Письмо из глубинки. Продолжение.

Nov 08, 2013 23:33


image Click to view



Осколки странной реальности (эссе к фотоальбому «Осенний Оленгоф»).

«Ах, Моцарт, Моцарт! Когда же мне не до тебя!» (©).

Когда-то, в детстве, я мечтала жить в лесу, в избушке, в полном одиночестве. Целый год я засыпала и просыпалась с этой мечтой. Я не представляла, что должен делать человек, живущий один в гуще леса, но проживать какое-то странное состояние внутренней гармонии, возникающее у меня от этого представления, было для меня тайным и сладостным счастьем. Постепенно мечта о лесной избушке трансформировалась в мои наблюдения за природой и путешествия-скольжения, как бы чуть над землей, по красивым местам, по полям с бегущими куда-то тропинками, по речушкам с неожиданными мостиками, по буреломам и лесным полянам. Каждым красивым изгибом пространственных линий, каждым сочетанием цветов, каждой уютной ландшафтной картинкой, которую я встречала в безлюдных местах, особенно, когда наблюдала из окна автобуса, везущего меня из Евпатории в Одессу или в дальних уголках парков, где редко бывают люди - я наслаждалась, будто утоляя какой-то эстетический или энергетический голод. С этим я тоже не знала, что делать, поэтому просто любовалась красотой, по-детски пытаясь ее присвоить, удержать, повторяя про себя: это всё мои владения, мой мир, моя планета.
Потом я так же буду собирать в сердце и сознание особые уголки маленьких городов, где застыла разбуженная внезапным социализмом новая культура. Это были осколки той странной мозаики, которую я будто бы призвана была собрать, чтобы вдохнуть в нее жизнь, зажечь ее огнем любви, пробудить ее пульс в этом мире. Это была моя игра в бисер, смысл которой я смогу осознать значительно позже, в невероятной творческой усадьбе Оленгоф, брошенной, будто инопланетный корабль, в вятской глубинке. Эта усадьба, сочетающая в себе романтизм русской культуры, священное безумие Моцарта и наивную деревенскую простоту, тоже войдет в мою мозаику. Но до этого будут еще ступени, одной из которых станет Алтай...


Однажды, стоя на разломе судьбы, я металась мыслью по пространству возможностей, которые могли бы меня спасти, дали бы мне силы жить дальше и остановили бы кровь, хлещущую из рваных ран моей души и моего сознания. Сегодня я не нахожу в себе ничего, кроме благодарности этой битве, не оставившей в живых ни одной буквы старого сценария жизни. Но тогда мне, испытывающей режущую боль от всего, на что падал мой взгляд и чего касалась моя мысль, нужна была другая, параллельная реальность, где ничто не совпадало бы с моим привычным пониманием, где я ничего не могла бы знать наперед. Даже больше. Где я ничего наперед не смогла бы придумать. Мне нужно было умереть от невозможности сделать хоть один искусственный шаг. Мне нужно было заново научиться ходить и летать. И мой Алтай пришел. Но пришел не сразу. Долго я омывала себя полем маленькой лесной речушки и соснового бора. Долго моя мысль трудилась на общественных культурных работах, берясь за самые сложные и, порой, безнадежные дела.

И дополнительной мелодической линией в этой моей симфонии скитаний звучала тема деревни. «Я уезжаю в деревню, чтобы стать ближе к земле» (©). Вот уж, поистине, странное дополнение, казавшееся мне, никогда не скучавшей по сельскохозяйственному укладу жизни, игрой воспаленного ума, ищущего временного отдохновения.
Этот поиск принимал иногда настолько конкретные очертания, что я, в буквальном смысле, разыскивала деревню, где можно пожить какое-то время. Мой райдер, говоря языком артистов, т.е. мои требования к условиям, вызывали улыбку пространственной поисковой системы. Деревенский домик с городским уровнем удобств внутри, бабуля в другой половине дома, которая готовит мне еду, интернет и сотовая связь, тишина и покой, почти полное отсутствие населения этой деревни, пьяных эксцессов и любопытства в мою сторону.
После драматического опыта моего проживания в болгарской деревне на Украине по окончанию школы, безопасность была для меня не просто капризом. И жизнь, не удержавшись от иронии, привела меня в моих поисках в одну деревню в Нижегородской области, три дня пребывания в которой вызвали во мне такой инфернальный ужас, что тема деревни была закрыта навсегда. Настолько закрыта, что когда мой вопль в пространство был услышан и удовлетворен, я этого даже не поняла.
Как я могла не заметить, что судьба поместила меня сразу в две деревенские реальности: Алтай и Оленгоф? Как я могла не соотнести их с моей давней мечтой? Сейчас я знаю, почему так произошло. И поняла я это, слушая рассказ одной красивой и сильной девушки Насти, которая мечтает о возрождении деревни на совершенно новом уровне. В ее дерзкой мечте в деревне живут культурные, образованные и трудолюбивые люди. Они могут выбрать сельскохозяйственную форму, а могут заняться экологией и восстановлением лесов, альтернативным земледелием или наполнением жизни на природе необходимой энергией культуры и творчества. В этой мечте есть место всему, кроме старых шаблонов, доведших деревню до нищеты, пьянства и равнодушия.
Слушая ее рассказ, я смутно чувствовала какую-то знакомую тональность, которая стучалась в мою память. И погрузившись на несколько дней в межвременье и тишину Оленгофа, я, наконец, поняла всё. Я искала деревню, которой еще нет в нашем мире, но прообраз которой настолько созрел в ноосфере, что стал проявляться в сознании многих молодых людей, разбросанным по стране и по разным областям труда. Их мечта прямо сейчас начинает обретать свое бытие в нашем мире. И Алтай в этом эксперименте идет чуть впереди всех, потому что пионеры этой мечты поехали туда уже в восьмидесятые годы прошлого века.

