А. Шутценбергер. Синдром предков
Вперёд: http://healthy-back.livejournal.com/297554.html
Назад: http://healthy-back.livejournal.com/296751.html
Содержание: http://healthy-back.livejournal.com/294689.html#cont
МОЯ КЛИНИЧЕСКАЯ ПРАКТИКА В ТРАНГЕНЕРАЦИОННОМ МЕТОДЕ
Я редко занимаюсь индивидуальным консультированием - только в случае серьёзных заболеваний (главным образом рак, иногда - СПИД), а чаще всего работаю в группе.
Я придерживаюсь мнения, что энергия, динамика, которые переходят от одного участника группы к другому, помогают людям уточнить, «вытащить», ухватить их проблему или даже выразить её словами.
При работе в маленькой группе замечаешь, как жизненная история одних пробуждает воспоминания в других. Люди сравнивают себя друг с другом, подогревают друг друга, пробуждают воспоминания: человек вспоминает, вновь переживает, видит и, наконец, высказывается. После двух-трёх интенсивных сессий, посвященных работе с геносоциограммами (от двух до пяти дней), участникам этих групп удаётся лучше понять свою семью, её мифы, системы, свою историю, идентичность и то, что мешает им быть самими собой.
Роберт Музиль так пишет о семье в «Человеке без качества»: «Конечно же, нужно, чтобы каждый индивид уже представлял собой определённое архитектурное сооружение, а иначе тот ансамбль, который они составляют, будет абсурдной карикатурой».
Ещё одно замечание, которое наводит на размышления. В группах, которые я веду, участвуют преимущественно женщины, как будто представительниц этого угнетаемого большинства гораздо сильнее заботит поиск собственной идентичности.
Эта групповая работа занимает около двадцати часов и укладывается в два с половиной дня, в «полу-марафон» или в одну неделю.
Участвуют в ней люди из самых разных кругов. Среди них встречаются представительницы класса буржуа, чиновники, коммерсанты, врачи, социальные работники, медицинские сестры, психологи, преподаватели, изредка священники или пасторы, психотерапевты, неработающие жены-домохозяйки, иногда руководящие кадры промышленности. Нелегко объяснить простыми словами то, как людям, пришедшим с разными проблемами, имеющим различный кругозор, удается за короткий срок избавиться от запрета на высказывание того, что их мучает - того, о чём никто никогда бы не догадался. Они начинают рассказывать вещи, которыми никогда не делились с близкими (даже на сеансах психотерапии или психоанализа).
Нас больше всего поразило то, что во время работы в клинике складывались какие-то особые отношения, вырисовывалось сходство между различными семейными историями участников, иногда в рамках почти одной и той же общей темы.
Удивляло и то, как все хорошо слушали в группе, как быстро возникала доброжелательность и эмпатия.
Отклик группы позволяет человеку, составляющему свою геносоциограмму, продвигаться дальше в своих открытиях, и параллельно каждый из членов группы получает помощь от того, кто излагает свою семейную трансгенерационную историю, чтобы понять свою личную геносоциограмму.
Например, во многих семьях происходили похожие истории. Однако участники до начала групповой работы не были знакомы друг с другом, записались «случайно». И вот в других членах группы они вдруг находят отражения своих собственных семейных событий...
Например, в одной группе было много сирот военного времени, в другой собрались молодые девушки и женщины, оказавшиеся жертвами инцеста и/или изнасилования (отцом, братом, дедом, другом отца, подённым рабочим, соседом), в третьей было много детей моряков, погибших в море, отчего вновь всплывали названия потопленных кораблей («Руайяль»), морских битв, исторических событий.
Ещё в одной группе было много случаев насильственной смерти: сестру одного из участников убили на автостоянке, двоюродный дедушка другой убил свою жену в приступе ревности, секретарша пострадала от взрыва бомбы в Париже во время покушения на улице Ренн (она была одной из двадцати раненых), самоубийством покончил жизнь дядя ещё одной участницы, у другой - муж крёстной...
Ещё в одной группе многие дети, прошедшие через благотворительные заведения УССД*, имели опыт сильных переживаний из-за своего положения «безотцовщины» (дети, родившиеся у матерей-одиночек, или покинутые, или рожденные вне брака), или из-за того, что их бросила мать (они были усыновленными детьми). Многих других участников воспитывали бабушка или тетя (хотя у них и были живы родители - мелкие коммерсанты, военные, странствующие актёры, дипломаты, отправленные за рубеж руководители предприятий), либо их помещали в интернаты, неважно, по какой причине.
