Стрелы-2
Если кто пропустил - это мой фанфик по Буджолд, начало лежит здесь - здесь.
Глава вторая. Вальс.
Не свергал столпов, не крушил кладбищ,
мимо войн прошёл, не задет.
Проиграл бы хоть, что ли, двести тыщ
государственных, - так ведь нет!
(Михаил Щербаков, «Мой прекрасный друг, господин NN»)
Затянет сердечные раны,
И шторм будет легкой болтанкой…
Охрана… Да к черту охрану,
Полмира, полжизни за танго!
(Нателла Болтянская, Танго для полковника)
Оказалось, что генерал Ками сказал чистую правду.
Этьен Форбреттен, исхудавший, усталый, вернулся домой целым и невредимым. Казалось, за это недолгое время в тюрьме он постарел больше, чем за последние несколько лет, но его, судя по всему, это вовсе не заботило. Его глаза горели незнакомым Жанне воодушевлением, которое он старательно, но безуспешно пытался скрывать. Вначале она приняла это за злость и испугалась - вдруг муж каким-то образом узнал, что она не просто провела ночь вне дома, так еще и с...Она похолодела от ужаса, впервые задумавшись о том, что никак не сможет доказать свою невиновность. Не призывать же в свидетели единственного человека, который знает правду...и поверят ли ему?.. В голову ей пришла простая и жестокая мысль - еще несколько дней назад она сама не поверила бы ни единому слову гем-генерала Акэно Ками.
Но муж, кажется, ничего не знал. Он церемонно поприветствовал ее, поцеловал ей руку, чуть прикоснувшись к коже сухими старческими губами, и Жанна, с трудом уняв предательскую дрожь, принялась отдавать распоряжения слугам - супругу прежде всего требовались ванна, ужин и отдых. В этот вечер они почти не говорили: муж уснул, едва его голова коснулась подушки, но Жанна еще долго лежала без сна, глядя в ночную темноту.
Наутро, после завтрака, супруг пожелал говорить с ней наедине. Вчерашняя тревога - он догадался? донесли? - кольнула под сердце, но Жанна подавила ее, напомнив себе, что муж вел бы себя совершенно иначе, если бы подозревал ее.
Когда тяжелые дубовые двери кабинета закрылись за ними, Жанна опустилась в кресло, расправив широкие юбки домашнего платья, и выжидательно посмотрела на мужа, который взволнованно ходил из угла в угол, и, кажется, никак не мог подобрать слова, чтоб начать разговор. Она никогда раньше не видела милорда графа таким: он всегда был сдержан настолько, насколько это вообще под силу человеку. Даже пару лет назад, когда она носила под сердцем их ребенка, но по женской нервной слабости потеряла его, никто посторонний - да и она сама - не догадался бы, насколько тяжело он это переживал. Но сейчас…
Наконец он заговорил, и его речь была сбивчивой, будто бы просто он думал вслух, не заботясь о том, поймут ли его.
- Я был глуп, как же я был глуп...все это время. Подчинялся судьбе, что бы ни происходило вокруг… думал, что моя покорность убережет от беды и меня, и тех, за кого я отвечаю…Как же глупо. Как же все это глупо. Нельзя вечно терпеть. Рано или поздно любой выдержке придет конец. Я не понимал раньше… Я думал о многом за то время, когда не знал своей дальнейшей судьбы, сидя взаперти и ожидая смертного приговора - за что? За пьяный дебош, бессмысленный и бесполезный? Умирать по такой причине было б глупо настолько, что... я просил небо о втором шансе. И, кажется, меня услышали.
- Вы говорите разумные вещи, милорд, - осторожно сказала Жанна, пока что не очень понимая, к чему он клонит. Он бросил на нее быстрый и, кажется, удивленный взгляд - будто все это время он говорил сам с собой и не ожидал увидеть кого-то еще. Потом, нахмурившись, он смущенно потер переносицу.
- Я увлекся, простите, миледи…Я не сомневался, что Вы поддержите меня, ни на минуту не сомневался! Теперь я по-настоящему понимаю, за что стоит умирать. За свободу, миледи, за свободу нашей родины.
Он снова прошелся по кабинету туда-сюда и, утомившись, присел на краешек кресла.
- Я слишком стар, чтоб взять в руки оружие и уйти в горы, - горько сказал он, и, словно подтверждая это, легкой дрожью отозвались его сцепленные в замок морщинистые руки. - Слишком... Но можно действовать иначе. Нашим храбрецам нужна помощь. Средства. Информация. Укрытие в случае нужды. И, в конце концов, им нужно просто...знамя. Я, граф и фор, могу быть...хотя бы им. Я не мог не сказать об этом Вам, миледи. Вы в первую очередь имеете право знать, что я собираюсь делать.
Жанна кивнула, с силой стиснув пальцы, так, что побелели костяшки. Она понимала. На какие-то доли секунды ей стало нестерпимо страшно, но она вдохнула сквозь зубы, выпрямилась, и страх ушел сам собой, уступив место спокойному и тяжелому чувству долга.
- Я всегда буду рядом с Вами, милорд, - твердо сказала она.
