Матвеян сейчас спит на своем бывшем оружейном складе, на кроватном втором этаже. Ему очень удобно утром спрыгивать на меня, когда я прихожу будить его к завтраку. Я несла его сегодня утром на кухню, такого длинного, мягкого, теплого и пахнущего сонным ребенком. А он, болтая ногами по обе стороны меня, спросил у моей шеи:
- А какой самый страшный сон приснился тебе в детстве?
- Ой, я не помню.
- Ну вспомни уж.
Я наморщила лоб и вспомнила.
Только это был не сон. Это был страх
У нас с Катькой была одна детская на двоих. Большая, как мне тогда казалось, прямоугольная комната, в которой прекрасно помещалось наше все. Катькина софа стояла вдоль длинной стены, а моя старая узенькая односпальная кровать, на которой спала еще наша мама в детстве, вдоль короткой. В углу между кроватями была дверь и тумбочка.
И однажды наша детская мне приснилась. Как есть. Со всеми кроватями, дверями, шкафами, столами и стеллажами с игрушками. Приснилось, как я просыпаюсь и вижу привычную комнату,
вот только на тумбочке сидит страшилище. Жуткое не только фактом своего существования на тумбочке, где лежат наши с Катькой книжки-игрушки и резинки-заколки. Жуткое тем, что такое страшилище может нарисовать каждый первый четырехлетка мелом на асфальте.
Оно существовало только контуром. Белым меловым контуром, который так хорошо заметно в темноте. Я уверена, что мой палец, доберись я до него, прошел бы сквозь. Большой кривой овал туловища, больше чем тумбочка. Наспех прикорябанные руки и ноги непонятной формы, овальный нос, кривая ухмылка и два глаза. Левый сильно больше правого.
И сидит оно и смотрит на меня в упор. Не мигая.
Я испугалась, проснулась и открыла глаза.
На тумбочке сидело оно. И таращилось на меня.
Больше всего на свете мне захотелось заорать на весь дом "Мамаааааааа!", чтобы мама вбежала в комнату и спасла меня от этого немигающего взгляда разных глаз, нарисованных мелом в воздухе над тумбочкой. Но у меня склеилась от ужаса гортань, и я не могла ни кричать, ни дышать. Я могла только смотреть в эти жуткие пустые глаза и думать "Мамамамамамамама".
Не отрывая взгляда от чудовища, я взяла с табуретки, стоявшей рядом с кроватью, чашку с водой. Иногда оставляла там ее на всякий случай. Вдруг попить захочу, а спускаться в темноте с кровати и идти на кухню было очень страшно. Все время казалось, что под кроватью кто-то сидит и только и ждет момента, чтобы схватить ледяными пальцами мою босую ногу.
Медленно подняла чашку, медленно запустила в воду пальцы, медленно стряхнула их в сторону тумбочки и стала смотреть, как они медленно летят по темной комнате.
Чудовище удивилось и начало таять в тех местах, куда попадала вода. А я все брызгала и брызгала на него, пытаясь направить капли так, чтобы они попадали аккурат на меловой контур. Потому что воды было всего пол-чашки, она грозила вот-вот кончится, а дышать и кричать я все еще никак не могла. И взгляда оно от меня так и не отрывало, даже будучи уже совсем не целым.
Воды оставалось совсем на донышке, и вдруг я открыла глаза еще раз. В комнате было темно, я выпучилась на тумбочку, но на ней никто не сидел. Горло наконец расклеилось, я смогла вздохнуть, а кричать уже не было смысла, потому что его уже нет, а мама устает с нами, так что пусть спит. На всякий случай пятилетняя Ксюша смотрела в темный воздух над тумбочкой до тех пор, пока он не начал светлеть. Только после этого я смогла уснуть, почти не думая о белом чудовище с разными глазами без век и ресниц.
Потом оно приходило ко мне еще раза три-четыре. Не подряд, в течение года, наверное. Я брызгала на него водой из чашки и боялась все меньше и меньше. Пока однажды, "проснувшись", не махнула на него рукой и не засопела дальше, перевернувшись на бок. Чудовище вздохнуло, моргнуло и наконец-то растаяло насовсем.