* УССД - управление по санитарным и социальным делам во Франции.
Обычно им приходилось переживать печаль и отчасти стыд из-за того, что мать или оба родителя отказались от них, что усугублялось страданием из-за расставания, когда родители ,вновь брали своего ребёнка (детей) от бабушки, тёти, няни. Ещё тяжелее было переносить ситуацию, когда единственный ребёнок воспитывался не матерью, а другими людьми. Такой случай в семьях часто повторялся через определённое время.
Ещё в одной группе были мигранты, эмигранты, перемещённые лица (внутри страны), изгнанники, и они, несмотря на различия расы, культуры, политических взглядов (отличающихся, а подчас и противоположных), осознавали себя «братьями».
Группа, Мари и другие
Однажды я проводила в одном большом западноевропейском городе семинар для семи человек. В нём участвовали: дама из хорошей семьи, у которой были крупные неприятности с детьми и особенно с сыном; медсестра, у которой сначала был рак груди, а потом - костей; разведенная женщина, красивая и энергичная; преподавательница йоги; женщина - специалист в области генеалогии; психотерапевт.
Неважно, каковы были их семейное положение и профессия: у всех были проблемы, с которыми они уже не могли справляться, настолько тяжёлым был этот груз.
Все они на первый взгляд казались миролюбивыми женщинами, ответственными, занимающими высокое социальное положение, всем им было около сорока лет (это тоже имеет значение - в жизненном цикле это тот период, когда возникают вопросы, предстоит перешагнуть определённый рубеж, это время, когда выросшие дети уходят из дома), в их геносоциограммах обнаружились «дыры», пробелы, травмы, а иногда и «призраки».
У одной женщины и её дочери оказались проблемы со зрением, несмотря на то, что они принадлежали к семье, где в трёх поколениях были блестящие офтальмологи. По линии же мужа существовало как бы обязательство работать вместе со своим отцом, что, вероятно, сын бессознательно не принимал, отсюда проблема - подавленное состояние от «ощущения тяжести жизни» (наркотики, сигареты, алкоголь...). Это типичная семья, где для того, чтобы существовать, полагалось «внести залог». И все с улыбкой принимали то, что ради хорошего образования приходилось выносить этот гнёт, это внутреннее обязательство подчиняться семейным правилам. Но иногда некоторым становилось невмоготу, тело бунтовало (в данной семье это проявлялось в виде косоглазия, приверженности к наркотикам).
Медсестра Клод, у которой был рак костей, развившийся после рака груди, носит то же имя, что и её бабушка. Та тоже была медсестрой и умерла от лекарственного цирроза. И у неё была кома, которая произошла в 1944 г., когда поступило известие о смерти отца, подпольщика [1], в концентрационном лагере Маутхаузен (отец не был погребён в могиле, место его захоронения было неизвестно). Во сне ей всегда видится, как она едет в лагерь Маутхаузен, чтобы найти его могилу. По отцовской линии Клод - дочь героя, но один её дядя по материнской линии, о котором никогда не говорят в семье, был «коллаборационистом» [2]. Она предчувствует, что в семье о чём-то умалчивают, и страдает от этого. В детстве Клод всегда ощущала себя лишней, думала, что она не родная дочь, а усыновлённая. Первое раковое заболевание появилось у неё вскоре после того, как она узнала, что её дочь стала любовницей её собственного любовника. Она сумела «это высказать» благодаря нашей общей поддержке. Клод явно стало легче, она сказала: «Когда всё это видишь, то очень больно, но когда об этом можно поговорить, боль проходит, становится легче».
1 Участника движения Сопротивления во время немецкой оккупации в период Второй мировой войны. Многие из них были арестованы, подвергнуты пыткам, угнаны, убиты. Их считали героями.
2 То есть он сотрудничал с немецкими оккупантами Франции во время войны (1940 - 1945) после перемирия, предложенного Петеном и правительством Виши. По иронии судьбы многие из сотрудничавших были найдены и привлечены к судебной ответственности после Освобождения и окончания войны. Вспомним Нюрнбергский процесс (в октябре 1946 г.), когда проходил суд над нацистскими руководителями и были вынесены приговоры за преступления против человечества. Еще в 1990-х гг., пятьдесят лет спустя после самих событий (так как по этим преступлениям не имеется срока давности), дела заводятся и передаются в суд. Некоторые семьи сбросили с себя «ноеву мантию» по тем или иным фактах сотрудничества, рассматриваемым как позорное «пятно». Во Франции это внесло раскол в семьи, так же как и дело Дрейфуса (между 1894 и 1904 - 1906 гг
Мари была любимым ребёнком, веселым и беззаботным шалуном. Но в семилетнем возрасте, когда умер её дедушка по маминой линии (она присутствовала на похоронах), у неё начала болеть голова, главным образом по четвергам, воскресеньям и праздничным дням.