Казалось, что старый граф помолодел лет на десять. Иногда он напоминал Жанне десятилетнего мальчишку, с упоением играющего в войну, но она гнала от себя неподобающие мысли - равно как и мысли о том, к чему могут привести эти игры. Жена должна доверять мужу во всем, и она старалась верить всему тому, что он говорил, воодушевленно сверкая глазами, и тому, о чем рассказывали люди, начавшие с завидной частотой появляться в их доме.
Жанна все чаще задумывалась о том, что внезапная дружба графа Форбреттена с людьми далеко не своего круга может вызвать подозрения. Военное время, конечно, могло сгладить многие различия, но разве что в Дендарийских горах, а никак не в столице…Она сидела у окна с пяльцами, и вышивка постепенно расцветала мелкими, алыми, как кровь, цветами - говорили, такие растут прямо на горных камнях. Она думала, думала, и наконец ей в голову пришло самое простое решение, которое только могло быть. Чем больше граф и графиня Форбреттен будут на виду - тем меньше внимания будут привлекать незначащие на первый взгляд мелочи.
Супруг, поразмыслив, согласился с ней. Больше приемов в их родовом особняке, больше выходов в свет…прятаться в свете фонаря легче всего, ведь там никто не станет искать. По крайней мере, Жанне очень хотелось быть уверенной в этом.
Стоя рядом с супругом и приветливо улыбаясь гостям, она пыталась не думать о том, что, возможно, их тайна раскрыта, и вот прямо сейчас, посередине бальной залы их объявят пособниками сопротивления, и…Ей казалось, что все мысли написаны у нее на лице, и она неоправданно много отводит глаза, и вызывает подозрение одним своим видом, и каждый в этом зале слышит, как бешено колотится ее сердце.
Жанна бросила короткий взгляд на мужа, и его невозмутимый вид придал ей уверенности. В конце концов, ее страхи не имели под собой никаких оснований, кроме, как часто говорил супруг, женской впечатлительности. Прием начался - и шел своим чередом, один за другим прибывали гости, звучала музыка, по залу плыл негромкий ровный шум обычных светских разговоров, и, кажется, все правда было в порядке.
Генерал Ками появился на приеме одним из первых. Конечно, командующий войсками, расквартированными в столичном округе, вряд ли отклонил бы приглашение члена Совета графов, слишком уж показательным был бы этот отказ после недавних событий. Но все равно Жанна вздрогнула, увидев его. Она сама не знала, чего боится. Намеков? Многозначительных взглядов? Чего-то еще?
Но генерал ни единым словом не обмолвился об их встрече. Он с должным уважением поприветствовал старого графа, церемонно поцеловал Жанне руку, коснувшись воздуха, но не кожи, ровным тоном, в рамках светской вежливости, поинтересовался делами и здоровьем господ хозяев дома, а потом, улыбнувшись, попросил разрешения представить графу и графине своего младшего брата.
Удивительно, но при первом взгляде на этого молодого человека Жанна бы ни за что не подумала, что он приходится генералу хотя бы дальней родней. Гем-майор Рэйтанна Ками был золотоволос, как ангел с картинок из старых книг, из положенной по уставу косы выбивались пушистые непослушные прядки, мягкость черт лица не мог скрыть даже затейливый грим, и только огромные зеленые глаза отливали тем же самым редким малахитовым цветом. Его приветствие звучало так радостно и искренне, что еще немного, и в нем бы послышалась фальшь. Юноша - Жанна подозревала, что ему на самом деле немало лет, но выглядел он совсем мальчишкой - рассыпался в комплиментах, отметив и ее прическу, и платье, и гармоничность подобранных украшений…так, что она невольно залилась краской, хотя он ни в чем не перешел допустимых границ. Краем глаза она заметила, что генерал Ками сдержанно усмехается, и робко улыбнулась, понимая, что люди определенного сорта встречаются, кажется, на любой планете. Младший брат генерала ничем не отличался от многих представителей золотой молодежи Форбарр-Султана. Интересно, как ему удалось заслужить хотя бы какой-то чин? Из-за связей или по простой выслуге лет? Жанна мысленно одернула себя - нехорошо было надумывать невесть что про совершенно неизвестного ей человека.
Первый танец, медленный и неспешный, она прошла вместе с супругом, официально открыв бал. Она отсчитывала про себя шаги, следила за музыкой, и это успокаивало ее, давая понять, что в мире есть по крайней мере хотя б одна устойчивая и стабильная вещь - танцевальные схемы. Пока на один такт приходится два шага - мир стоит.
Когда и после второго, и после третьего танца никто не явился к ним с ордером на арест, Жанна почувствовала, как страх уходит, теряется в радостном гуле самого обыкновенного бала, на котором уж точно не должно произойти ничего страшного. Этьен, пройдя с ней положенный по этикету первый танец, давно ушел за карточный стол, за которым, впрочем, больше беседовали, чем играли, а она танцевала радостно и почти счастливо - в том числе и с младшим братом генерала, имя которого она запомнила плохо, но даже его бесконечная болтовня не портила ей настроение. Под конец она не утруждала себя даже тем, чтобы кивать в нужных местах его самозабвенного монолога. Впрочем, золотоволосого юношу, похоже, это вовсе не смущало.
