сушки
мне казалось, что до потолка можно дотронуться рукой - это такой зрительный капкан, когда нет стен, потолок кажется ближе
с небом всегда наоборот.
я стояла ну стопке плит, которые должны были стать стеной и разглядывала белые линии, придававшие полу сходство с местом преступления
окна были распахнуты и предвкушение врывалось в комнату тополиным пухом
он махал руками в разные стороны
говорил где будет стоять письменный стол, в какой угол он поставит еще не найденный торшер с голубым абажуром, куда повесит карту Атлантиды...
мы прохаживались по будущим коридорам, словно подглядывая за писателем, задумавшим роман.
Он казался мне восторженным и взрослым, словно персонаж из романа Дюма и верила, что мы никогда не умрем.
[семь килограмм сушек]
- нет, мы действительно покупаем семь килограмм сушек, - сказала я, - это в подарок.
- желаете в красивую коробочку для упаковки? - поддержала мой стеб, как она это понимала, продавщица Зиночка
- точно! и бантик из шпагата... хотя, нет - шпагата нам понадобиться целый рулон.
я не знала, где он жил до этой квартиры, зачем ему дом в пять комнат и старые кресла (он настаивал именно на этой их ипостаси и, почему то, был уверен, что лучшее место им будет на кухне, что безусловно определяло её размер). домашние окна были до самого потолка, перспектива делала их узкими, а значит не большим, не смотря на высоту, что, неминуемо уводило взгляд к небу потолка и немного кружило голову...
так говорят о беременности, сообщая лишь самым близким, когда еще малый срок и все возможно; когда все вроде как произошло, но сердце пока не бьется и ты живешь за двоих
- кажется, я нашел квартиру, - сказал он, словно сделал это для обеих нас, - она сразу под крышей
технически он купил ее еще с жильцами, перестроенной камуналкой и расселил. на деле - ни одного из них никогда не встречал. ему дали синьку и он нарисовал перегородки.
первый раз мне показала те окна Наташа, «наша всеобщая сестра», как её называл Рер. мы куда-то «мелись», как тогда называлось бесцельное перемещение, и она ткнула пальцем в кирпичную многоэтажку. вот странно, я не помню количество этажей, то есть я знаю, что он жил под крышей и всегда поднималась на верх, но вот что нажимала в скрипучем лифте, отгороженном от ступенек пыльной металической сетью - не помню. наверно девятый.
- гляди! тут будет чумааа...
и без подробностей мы нырнули под ветви ясеня или тополя на бульваре, что бы, отискав скамейку, погрузиться в ожидание весны и невнятный треп.
как-то вышло, что я знала про обои, привезенные из Италии. это была ткань с крупными цветами, почти не заметными. выбор, удивлявший меня до тех пор пока я не увидела остальную мебель. на кухне планировался набивной рисунок, он сам сделал валики и смешал краску, это дало тому помещению не похожесть ни на что.
как мало всего к тому моменту я видела для сравнений.
там был древний стол, раскопанный на московской блошке и кофеварки, которые пыльной семейкой не пробуждались в междуоконном проеме. когда расставляли вещи, помню, была удивлена стопками книг, принесенными на проживание в этом помещении; позже не могла представить кухню без них.
квартира означала новоселье, а новоселье - подарок. придумать его было совсем не легко. во-первых, туда невозможно, было принести что-то постороннее, во-вторых, там уже все было и главное, этого мы ни когда не произносили в слух, что не изменяло правды - то было жертвоприношение его Пенатам, кои могли нас принять, а могли и наоборот
этого «наоборот» мы не хотели примерять на себя, и тут ни какая цена не была чрезмерной.
деньгами нельзя было окупиться точно. приятно, что это мы даже не пытались обсуждать, нужна была идея и за нее мы готовы были скинуться каждый по пол королевства; а учитывая масштаб... королевствами Он был бы обеспечен на жизни три, четыре, двадцать, двадцать пять...*
я все пыталась представить что отсутствовало на этой кухне. на еще не созданной, не покрытой мебелью и вещами, не одетой в истории и события. сейчас кажется она была огромной, как помещение для обедов в замке.
тогда это было скорее мастерской, в которой создавалось само ощущение дома: рулоны чертежей, столы, собранные из козлоногих подставок и подносов, одолженых в ближайших кафе, кафеля в надорванных коробках и сотне прочих штук, долженствующих концентрировать пыль и наши взгляды
наверно, если бы окна были и правда от пола до потолка это случилось бы скорее.
я представляла хол, содержащий в себе огромный стол и серебряную посуду на толстых скатертях... тяжелые кресла были практически непремещаемы, не было картин, живых цветов. гамма слышалась серо-голубой, с водяными вставками
венецианского стекла
огромные решетчатые окна
как чешуя рассолнечного дождя
кольчуга, охраняющая от
взглядов
внутрь
и, противореча всему придуманному выше - уют!
такой простейший, человеческий уют
когда можно дремать в кресле посреди муравьиной тишины разговоров
читать, наугад захватив с полки не ко кофейник, не то чашу
писать, спорить, браниться...
занавески
то, что было необходимо любой сцене, для любой истории, а что они тут будут было совершенно! что бы созерцать, что бы касаться, вдыхать...
что бы на ощупь
и словно не задерживая ничего и взросло и по детски. и звук! это должны были быть звучащие занавески... и светлые и насквозь и только здесь
и наши и его
- мы сделаем их из сушек. да.
это стало понятно всем, сразу, безоговорочно принято и от того, кажется сразу стало теплее. не тратя жизнь на обсуждение технических подробностей мы бежали в булочную так, словно за своими жизнями, словно с солнцем на перегонки, словно оседланные наши деревянные коняшки неслись во весь опор, пришпориваемые жаждой... делиться, отдавать, творить. нам это было надо сейчас, до дури! до той, которая бывает только в детстве, когда улыбка объясняет все и даже строгая мама позволяет еще хоть чуть-чуть повозиться в песке, по тому что видит - там твориться ВАЖНОЕ! не глазами видит, насквозь
мы возвращались в ту булочную раз семь, восемь, может и двадцать пять, над нами перестали потешаться, потом умоляли показать, взять в компанию безумных сушкоплетов... мы купили все, правда! все сушки из того магазина и нам пришлось ограбить следующий. нас встречали как героев, которые принесли то, что ни кто не знает как использовать, но оно точно им надо!
мы делали это несколько дней и даже взяли в компанию Зиночку, которая подарила нам столько шпагата, что его хватило и на занавесочные петли...
чего нам стоило не проговориться передать нельзя, это... это было... словно...
нет! нет не рассказать…
как и не передать того, как сам Хозяин, введенный в дом, ослепленный каким то клечатым полотенцем, задержался на пороге на вздох
так входят в воду, в теплую воду озера, когда жара и вечер и ты мечтал, и вот… и обнажен и звуки и ты сейчас шагнешь…
он отпустил на пол ту ткань, чуть пошатнувшись, сделал полушаг, и, проведя рукой, вдохнул
вдохнул, прижавшись всем лицом к тому, что мы сотворили за эту не собранную неделю
закрыл глаза
и улыбнулся внутрь.
-----------------------
*из 20 сонетов И.Б.