Головные боли не утихали, хотя её и водили на консультации ко многим врачам, и это несколько отравляло её жизнь. В двадцать два года Мари вышла замуж за специалиста в области добычи нефти и более десяти раз переезжала с места на место. Семь лет тому назад она оказалась свидетелем очень серьёзной дорожной катастрофы, случившейся с двумя её братьями, и с этого дня ей всё мерещится рука старшего брата в мозгу другого. Всё это создаёт проблемы, страх, Мари старается справляться с ними, как может. В тридцать три года она разводится, начинает с лёгкостью зарабатывать деньги: «Тогда я впервые получила собственные деньги».
Двое её детей живут у бывшего мужа, с которым Мари поддерживает дружеские отношения, но её сын принимает наркотики. Внешне у неё всё есть, но она говорит о том, что не живёт своей жизнью, а скорее выживает. У Мари по-прежнему сохранилось выражение лица счастливого ребёнка, это «её социальная маска», однако вся её жизнь подчинена ритму её головных болей, с их «любимыми» днями.
Мы с Мари работаем над историей её семьи, вспоминаем, что могло её травмировать и в детстве, и тогда, когда она стала взрослой женщиной, и выстраиваем её геносоциограмму. Говоря о деде и его смерти, которую мы проигрываем в психодраме, она испытывает сильное волнение (настоящий катарсис в психоаналитическом и психодраматическом значении этого слова); она разговаривает со своим дедом (вспомогательным «я») о том, как тяжело ей было и как сильно она испугалась в момент его похорон, объясняет ему и самой себе, что же произошло, вновь и вновь говорит ему о своей привязанности, затем у неё вырывается глубокий вздох облегчения.
После этих слов головные боли исчезают, и она начинает, наконец, жить.
У Маргариты свой успешный путь: она несколько лет занимается йогой, приобщившись к ней из любви к дочери, которая долго жила в Индии. Затем изучает астрологию [3], возможно, для того, чтобы понять, отчего в её семье вот уже в трёх поколениях кто-то уезжает очень далеко. Сначала бабушка, куда - неизвестно, затем её брат - в Соединенные Штаты, наконец, её дочь - после долгих пяти лет скитаний в Азии окончательно осела в Новой Зеландии. А затем, по мере того, как пробуждаются семейные воспоминания, в её генеалогическом древе по отцовской линии обнаруживается такой случай: двоюродная бабушка выходит замуж по очереди за трёх братьев, первые два один за другим кончают жизнь самоубийством. Другая замужняя двоюродная бабушка кончает жизнь самоубийством, бросившись в колодец. И, наконец, муж той, которая бросилась в колодец, женился на женщине, чей отец тоже покончил жизнь самоубийством, бросившись в колодец. Вероятно, можно задать себе вопрос: «А не были ли эти случаи самоубийств в колодце, когда кто- то поддавался зову воды и миражей, «первыми ласточками» в этой серии путешественников в дальние «края»? (Конечно, это только гипотеза.)
3 Я повторяю, что для меня астрология и искусство ясновидения, так же как и Таро, являются искусством или времяпрепровождением, - но не наукой, не психологией в академическом и научно-клиническом смысле термина.
Вероника - учительница начальных классов, она живёт в служебной квартире, её уважают на работе. Однако она испытывает почти непреодолимое желание всё изменить: работу, жилище, спутника; она рассталась со своим другом, поскольку ей хотелось бы жить с кем-то, кого она ещё не встретила. Генеалогическое древо, геносоциограмма Вероники являются иллюстрацией того, что мы, терапевты, работающие в рамках трансгенерационного метода, называем «непомышляемое генеалогическое».
Традиционно различают сознательное, бессознательное и предсознательное. Отличают то, что проговаривается и продумывается, от того, что продумывается и осознается, не высказывается, скрывается, замалчивается и передаётся как тайна, от того, что так трудно выразить и признать (неуловимое), от того, что ужасно настолько, что мы не смеем даже думать об этом (немыслимое) [4].
4 Говорят о передаче тайны или несказанного, того, что становится запретным, вытесняется, чего избегают упоминать и даже считают неуловимым или непомышляемым.