Сам генерал Ками тоже приглашал ее танцевать, но, кажется, для него это было соблюдением необходимых формальностей. Жанна даже тихо хихикнула, представив, как генерал, сохраняя серьезное и невозмутимое выражение лица, отмечает в своем блокноте - ''пригласить на танец хозяйку дома - 3 р., улыбнуться во время танца - 3 р.'' - а потом старательно вычеркивает исполненное. Но, несмотря ни на что, танцевал он очень хорошо - так, что Жанна впервые в жизни пожалела о правилах этикета, призывающих ограничиться только тремя танцами с кавалером, не являющимся близким родственником дамы.
- Вы не любите танцевать? - осторожно спросила она, благо их третий танец был медленнее предыдущих и позволял переброситься несколькими словами.
- Люблю, - ответил он, отчего-то смутившись. - Но не умею. Досадно, правда?
- Не умеете? - удивленно переспросила она и еле удержалась, чтоб не ляпнуть "всем бы так не уметь". Генерал вел даму уверенно и четко, будто по нитке, видимой ему одному, ни на шаг не сбиваясь с такта - так, что ей оставалось только следовать за ним и за музыкой, неважно, какой, хоть быстрой, хоть медленной. И если это называлось "не уметь", то ей было сложно представить обратное.
- Увы, - он слегка пожал плечами, завершая последнюю фигуру танца. - Не дано, наверное.
- Вы себя недооцениваете, - Жанна улыбнулась, чувствуя себя неожиданно свободно и легко. - Уверена, многие дамы в этом зале были бы рады ненадолго забыть об этикете ради еще одного танца с Вами. Вы...чудесно танцуете.
- Благодарю, Вы тоже, - генерал, поклонившись, поцеловал ей руку и выпрямился, расправляя широкие плечи. - Прошу меня простить, я вынужден оставить Вас. Но, честно сказать...я тоже не отказался бы нарушить этикет.
Жанна вспыхнула и опустила взгляд, отчего-то смущаясь смотреть прямо в его малахитовые глаза.
Бал ударил ей голову. Впервые за долгое время она могла натанцеваться вдоволь, и, как ни стыдно было ей в этом признаваться себе самой, ей хотя бы на время хотелось забыть обо всем - и о цетагандийских властях, и о партизанах, и обо всей вселенной. Она плыла по волнам музыки, ей казалось, что каждый новый танец становится быстрее предыдущего и не остается времени, чтобы хотя б перевести дыхание. После очередного невероятно быстрого вальса, в котором ее уверенно кружил статный цетагандийский офицер, Жанна, задыхаясь - и забывшись на какое-то мгновение - не удержала равновесие и оперлась на руку партнера, а тот поддержал ее, приобняв за талию. Голова у нее шла кругом, и оттого она не сразу заметила и подобное нарушение приличий, и то, что они оказались в отдалении от остальных, почти у тяжелых занавесей, скрывавших выход на балкон…
- Благодарю Вас, я...у меня так закружилась голова, - Жанна осторожно попыталась высвободиться из его рук, но это оказалось не так-то просто.
- Свежий воздух несомненно пойдет Вам на пользу, леди, - усмехнулся тот, будто бы не замечая ее слабых попыток отстраниться. - Свежий воздух и, ммм, достойное общество...
Он довольно улыбнулся. Его рука одним движением скользнула по ее талии, и выше, по жесткому корсету, и по-хозяйски сильно, почти грубо сжала ее грудь.
Жанна задохнулась от ужаса и омерзения и, не успев понять, что делает, влепила ему хлесткую пощечину. Прямо по ненавистному раскрашенному лицу.
Ей показалось, что во внезапно наступившей тишине звук пощечины прозвучал как удар грома. Ее сердце оборвалось и замерло от осознания того, что она только что сделала и что за этим последует. Ледяная волна страха прошла по всему телу и свернулась в груди, сдавливая, мешая дышать.
- Вот как? - нарочито громко, издевательски растягивая слова, произнес мужчина, и Жанне ощутимо слышалось звенящее молчаливое напряжение, повисшее в зале. Слова звучали оглушительно, отдавались под потолком, и ей очень хотелось зажать руками уши. Или упасть в обморок. Или умереть. - Вот, значит, как? Вот как расплачиваются бунтовщики за оказанное им доверие?
Он сделал шаг назад, криво улыбаясь и пристально глядя на нее. Под его презрительным взглядом она чувствовала себя беззащитной и жалкой, как бездомный городской котенок. Сейчас. Вот сейчас рухнет все, даже то, что толком не построено. Жизнь ее супруга, ее жизнь, их планы, их не родившиеся дети, которых теперь уже не будет… Ее мысли беспорядочно метались, как мухи, бьющиеся о стекло, и так же не находили выхода. К ним обернулись все, к ним подходили другие люди, по залу летел шепот... Лица вокруг сливались в одно мутное пятно, звуки - в монотонное гудение, и с каждой секундой ей становилось все страшнее, будто она стремительно уходила в болотную трясину.
- Все Ваши уверения ничего не стоят, верно, леди? - проклятый голос был достаточно громким, чтоб его слышали все, и вместе с тем вкрадчивым и ядовитым. - Я даже не сомневался, что в этом доме - гнездо измены и бунта, и Вы, леди, и Ваш муж только подтверждаете это...вся ваша лояльность и верность лживы насквозь.
Жанна закрыла глаза, молясь про себя, чтобы господин граф не вмешивался сейчас, ни за что не вмешивался, ведь его уже предупреждали, и кто знает, как будет расценена его попытка защитить жену...впрочем, известно, как. Она мысленно прокляла и свою гордость, и все на свете - что ей стоило позволить этому...человеку добиться своего? Да ничего, ничего не случилось бы страшного - по сравнению с тем, какую беду навлекла на них ее несговорчивость.