Три лета я прожила там, где многое уже проявлено. И внезапность моей телепортации в Оленгоф имеет свой очень стройный смысл, если посмотреть на нее с этой точки зрения. Ведь смелая и неравнодушная к красоте трудовой жизни и единения с природой девушка Настя живет и мечтает именно здесь, в тридцати километрах от Оленгофа. ее свекровь является племянницей создателя Оленгофа и хранительницей этого места после его ухода в 2005 году (кстати, год выхода объединения Хоровод из лесов на кировскую публику). Ее саженцы ценных пород деревьев в большом количестве растут тоже здесь, в питомнике неподалеку. К ней приезжают волонтеры, которые трудятся в этом питомнике. И, вспоминая алтайских волонтеров народной библиотеки и детского лагеря, среди которых была и я, мне захотелось помечтать о таком же культурном волонтерском десанте здесь, в Оленгофе. А Настя, солнечно улыбаясь, подтверждает возможность этого, и я вижу, чувствую ее радость и готовность помочь.

Сегодня я живу в деревенском доме с инопланетной тишиной, рассветами и закатами, интернетом, печкой, банькой и удобствами на улице, мутной песчаной водицей из скважины и не особым любопытством местных жителей. Я защищена их уважением к необычному человеку, создавшему эту усадьбу. Защищена не просто так, а своим внезапно возникшим уважением, восхищением его трудом. Снова и снова я хожу по комнатам и изумляюсь тому, как всё это можно было сделать собственными руками! Инкрустированный пол, узорчатый потолок, в каждом уголке какая-то бирюлечка и фитюлечка, на каждом миллиметре какая-то фантазия. А балы, постановки силами деревенских детей опер и балетов, фотографии которых вызывают у меня священный ужас вперемешку с благоговением?! Я думала, что безумнее меня, сидящей в сарае в лесу или в подвале в Вятке и разрабатывающей сценарий построения космического будущего, без всякого образования берущейся за сложные философские исследования, найти просто невозможно. Но «теперь я уже не знаю, кто я». Я будто попала в сон или чью-то фантазию, в какую-то соседнюю кроличью нору, оставленную ее хозяевами. И всё здесь ускользает от понимания, каким-то волшебным образом вращаясь вокруг Моцарта. Его музыка, его неземной смех, его безумный гений завораживает меня, как завораживал и создателя Оленгофа...
Я очнулась, почувствовав непреодолимое желание хоть как-то возродить это место. Своей иррациональностью это желание похоже на ефремовские «геркулесовы подвиги», которые в его будущем берут на себя выпускники школы.

Самое простое и самое верное было бы просто оживить эту усадьбу как дом творчества для усталых, изможденных матрицей людей искусства. Многое сейчас подсказывает мне именно этот вариант. Но это может быть только первым шагом, потому что до какой-то степени, из уважения и в память основателя этого деревенского центра русской культуры, здесь должен возродиться и процесс культурных мероприятий.

Возрождение Оленгофа должно быть выходом на новый уровень, новые формы, с новыми участниками, но обязательное условие задачи - сохранить преемственность, использовать импульс, силу, вложенную создателем этого необычного мира. Что-то связывает меня и с Леонидом Павловичем, и с Оленгофом. Что-то настолько неуловимое, что интуиция шлет только сигналы «Делай!», а логика отказывается сказать по этому поводу что-либо вразумительное. И аналогия с «геркулесовыми подвигами» совсем не случайна. Ведь в них так же, как и здесь, сочетание красоты, необходимости, невозможности и иррациональности. Именно такое сочетание мобилизует глубинные силы человека, скрытые даже от него самого, и дает возможность проявить на практике жизни нечто, выходящее за рамки логики нашего мира.
И чем больше я вижу отделенность, даже несовместимость Оленгофа со всем, что я делаю и куда устремлена, тем крепче становится моя уверенность, что во всем этом есть недоступный пока моему пониманию смысл. Единственно, что я могу вытащить из этих интуиций, это убеждение, что каким-то странным образом процесс возрождения деревни на новом уровне, которым занимается Настя, действительно, подобен процессу разработки общинных принципов на Алтае. И поле деятельности здесь до какой-то степени идентично алтайскому, хотя и в более простом варианте.

«Тебе нужна была рука, я дал тебе две» (© БГ).

Мне нужно было поле для практической разработки и репетиции некоторых форм работы для Алтая - я получила их сразу два. Причем, в разных местах. И от того, как я решу эту пространственную задачу, видимо, зависит мое общественное будущее.

«Поговорка "все не случайно" для йога представляется радугой воздействия. Многоцветно наслаиваются образования, ценно помнить это. Как в химических, так и в психических достижениях заботимся избежать однообразия процесса. Каждое ожиданное однообразие отрубает множество возможностей. Кажущаяся неожиданность приносит новый узор при воздействии тончайших энергий. Какую пользу принесем эволюции, если не поймем разницу воздействий?» «Знаки Агни Йоги».

Кто не знает, куда девать силу и время? Поделитесь, уступите мне излишек, очень вас прошу!..



Зарождение рассвета



Красота глубинки



Зала



Ах, Моцарт, Моцарт...



Оленгоф



Станция Гостовская



Закат

Алтай, видео, Вятка, музыка, мои реальности, Моцарт, Хоровод, Оленгоф, барокко, испытание, деревня, фотографии, культура

Previous post Next post
Up