Обычно существует представление об аффектах и чувствах, когда есть возможность их психической проработки. Но в некоторых случаях событие рассматривается как столь серьёзное и травмирующее или настолько преждевременное, что о нём не существует сколько-нибудь внятного умственного представления. Оно рассматривается как невозможное, немыслимое событие (непомысленное) и, таким образом, остается неотработанным, а лишь оставляет сенсорные или моторные следы - телесные или психосоматические. Для многих современных аналитиков это скорее соответствовало бы преждевременному травматизму в возрасте, который не позволил бы психическую интеграцию. Напомним, что Франсуаза Дольто считала, что груднички, маленькие дети и собаки всё воспринимают и интегрируют. В самых общих чертах, по отношению к событию, связанному с травмирующими переживаниями в прошлом, можно сказать, что бабушки и дедушки умалчивают и передают невысказанное, что будет предугадываться детьми и станет для них тайной (невысказанным, непроговариваемым, неуловимым), а для их собственных детей (то есть внуков тех, кто пережил событие) оно будет непомышляемым.
Альбертина «чувствует», что попадает в семейную ловушку: ей явственно видится, что она должна «нести» тайны других. Её геносоциограмма - это целый роман с неожиданными поворотами, с «тайнами», засевшими в каждой ветви семьи.
С материнской стороны в пяти поколениях женщины не воспитывают своих детей, по крайней мере, одного из детей. Началось всё, кажется, в начале XIX века с девочки, которую усыновила и воспитала владелица замка, в семье про неё говорили, что она якобы и была настоящей матерью ребёнка. И вот снова речь заходит о владелице замка, которая дарила отцу и дяде Эржэ прекрасную одежду. Говорят также, будто у бабушки Альбертины был тайный незаконнорожденный ребёнок. Внешне у неё с мужем был идеальный брак, но в их отношениях ощущалась напряжённость. Он говорил ей: «Я физически воспрепятствую твоему отъезду!» Она ему отвечала: «Тогда тебе придётся меня убить». «У меня не было выбора, мне приходилось оставаться там, иначе он убил бы меня».
Со стороны отца в давнем поколении якобы кто-то умер от жёлтой лихорадки, но в семье шептались о том, что он-де умер в психиатрической больнице (постыдные тайны такого рода в семьях скрывают, а от этой «невысказанности» страдают потомки). Брату прадеда предсказали (акушерка), что он умрёт новорожденным, у него были сросшиеся пальцы, он умер в полтора года.
Альбертину, как и одну из её сестёр, воспитывал дедушка, учил их читать, писать, считать. Таким образом, здесь мы вновь встречаем ситуацию, когда по семейной «традиции» детей часто воспитывали другие люди, обычно бабушка с дедушкой (начало этому положил случай с неизвестной владелицей замка в начале XIX века, когда она удочерила девочку). Её сестра была на третьем месяце беременности, когда воспитавший их обеих дедушка умер. Итак, роды сестры проходят в атмосфере траурной грусти. Она стала, по терминологии Андре Грина, мёртвой матерью [5], т.е. живой, но похожей на мёртвую, погружённой в свои грустные мысли. Дочь её страдает психотическим расстройством. У другой сестры, которая воспитывалась в пансионе с четырёхлетнего возраста, случаются периоды бреда: она заявляет, что её отец - немец.
5 «Мёртвая мать», см.: Narcissisme de vie, narcissisme de rnort, Paris, Minuit, 1983.
Альбертина предчувствовала, «чувствовала» все эти «тайны», теперь она терпеливо обнаруживает их и может, наконец, высказать неуловимое и непомышляемое. От этого она испытывает облегчение, но ей всё ещё не удаётся избавиться от пут «западни», которая хотела её поглотить. Нужно ещё раз поработать со всем этим.
Конечно, недостаточно выявить прошлую семейную травму, тайну или несправедливую смерть, чтобы радикально изменить жизнь или здоровье, но обнаружение проблемы, высказывание невысказанного, наконец, сама возможность высказаться приносят облегчение и становятся первым шагом на пути к изменению.
Можно было бы продолжать ворошить прошлое и находить тайны, невысказанное, «трудные» события, примечательные ситуации, которые в той или иной степени оказывают влияние на последующие поколения, особенно на некоторых потомков.
Напомним, что многие исследования и школы работают над проблемой передачи:
- как,
- по отношению к кому,
- почему она осуществляется?