- Я не припоминаю, чтоб Ваши полномочия включали в себя вынесение подобных решений, - Жанна даже не сразу узнала этот негромкий ровный голос, который, однако, прозвучал даже отчетливее голоса ее обвинителя. Она потерянно скользнула взглядом по лицу генерала Ками, на котором не отражалось ничего, кроме ледяного спокойствия. И, как всегда, было непонятно - зол он, раздражен или...или ему вообще все равно.
А за его плечом стоял золотоволосый мальчишка, и от взгляда на него Жанне стало отчего-то невыносимо страшно. Кажется, он даже слегка улыбался - но эта улыбка была сродни солнечному блику на клинке из лучшей стали, который наполовину вытащили из роскошно-аляповатых золотых ножен. Ей почему-то вспомнились старые сказки о заговоренных мечах, которые покидали ножны лишь для того, чтоб напиться крови, и без того не желали возвращаться обратно. Чего он хочет? Чего они оба хотят? Ее взгляд затравленно метался по лицам-маскам, покрытым затейливой росписью, и ей казалось уже, что завитки начинают шевелиться и переплетаться, как клубок ядовитых змей.
- Полагаю, что сейчас не лучшее время для Ваших домыслов, майор Араи, - между тем продолжал генерал, коротко - ободряюще? - глянув на Жанну. - К тому же здесь они никому не интересны. Если Ваше желание поделиться ими было столь велико, отчего Вы не пришли к...соответствующим специалистам?
Золотой ангел за его плечом снова улыбнулся - ласково и жутко. Сердце Жанны бешено заколотилось и ухнуло вниз. Генерал помолчал, то ли ожидая ответа от подчиненного, то ли обдумывая то, что еще намеревался сказать. Тишина дрожала, как вздрагивает паутина от ослабевающих движений попавшейся в нее жертвы.
Офицер попытался что-то сказать, но генерал Ками остановил его резким движением руки.
- Не здесь. Я непременно выслушаю все то, что Вы имеете сказать в свое оправдание, но не здесь и не сейчас. Если же Ваши доказательства ограничиваются полученной Вами пощечиной...которая, сколь мне известно, не означает попытку покушения на жизнь и здоровье, а по местным обычаям является обозначением того, что нанесенное женщине оскорбление слишком велико...Надеюсь, Вы меня поняли, майор Араи.
Тот коротко кивнул, не произнеся ни слова, и повернулся к Жанне. Она снова замерла, как мышь перед огромной змеей, и, кажется, даже перестала дышать.
- Леди Форбреттен, прошу меня простить, - он поклонился ей, деревянно и зло, и глаза на его правильном молодом лице горели бешенством, - за мои необдуманные слова...и действия. Я прошу у Вас позволения удалиться, дабы не омрачать вечер своим присутствием, напоминающим Вам о моей...оплошности.
Она потерянно кивнула, не понимая, что и как ей отвечать. Но ее ответ был не столь уж и необходим. Гем-майор Араи снова поклонился - сначала ей, потом генералу, и вышел, отстучав каблуками по паркету, будто...забивая гвозди в крышку гроба.
- Простите и меня, леди, - генерал Ками наклонил голову. - Надеюсь, это досадное происшествие вскоре будет забыто и более не повторится. Я хочу сказать, что с моей стороны нет никаких сомнений ни в Вас, ни в Вашем достойном супруге, и у меня нет оснований не доверять вашему слову.
Он говорил, как всегда, негромко, но Жанна была уверена - все присутствующие его слышат. И ее заполняло странное и непривычное чувство - будто бы она тонула в бездонной трясине, и уже почти ушла с головой под мелкую болотную ряску, и никакой надежды на помощь не было...а ее выдернули из смертельных объятий топи, осторожно перенесли и поставили на твердую землю. И смотрят на нее уверенно и весело, будто говорят - не бойся, нет никакого болота, шагай вперед. В первый раз за последние годы… она почувствовала себя в покое и безопасности, будто оказалась в огромных руках добродушного великана.
- Благодарю Вас, господин генерал, - заметно побледневший Этьен подошел и встал рядом с женой. Жанна осмелилась взять его под руку и даже едва заметно опереться, поскольку ноги у нее подкашивались от пережитого волнения, - но при этих его словах вспыхнула. Как же она невежлива, насколько же думает только о себе…
- Благодарю Вас, - заторопилась Жанна. - Вы поступили...
- Любой на моем месте поступил бы точно так же, - в глазах генерала мелькнули лукавые огоньки, и Жанна мучительно залилась краской от воспоминаний о прошлом их разговоре. - Думаю, не стоит омрачать остаток вечера разговорами о... недальновидности некоторых моих подчиненных, не правда ли?
- Да, не стоит, - Жанна несмело улыбнулась ему, одновременно коротким взглядом спрашивая позволения супруга на то, что собиралась сказать - и получив от него короткое ободряющее пожатие пальцев. - Знаете...в таком случае я... я просто обязана Вам еще один танец, если Вы...
- С превеликим удовольствием, - генерал Ками улыбнулся в ответ и подал ей руку.
