Военная тайна
Предупреждение спешл фо marusa_11. Марусь, я ничего против военных не имею. У меня среди них хорошие знакомые есть. И у сестры двоюродной муж - военный летчик в прошлом. Ну просто вот так у меня день сложился.
Утром звонок на мобильник:
-- Это телевидение? - я, конечно, не телевидение, но почему-то сразу понимаю, что это мне с войны звонят.
-- Газета, -- вздыхаю.
-- А-а, -- понимающе, -- … это у вас газета такая - «Рен-ТВ»?.. - Ну пусть такая, думаю, какая к черту разница, когда с войны-то звонят?
И действительно, с войны. Фамилия, звание…
-- Мы, -- говорит будущий генерал, -- не можем интервью вам давать. - И объясняет, что надо звонить в другой регион их начальству.
-- Телефон дайте, -- прошу.
-- У меня нет. Мы с ними только по военной связи общаемся.
Я его, конечно, сразу зауважала, потому что у меня военной связи нет. Но вовремя вспомнила, что Интернет-то у меня в наличии и немного мозга. Нашла телефон. Звоню в другой регион. Представляюсь.
-- Вас как звать? - спрашиваю.
-- Вася.
Слегка офигеваю и интересуюсь у Васи, есть ли у него фамилия и звание. Или хоть что-нибудь из этого. Вася строго говорит:
-- У нас не принято. - То есть, получается, я десятки лет заблуждалась, когда думала, что военные непременно представляются как-то так: «Прапорщик Иванов на связи» или «Генерал Петров у телефона».
-- Вы что хотели? - торопит меня Вася. -- Говорите быстрей. У нас рабочий день заканчивается.
Объясняю ситуацию: мол, в населенных пунктах Саратовской области, расположенных недалеко от полигона, рушатся крыши и стены домов. И да, коровы доиться перестают!)) Вася говорит: запрос отправьте. Я быстро рисую сто пятнадцать вопрос и засылаю по факсу через секретаря. Не успела от секретаря в свою комнату вернуться, мне редактор трубку протягивает: там уже Васин начальник по всей форме полковником представляется.
-- Вы же, наверное, за объективность? - спрашивает полковник, Васин начальник.
-- Конечно, -- подтверждаю.
-- И я, -- говорит, -- за объективность. -- И рассказывает, что ориентироваться на жалобы жителей ни разу не объективно. Потому что, говорит, вот если вам сосед сверху не нравится, теоретически же есть вероятность, что вы на него бочку начнете катить и жалобы в суды писать? Ну, теоретически есть, конечно, соглашаюсь. И цветочки и стрелочки на листочке рисую, пока слушаю. Мы еще некоторое время про объективность разговариваем и теоретическую возможность того, что жители Поповки или Сбродовки (деревень, что расположены в нескольких километрах от полигона), в угоду каких-то своих интересов берут и все бочки со своих деревень катят на программу утилизации боеприпасов.
И тут полковник считает:
-- Так… вопрос номер четыре…
-- Подождите-подождите! - кричу. - Это вы мне что, комментарии уже даете? Или мы просто треплемся?
-- Комментарии даю, -- обижается. - Или вам письменно на вопросы надо отвечать?
И тут я понимаю, что когда в этом уважаемом военном ведомстве увидели мои сто пятьдесят вопросов, они вот даже домой от ужаса расхотели идти. Потому что если на все эти вопросы ответы писать, это и семи рабочих дней не хватит!
-- Вот вы говорите - стеклопакеты у какого-то мужика вылетели, -- продолжает полковник. - Но ведь есть вероятность того, что он их сам выбил?
-- Ну вероятность-то, конечно, всего есть, -- возмущаюсь. - Но вы хоть понимаете, что мы с вами сейчас, как две соседки на лавке возле дома треплемся? Вы мне по делу объясните: на каком расстоянии от полигона должны находиться населенные пункты? Каков объем допустимой нормы подрыва снарядов?
-- Если взрывают, -- говорит, -- значит, все соответствует формулам расчетов. А это военная тайна.
Теперь весь вечера думаю: это у них там в военном ведомстве дураков набрали (я же комментарий теперь приблизительно в таком виде в газету напишу) или они полагают, что это я дура?