кричать...
я хотела кричать, так некоторые хотят курить, а сигарет нет
и что-то там физически ест тебя, и кажется, что кто-то не в далеке курит, и пальцы бьет в лихорадке привычных движений ...
я зашкаливающе хотела кричать
белизна коридоров мыла глаза без слез
без голоса, без глаз, без понимания как случилось, что все это уже произошло
медленно... наверно медленно, вжавшись в гладкую стену, на пол, что бы свет был выше, и, что бы, не дотянулись (безотчетное) ...
внутри все изгибается, кривится, крениться, рвет прочь, а не выйти
двери заперты? да нет то и их, кто же знал тогда - как...
между двух точек: пол и стена, руками размахнувшись по сторонам, как оттолкнуть, как отвлечь, истечь…
потом рассказали: сидела, разбившись в кровь, чертя полукруги ладонями стороной от головы к полу
… это была первая попытка полета, просто не знала тогда, что делать с крыльями
в палате за спиной была смерть
спешить было нелепо, уже все кончилось, замолчали приборы, и он шел по свету наверх
маленький… маленький мальчик с двумя косичками, с глазами цвета сентябрьского неба, я больше всего любила в нем эти посторонние глаза, со своей душой, с глубиной бесконечной, тянущей, светлой, теплой, как небо осенью… ах, да, я уже говорила…
последние недели были однообразны
нас было немного в этом пространстве с окном и тикающими приборами
мы разговаривали, больше - я; спали, больше - он
были врачи, процедуры, была боль, немного лекарств и он, лежащий на высокой кровати
каждый день, помногу раз.
говорили о собаках, это было нейтрально…
на почти прозрачном лице его глаза были особенно большие
я держалась за его руку
было просто почувствовать, как жизнь кончилась, оболочка осталась, а его нет
как из перчатки…
и полоса стала ровной и звонкой до взрыва
стул молча упал
серое, выдохнувшее тело казалось легким
выбившиеся волосы
миг
…
наклонилась,
а потом
…
он открыл глаза
это было первый раз, когда я увидела такое небо
последний раз - его
…
1992г. сентябрь. Москва
и что-то там физически ест тебя, и кажется, что кто-то не в далеке курит, и пальцы бьет в лихорадке привычных движений ...
я зашкаливающе хотела кричать
белизна коридоров мыла глаза без слез
без голоса, без глаз, без понимания как случилось, что все это уже произошло
медленно... наверно медленно, вжавшись в гладкую стену, на пол, что бы свет был выше, и, что бы, не дотянулись (безотчетное) ...
внутри все изгибается, кривится, крениться, рвет прочь, а не выйти
двери заперты? да нет то и их, кто же знал тогда - как...
между двух точек: пол и стена, руками размахнувшись по сторонам, как оттолкнуть, как отвлечь, истечь…
потом рассказали: сидела, разбившись в кровь, чертя полукруги ладонями стороной от головы к полу
… это была первая попытка полета, просто не знала тогда, что делать с крыльями
в палате за спиной была смерть
спешить было нелепо, уже все кончилось, замолчали приборы, и он шел по свету наверх
маленький… маленький мальчик с двумя косичками, с глазами цвета сентябрьского неба, я больше всего любила в нем эти посторонние глаза, со своей душой, с глубиной бесконечной, тянущей, светлой, теплой, как небо осенью… ах, да, я уже говорила…
последние недели были однообразны
нас было немного в этом пространстве с окном и тикающими приборами
мы разговаривали, больше - я; спали, больше - он
были врачи, процедуры, была боль, немного лекарств и он, лежащий на высокой кровати
каждый день, помногу раз.
говорили о собаках, это было нейтрально…
на почти прозрачном лице его глаза были особенно большие
я держалась за его руку
было просто почувствовать, как жизнь кончилась, оболочка осталась, а его нет
как из перчатки…
и полоса стала ровной и звонкой до взрыва
стул молча упал
серое, выдохнувшее тело казалось легким
выбившиеся волосы
миг
…
наклонилась,
а потом
…
он открыл глаза
это было первый раз, когда я увидела такое небо
последний раз - его
…
1992г. сентябрь. Москва