И снова зазвучала музыка, и общая напряженность стала понемногу сходить на нет.
Глава вторая. Вальс.
Не свергал столпов, не крушил кладбищ,
мимо войн прошёл, не задет.
Проиграл бы хоть, что ли, двести тыщ
государственных, - так ведь нет!
(Михаил Щербаков, «Мой прекрасный друг, господин NN»)
Затянет сердечные раны,
И шторм будет легкой болтанкой…
Охрана… Да к черту охрану,
Полмира, полжизни за танго!
(Нателла Болтянская, Танго для полковника)
Оказалось, что генерал Ками сказал чистую правду.
Этьен Форбреттен, исхудавший, усталый, вернулся домой целым и невредимым. Казалось, за это недолгое время в тюрьме он постарел больше, чем за последние несколько лет, но его, судя по всему, это вовсе не заботило. Его глаза горели незнакомым Жанне воодушевлением, которое он старательно, но безуспешно пытался скрывать. Вначале она приняла это за злость и испугалась - вдруг муж каким-то образом узнал, что она не просто провела ночь вне дома, так еще и с...Она похолодела от ужаса, впервые задумавшись о том, что никак не сможет доказать свою невиновность. Не призывать же в свидетели единственного человека, который знает правду...и поверят ли ему?.. В голову ей пришла простая и жестокая мысль - еще несколько дней назад она сама не поверила бы ни единому слову гем-генерала Акэно Ками.
Но муж, кажется, ничего не знал. Он церемонно поприветствовал ее, поцеловал ей руку, чуть прикоснувшись к коже сухими старческими губами, и Жанна, с трудом уняв предательскую дрожь, принялась отдавать распоряжения слугам - супругу прежде всего требовались ванна, ужин и отдых. В этот вечер они почти не говорили: муж уснул, едва его голова коснулась подушки, но Жанна еще долго лежала без сна, глядя в ночную темноту.
Наутро, после завтрака, супруг пожелал говорить с ней наедине. Вчерашняя тревога - он догадался? донесли? - кольнула под сердце, но Жанна подавила ее, напомнив себе, что муж вел бы себя совершенно иначе, если бы подозревал ее.
Когда тяжелые дубовые двери кабинета закрылись за ними, Жанна опустилась в кресло, расправив широкие юбки домашнего платья, и выжидательно посмотрела на мужа, который взволнованно ходил из угла в угол, и, кажется, никак не мог подобрать слова, чтоб начать разговор. Она никогда раньше не видела милорда графа таким: он всегда был сдержан настолько, насколько это вообще под силу человеку. Даже пару лет назад, когда она носила под сердцем их ребенка, но по женской нервной слабости потеряла его, никто посторонний - да и она сама - не догадался бы, насколько тяжело он это переживал. Но сейчас…
Наконец он заговорил, и его речь была сбивчивой, будто бы просто он думал вслух, не заботясь о том, поймут ли его.
- Я был глуп, как же я был глуп...все это время. Подчинялся судьбе, что бы ни происходило вокруг… думал, что моя покорность убережет от беды и меня, и тех, за кого я отвечаю…Как же глупо. Как же все это глупо. Нельзя вечно терпеть. Рано или поздно любой выдержке придет конец. Я не понимал раньше… Я думал о многом за то время, когда не знал своей дальнейшей судьбы, сидя взаперти и ожидая смертного приговора - за что? За пьяный дебош, бессмысленный и бесполезный? Умирать по такой причине было б глупо настолько, что... я просил небо о втором шансе. И, кажется, меня услышали.
- Вы говорите разумные вещи, милорд, - осторожно сказала Жанна, пока что не очень понимая, к чему он клонит. Он бросил на нее быстрый и, кажется, удивленный взгляд - будто все это время он говорил сам с собой и не ожидал увидеть кого-то еще. Потом, нахмурившись, он смущенно потер переносицу.
- Я увлекся, простите, миледи…Я не сомневался, что Вы поддержите меня, ни на минуту не сомневался! Теперь я по-настоящему понимаю, за что стоит умирать. За свободу, миледи, за свободу нашей родины.
Он снова прошелся по кабинету туда-сюда и, утомившись, присел на краешек кресла.
- Я слишком стар, чтоб взять в руки оружие и уйти в горы, - горько сказал он, и, словно подтверждая это, легкой дрожью отозвались его сцепленные в замок морщинистые руки. - Слишком... Но можно действовать иначе. Нашим храбрецам нужна помощь. Средства. Информация. Укрытие в случае нужды. И, в конце концов, им нужно просто...знамя. Я, граф и фор, могу быть...хотя бы им. Я не мог не сказать об этом Вам, миледи. Вы в первую очередь имеете право знать, что я собираюсь делать.
Жанна кивнула, с силой стиснув пальцы, так, что побелели костяшки. Она понимала. На какие-то доли секунды ей стало нестерпимо страшно, но она вдохнула сквозь зубы, выпрямилась, и страх ушел сам собой, уступив место спокойному и тяжелому чувству долга.
- Я всегда буду рядом с Вами, милорд, - твердо сказала она.
Казалось, что старый граф помолодел лет на десять. Иногда он напоминал Жанне десятилетнего мальчишку, с упоением играющего в войну, но она гнала от себя неподобающие мысли - равно как и мысли о том, к чему могут привести эти игры. Жена должна доверять мужу во всем, и она старалась верить всему тому, что он говорил, воодушевленно сверкая глазами, и тому, о чем рассказывали люди, начавшие с завидной частотой появляться в их доме.
