с этим беда.
О белорусах. «Белорусы, вы такие хорошие! Я это вам без всякого кокетства говорю. Такие вежливые, такие скромные! Очень вы мне нравитесь!»
Даже в перерывах на обед к Ивану подходили за личными советами. Он всех внимательно выслушивал и, по возможности, полно отвечал. На протяжении всего двухдневного мастер-класса красной нитью проходило стремление Ивана к диалогу в театре. К честности и открытости. К ответственности режиссеров, актеров и драматургов за ту энергию, которую они несут в зал. Потому что, как сказал Иван, «Писать пьесу и говорить - это одно и то же».
P.S. Посмотреть:
«Тайна Келлc (The Secret of Kells)», Томм Мур
«Выход через сувенирную лавку (Exit Through the Gift Shop)», Бэнкси.
Почитать:
Паламишев А.М. «Мастерство режиссера: Действенный анализ пьесы» (1982)
Кен Уилбер. «Интегральная психология»
Павел Флоренский «ИКОНОСТАС»
Лосев «Диалектика мифа»
Мнение редакции «Дверей» может не совпадать с мнением автора.