(no subject)
Дошло до того, что в ремесле словесном я ценю только дикое мясо, только сумасшедший нарост:
И до самой кости ранено
Все ущелье стоном сокола, -
вот что мне надо.
Все произведения мировой литературы я делю на разрешенные и написанные без разрешения. Первые - это мразь, вторые - ворованный воздух. Писателям, которые пишут заведомо разрешенные вещи, я хочу плевать в лицо, хочу бить их палкой по голове и всех посадить за стол в Дом Герцена, поставив перед каждым стакан полицейского чаю и дав каждому в руки анализ мочи Горнфельда.
Этим писателям я бы запретил вступать в брак и иметь детей. Как могут они иметь детей? - ведь дети должны за нас продолжить, за нас главнейшее досказать - в то время как отцы их запроданы рябому черту на три поколения вперед.
Вот это литературная страничка.
У меня нет рукописей, нет записных книжек, нет архива. У меня нет почерка, потому что я никогда не пишу. Я один в России работаю с голоса, а кругом густопсовая сволочь пишет. Какой я, к черту, писатель! Пошли вон, дураки!
Зато карандашей у меня много - и все краденые и разноцветные. Их можно точить бритвочкой жиллет.
О. Мандельштам, Четвертая проза, 1930.
И до самой кости ранено
Все ущелье стоном сокола, -
вот что мне надо.
Все произведения мировой литературы я делю на разрешенные и написанные без разрешения. Первые - это мразь, вторые - ворованный воздух. Писателям, которые пишут заведомо разрешенные вещи, я хочу плевать в лицо, хочу бить их палкой по голове и всех посадить за стол в Дом Герцена, поставив перед каждым стакан полицейского чаю и дав каждому в руки анализ мочи Горнфельда.
Этим писателям я бы запретил вступать в брак и иметь детей. Как могут они иметь детей? - ведь дети должны за нас продолжить, за нас главнейшее досказать - в то время как отцы их запроданы рябому черту на три поколения вперед.
Вот это литературная страничка.
У меня нет рукописей, нет записных книжек, нет архива. У меня нет почерка, потому что я никогда не пишу. Я один в России работаю с голоса, а кругом густопсовая сволочь пишет. Какой я, к черту, писатель! Пошли вон, дураки!
Зато карандашей у меня много - и все краденые и разноцветные. Их можно точить бритвочкой жиллет.
О. Мандельштам, Четвертая проза, 1930.