Жанна все чаще задумывалась о том, что внезапная дружба графа Форбреттена с людьми далеко не своего круга может вызвать подозрения. Военное время, конечно, могло сгладить многие различия, но разве что в Дендарийских горах, а никак не в столице…Она сидела у окна с пяльцами, и вышивка постепенно расцветала мелкими, алыми, как кровь, цветами - говорили, такие растут прямо на горных камнях. Она думала, думала, и наконец ей в голову пришло самое простое решение, которое только могло быть. Чем больше граф и графиня Форбреттен будут на виду - тем меньше внимания будут привлекать незначащие на первый взгляд мелочи.
Супруг, поразмыслив, согласился с ней. Больше приемов в их родовом особняке, больше выходов в свет…прятаться в свете фонаря легче всего, ведь там никто не станет искать. По крайней мере, Жанне очень хотелось быть уверенной в этом.
Стоя рядом с супругом и приветливо улыбаясь гостям, она пыталась не думать о том, что, возможно, их тайна раскрыта, и вот прямо сейчас, посередине бальной залы их объявят пособниками сопротивления, и…Ей казалось, что все мысли написаны у нее на лице, и она неоправданно много отводит глаза, и вызывает подозрение одним своим видом, и каждый в этом зале слышит, как бешено колотится ее сердце.
Жанна бросила короткий взгляд на мужа, и его невозмутимый вид придал ей уверенности. В конце концов, ее страхи не имели под собой никаких оснований, кроме, как часто говорил супруг, женской впечатлительности. Прием начался - и шел своим чередом, один за другим прибывали гости, звучала музыка, по залу плыл негромкий ровный шум обычных светских разговоров, и, кажется, все правда было в порядке.
Генерал Ками появился на приеме одним из первых. Конечно, командующий войсками, расквартированными в столичном округе, вряд ли отклонил бы приглашение члена Совета графов, слишком уж показательным был бы этот отказ после недавних событий. Но все равно Жанна вздрогнула, увидев его. Она сама не знала, чего боится. Намеков? Многозначительных взглядов? Чего-то еще?
Но генерал ни единым словом не обмолвился об их встрече. Он с должным уважением поприветствовал старого графа, церемонно поцеловал Жанне руку, коснувшись воздуха, но не кожи, ровным тоном, в рамках светской вежливости, поинтересовался делами и здоровьем господ хозяев дома, а потом, улыбнувшись, попросил разрешения представить графу и графине своего младшего брата.
Удивительно, но при первом взгляде на этого молодого человека Жанна бы ни за что не подумала, что он приходится генералу хотя бы дальней родней. Гем-майор Рэйтанна Ками был золотоволос, как ангел с картинок из старых книг, из положенной по уставу косы выбивались пушистые непослушные прядки, мягкость черт лица не мог скрыть даже затейливый грим, и только огромные зеленые глаза отливали тем же самым редким малахитовым цветом. Его приветствие звучало так радостно и искренне, что еще немного, и в нем бы послышалась фальшь. Юноша - Жанна подозревала, что ему на самом деле немало лет, но выглядел он совсем мальчишкой - рассыпался в комплиментах, отметив и ее прическу, и платье, и гармоничность подобранных украшений…так, что она невольно залилась краской, хотя он ни в чем не перешел допустимых границ. Краем глаза она заметила, что генерал Ками сдержанно усмехается, и робко улыбнулась, понимая, что люди определенного сорта встречаются, кажется, на любой планете. Младший брат генерала ничем не отличался от многих представителей золотой молодежи Форбарр-Султана. Интересно, как ему удалось заслужить хотя бы какой-то чин? Из-за связей или по простой выслуге лет? Жанна мысленно одернула себя - нехорошо было надумывать невесть что про совершенно неизвестного ей человека.
Первый танец, медленный и неспешный, она прошла вместе с супругом, официально открыв бал. Она отсчитывала про себя шаги, следила за музыкой, и это успокаивало ее, давая понять, что в мире есть по крайней мере хотя б одна устойчивая и стабильная вещь - танцевальные схемы. Пока на один такт приходится два шага - мир стоит.
Когда и после второго, и после третьего танца никто не явился к ним с ордером на арест, Жанна почувствовала, как страх уходит, теряется в радостном гуле самого обыкновенного бала, на котором уж точно не должно произойти ничего страшного. Этьен, пройдя с ней положенный по этикету первый танец, давно ушел за карточный стол, за которым, впрочем, больше беседовали, чем играли, а она танцевала радостно и почти счастливо - в том числе и с младшим братом генерала, имя которого она запомнила плохо, но даже его бесконечная болтовня не портила ей настроение. Под конец она не утруждала себя даже тем, чтобы кивать в нужных местах его самозабвенного монолога. Впрочем, золотоволосого юношу, похоже, это вовсе не смущало.
Сам генерал Ками тоже приглашал ее танцевать, но, кажется, для него это было соблюдением необходимых формальностей. Жанна даже тихо хихикнула, представив, как генерал, сохраняя серьезное и невозмутимое выражение лица, отмечает в своем блокноте - ''пригласить на танец хозяйку дома - 3 р., улыбнуться во время танца - 3 р.'' - а потом старательно вычеркивает исполненное. Но, несмотря ни на что, танцевал он очень хорошо - так, что Жанна впервые в жизни пожалела о правилах этикета, призывающих ограничиться только тремя танцами с кавалером, не являющимся близким родственником дамы.
