Решила вот вернуться
На прошлой неделе умер хороший, чуткий человек Миша Наместников
min_aret. Я о нем писала два года назад
веселый пост. Это он когда-то отправил меня в ЖЖ. И вот я решила вернуться. Не знаю, почему. Может, чтобы было место, где рассказывать о «лучших днях нашей жизни».
Вот, например, проснулись сегодня с мужем. Выпили кофе. Я говорю: «Мить, тебе постричься надо вот уже как лет сто». Он говорит: «Никак к Сереге не запишусь». Я на себя в зеркало посмотрела: «А мне бы коррекцию бровей сделать. Только ехать в центр неохота». - «Пойдем у нас на поселке в парикмахерскую», -- предложил муж. Кто не знает, мы на Соколовой горе живем. Или на поселке, как у нас тут принято говорить. Суровые жители поселка называют себя «горскими». В пятницу и субботу они бурно отдыхают. А в воскресенье лечатся. То есть в выходные по парикмахерским им ходить некогда. Муж как-то в субботу это на себе проверил. Пришел в парикмахерскую, там - никого. Сел в кресло. А у нас на поселке самая модная стрижка - «Лысый мальчик с чубчиком». Ну ему именно ее и изобразили. Я когда увидела его на пороге, сорок минут у порога лежала, хохоча навзрыд, а потом отправила обратно в парикмахерскую. Под комментарии «Ишь чего, жене не понравилось!», чубчик ему ликвидировали.
А тут он, значит, и мне предложил. Мне почему-то идея страшно понравилась. Ну мы и пошли. В парикмахерской - четыре мастера. Одна какому-то юноше как раз чубчик надо лбом выкладывает. Три другие свободны.
«Чего хотели?» -- спрашивает жгучая брюнетка (вся в обтягивающем черном) таким тоном, как будто это ее муж, а не мой, и он меня вчера у нее на глазах в ресторан на лимузине увозил. «Стрижку», -- отвечает муж. - «Ну раздевайтесь, -- бурчит, -- а вам чего?» -- это уже мне. А я на ее жгучие брови в форме натянутой тетивы смотрю (моей коллеге Юле Бакаевой, очень трепетно относящейся к коррекции, такие и не снились) и слова произнести боюсь. «Ну?» -- почти угрожает брюнетка. - «Брови», -- выдыхаю едва слышно. «Чего?» -- спрашивают другие мастера. - «Брови ей», -- возмущается брюнетка, будто я молока в парикмахерской попросила.
«Садитесь, -- говорит мне блондинка, -- голову кладите прямо в мойку». И уходит краску для бровей смешивать.
Брюнетка поворачивается ко мне спиной, мужу голову причесывает. Я таких черных блестящих лосин, как на ней, с девяностых не видела. В лосинах - попа!!! Глаз не оторвать. Ну я и не отрываю. «Вас ножницами или машинкой стричь?» -- спрашивает брюнетка у мужа. «Ну не знаю», -- бормочет муж. «Я тоже не знаю», -- возмущается брюнетка. И я вижу, как у нее попа под тугими лосинами тоже возмущается.
Тут, к счастью, моя блондинка приходит. Я снова затылком в мойку ныряю. Слышу, тетенька какая-то пришла. Маникюр хочет. «Маникюр! -- снова возмущается брюнетка. - Куда вы идете-то? Ждите!» -- «А долго?» -- спрашивает тетенька. - «Ждите!»
Потом слышу, как муж умоляет: «Чубчик отрежьте, пожалуйста». И тут брюнетка страшно радуется: «Что ж, я вас пупсом, что ли, оставлю?» Потом муж говорит: «А вот здесь, кажется, вы не отрезали». - «Это солнце так светит», -- отрезала брюнетка и выгнала мужа из кресла.
Я из мойки, приоткрыв глаза, спрашиваю: «Мить, ты теперь красавчег?» После этого невинного вопроса парикмахерская (все мастера разом) взрывается хохотом. «И вы теперь тоже красотка!» -- зловеще хохочет моя блондинка.
Возвращаемся домой. Я обрезаю ножницами мужу недорезанный чубчик. Он доволен. Ходит песни поет. «400 рублей за двоих заплатили, я бы за себя одного столько Сереге отдал», -- в промежутках между пением радуется.
Я подхожу к зеркалу. Одна бровь пошире, другая потоньше. Но если смотреть по отдельности, каждая по-своему прекрасна. Мне нравится. Думаю, вот теперь еще постричься у брюнетки.