- Вы не любите танцевать? - осторожно спросила она, благо их третий танец был медленнее предыдущих и позволял переброситься несколькими словами.
- Люблю, - ответил он, отчего-то смутившись. - Но не умею. Досадно, правда?
- Не умеете? - удивленно переспросила она и еле удержалась, чтоб не ляпнуть "всем бы так не уметь". Генерал вел даму уверенно и четко, будто по нитке, видимой ему одному, ни на шаг не сбиваясь с такта - так, что ей оставалось только следовать за ним и за музыкой, неважно, какой, хоть быстрой, хоть медленной. И если это называлось "не уметь", то ей было сложно представить обратное.
- Увы, - он слегка пожал плечами, завершая последнюю фигуру танца. - Не дано, наверное.
- Вы себя недооцениваете, - Жанна улыбнулась, чувствуя себя неожиданно свободно и легко. - Уверена, многие дамы в этом зале были бы рады ненадолго забыть об этикете ради еще одного танца с Вами. Вы...чудесно танцуете.
- Благодарю, Вы тоже, - генерал, поклонившись, поцеловал ей руку и выпрямился, расправляя широкие плечи. - Прошу меня простить, я вынужден оставить Вас. Но, честно сказать...я тоже не отказался бы нарушить этикет.
Жанна вспыхнула и опустила взгляд, отчего-то смущаясь смотреть прямо в его малахитовые глаза.
Бал ударил ей голову. Впервые за долгое время она могла натанцеваться вдоволь, и, как ни стыдно было ей в этом признаваться себе самой, ей хотя бы на время хотелось забыть обо всем - и о цетагандийских властях, и о партизанах, и обо всей вселенной. Она плыла по волнам музыки, ей казалось, что каждый новый танец становится быстрее предыдущего и не остается времени, чтобы хотя б перевести дыхание. После очередного невероятно быстрого вальса, в котором ее уверенно кружил статный цетагандийский офицер, Жанна, задыхаясь - и забывшись на какое-то мгновение - не удержала равновесие и оперлась на руку партнера, а тот поддержал ее, приобняв за талию. Голова у нее шла кругом, и оттого она не сразу заметила и подобное нарушение приличий, и то, что они оказались в отдалении от остальных, почти у тяжелых занавесей, скрывавших выход на балкон…
- Благодарю Вас, я...у меня так закружилась голова, - Жанна осторожно попыталась высвободиться из его рук, но это оказалось не так-то просто.
- Свежий воздух несомненно пойдет Вам на пользу, леди, - усмехнулся тот, будто бы не замечая ее слабых попыток отстраниться. - Свежий воздух и, ммм, достойное общество...
Он довольно улыбнулся. Его рука одним движением скользнула по ее талии, и выше, по жесткому корсету, и по-хозяйски сильно, почти грубо сжала ее грудь.
Жанна задохнулась от ужаса и омерзения и, не успев понять, что делает, влепила ему хлесткую пощечину. Прямо по ненавистному раскрашенному лицу.
Ей показалось, что во внезапно наступившей тишине звук пощечины прозвучал как удар грома. Ее сердце оборвалось и замерло от осознания того, что она только что сделала и что за этим последует. Ледяная волна страха прошла по всему телу и свернулась в груди, сдавливая, мешая дышать.
- Вот как? - нарочито громко, издевательски растягивая слова, произнес мужчина, и Жанне ощутимо слышалось звенящее молчаливое напряжение, повисшее в зале. Слова звучали оглушительно, отдавались под потолком, и ей очень хотелось зажать руками уши. Или упасть в обморок. Или умереть. - Вот, значит, как? Вот как расплачиваются бунтовщики за оказанное им доверие?
Он сделал шаг назад, криво улыбаясь и пристально глядя на нее. Под его презрительным взглядом она чувствовала себя беззащитной и жалкой, как бездомный городской котенок. Сейчас. Вот сейчас рухнет все, даже то, что толком не построено. Жизнь ее супруга, ее жизнь, их планы, их не родившиеся дети, которых теперь уже не будет… Ее мысли беспорядочно метались, как мухи, бьющиеся о стекло, и так же не находили выхода. К ним обернулись все, к ним подходили другие люди, по залу летел шепот... Лица вокруг сливались в одно мутное пятно, звуки - в монотонное гудение, и с каждой секундой ей становилось все страшнее, будто она стремительно уходила в болотную трясину.
- Все Ваши уверения ничего не стоят, верно, леди? - проклятый голос был достаточно громким, чтоб его слышали все, и вместе с тем вкрадчивым и ядовитым. - Я даже не сомневался, что в этом доме - гнездо измены и бунта, и Вы, леди, и Ваш муж только подтверждаете это...вся ваша лояльность и верность лживы насквозь.
Жанна закрыла глаза, молясь про себя, чтобы господин граф не вмешивался сейчас, ни за что не вмешивался, ведь его уже предупреждали, и кто знает, как будет расценена его попытка защитить жену...впрочем, известно, как. Она мысленно прокляла и свою гордость, и все на свете - что ей стоило позволить этому...человеку добиться своего? Да ничего, ничего не случилось бы страшного - по сравнению с тем, какую беду навлекла на них ее несговорчивость.
- Я не припоминаю, чтоб Ваши полномочия включали в себя вынесение подобных решений, - Жанна даже не сразу узнала этот негромкий ровный голос, который, однако, прозвучал даже отчетливее голоса ее обвинителя. Она потерянно скользнула взглядом по лицу генерала Ками, на котором не отражалось ничего, кроме ледяного спокойствия. И, как всегда, было непонятно - зол он, раздражен или...или ему вообще все равно.
А за его плечом стоял золотоволосый мальчишка, и от взгляда на него Жанне стало отчего-то невыносимо страшно. Кажется, он даже слегка улыбался - но эта улыбка была сродни солнечному блику на клинке из лучшей стали, который наполовину вытащили из роскошно-аляповатых золотых ножен. Ей почему-то вспомнились старые сказки о заговоренных мечах, которые покидали ножны лишь для того, чтоб напиться крови, и без того не желали возвращаться обратно. Чего он хочет? Чего они оба хотят? Ее взгляд затравленно метался по лицам-маскам, покрытым затейливой росписью, и ей казалось уже, что завитки начинают шевелиться и переплетаться, как клубок ядовитых змей.
- Полагаю, что сейчас не лучшее время для Ваших домыслов, майор Араи, - между тем продолжал генерал, коротко - ободряюще? - глянув на Жанну. - К тому же здесь они никому не интересны. Если Ваше желание поделиться ими было столь велико, отчего Вы не пришли к...соответствующим специалистам?
Золотой ангел за его плечом снова улыбнулся - ласково и жутко. Сердце Жанны бешено заколотилось и ухнуло вниз. Генерал помолчал, то ли ожидая ответа от подчиненного, то ли обдумывая то, что еще намеревался сказать. Тишина дрожала, как вздрагивает паутина от ослабевающих движений попавшейся в нее жертвы.
Офицер попытался что-то сказать, но генерал Ками остановил его резким движением руки.
- Не здесь. Я непременно выслушаю все то, что Вы имеете сказать в свое оправдание, но не здесь и не сейчас. Если же Ваши доказательства ограничиваются полученной Вами пощечиной...которая, сколь мне известно, не означает попытку покушения на жизнь и здоровье, а по местным обычаям является обозначением того, что нанесенное женщине оскорбление слишком велико...Надеюсь, Вы меня поняли, майор Араи.
Тот коротко кивнул, не произнеся ни слова, и повернулся к Жанне. Она снова замерла, как мышь перед огромной змеей, и, кажется, даже перестала дышать.
- Леди Форбреттен, прошу меня простить, - он поклонился ей, деревянно и зло, и глаза на его правильном молодом лице горели бешенством, - за мои необдуманные слова...и действия. Я прошу у Вас позволения удалиться, дабы не омрачать вечер своим присутствием, напоминающим Вам о моей...оплошности.
Она потерянно кивнула, не понимая, что и как ей отвечать. Но ее ответ был не столь уж и необходим. Гем-майор Араи снова поклонился - сначала ей, потом генералу, и вышел, отстучав каблуками по паркету, будто...забивая гвозди в крышку гроба.
- Простите и меня, леди, - генерал Ками наклонил голову. - Надеюсь, это досадное происшествие вскоре будет забыто и более не повторится. Я хочу сказать, что с моей стороны нет никаких сомнений ни в Вас, ни в Вашем достойном супруге, и у меня нет оснований не доверять вашему слову.
Он говорил, как всегда, негромко, но Жанна была уверена - все присутствующие его слышат. И ее заполняло странное и непривычное чувство - будто бы она тонула в бездонной трясине, и уже почти ушла с головой под мелкую болотную ряску, и никакой надежды на помощь не было...а ее выдернули из смертельных объятий топи, осторожно перенесли и поставили на твердую землю. И смотрят на нее уверенно и весело, будто говорят - не бойся, нет никакого болота, шагай вперед. В первый раз за последние годы… она почувствовала себя в покое и безопасности, будто оказалась в огромных руках добродушного великана.
- Благодарю Вас, господин генерал, - заметно побледневший Этьен подошел и встал рядом с женой. Жанна осмелилась взять его под руку и даже едва заметно опереться, поскольку ноги у нее подкашивались от пережитого волнения, - но при этих его словах вспыхнула. Как же она невежлива, насколько же думает только о себе…
- Благодарю Вас, - заторопилась Жанна. - Вы поступили...
- Любой на моем месте поступил бы точно так же, - в глазах генерала мелькнули лукавые огоньки, и Жанна мучительно залилась краской от воспоминаний о прошлом их разговоре. - Думаю, не стоит омрачать остаток вечера разговорами о... недальновидности некоторых моих подчиненных, не правда ли?
- Да, не стоит, - Жанна несмело улыбнулась ему, одновременно коротким взглядом спрашивая позволения супруга на то, что собиралась сказать - и получив от него короткое ободряющее пожатие пальцев. - Знаете...в таком случае я... я просто обязана Вам еще один танец, если Вы...
- С превеликим удовольствием, - генерал Ками улыбнулся в ответ и подал ей руку.
И снова зазвучала музыка, и общая напряженность стала понемногу сходить на нет.