Я в самом начале говорила о том, что жизнь каждого из нас - это роман. Когда несущее нас генеалогическое древо имеет много «пробелов», «пустот», «белых пятен», это так или иначе негативно влияет на нас, мы не знаем, кто же мы на самом деле.
Каждый ощущает эту потребность найти своё место, как персонаж с картины Гогена: «Откуда мы пришли? Где мы? Куда идём?» Другими словами, по высказыванию Музиля, мы можем являться лишь этакой «абсурдной карикатурой».
Вновь обрести свою идентичность. Передача
Клиника и научные исследования, посвящённые покинутым детям, которых собрали в приюте для детей-сирот, держали у себя сменяющие друг друга няни, а затем организация, занимающаяся социальной благотворительностью (раньше она называлась «Ассистанс Публик», теперь - УССД) показали наличие психологических или психотических проблем, трудность или невозможность влиться в школьную, либо профессиональную жизнь, как описывает, в частности, психолог Мартина Лани и как видно из многих научных работ, проведенных под моим руководством.
Эти проблемы встречаются также у «детей улицы», у детей матерей-одиночек, сменивших несколько «пап» (или «дядей»), в расширенных восстановленных семьях, где «они не могут определить своё место». Но бывают исключения, таких детей американцы называют «несгибаемыми» (unbreakable). Они обладают высоким запасом прочности, выдерживают всё, даже концлагеря (см. Борис Цирюльник).
Запас прочности. «Несгибаемые дети», которые выдерживают всё, и проблемы их потомков
Иногда кажется, что некоторые дети, не имеющие отца, а часто и матери, без семьи, без поддержки, выживают вопреки всему. Об этих успехах психоаналитики (особенно те, кто их популяризировал) «забыли», и работники социальных служб тоже. Они (ошибочно) продолжают говорить, что основа равновесия и идентичности создается с трёх или до семи лет, и если этот период прошёл неудачно, то возникнут проблемы. Но уже Дж. Боулби видел исключение в своём знаменитом исследовании, посвящённом покинутым детям, а недавно американские, а за ними и французские исследования (см. Борис Цирюльник) выявили случаи выдающихся семейных и профессиональных успехов детей, «воспитанных» на улице либо в концентрационных лагерях.
«Базовая безопасность». Жизненный порыв
Возможно, этим детям удаётся выжить, потому что у них есть врождённый или скрытый стержень, связанный с огромной жизненной энергией, которая позволяет им быстро подняться, - иногда благодаря тому, что они сумели найти замещающих отцов или матерей или замену старшим братьям. Франсуа Тоскель, кстати, говорил о поли-отцах и поли-матерях в нашей современной цивилизации.
Это основы безопасности, они даются родителями или теми, кто с любовью их заменил, в момент рождения или научения; как не упасть, делая свои первые шаги (у животных это происходит при вылизывании). В противном случае получаются «недолизанные» медведи или неудачники по жизни и даже «смертники».
Некоторые встречи не только помогают, но и позволяют выжить и почти нормально развиваться, «открывая путь в жизнь»: дед, бабушка или сосед (соседка), занимающийся воспитанием родственник, учитель в школе, великодушный начальник, кто-то, заслуживающий доверия, или иной «помощник» или «проводник», товарищ по несчастью или попутчик (везде, даже в концентрационном лагере, военном либо политическом). Этот «кто-то» является столь необходимой палочкой-выручалочкой и позволяет поверить в жизнь.
Чтобы охарактеризовать таких «несгибаемых» детей, недавно придумали термин «запас прочности», который обозначает способность достичь успеха, выходить из трудных ситуаций, жить, развиваться, несмотря на противодействие обстоятельств (несмотря на психологический, а скорее и биологический отпечаток, который накладывает травма или рана).
Проблема проявляется у их потомства, поскольку травма, которая передаётся, намного сильнее той, которую получают, как это недавно обнаружили на примере дозировки кортизола. Исследовались рецепторы кортикоидов и секреций CRF (Cortico-Reliesing Factor), его уровень (как указано Цирюльником, 1999) в четыре раза выше у потомков тех, кто перенёс травму, чем у самих травмированных. Так и дети выживших во время Холокоста в три раза чаще страдают от посттравматических синдромов, чем их родители, которые в реальной жизни страдали и боролись (см. R. Yehuda, 1995).
Что нужно сделать, чтобы узнать о своём происхождении?
На первом этапе, в начале работы в трансгенерационной терапии предполагается определить, откуда я пришёл, найти себя, понять, что досталось в наследство (свою идентичность). Это осуществляется при поддержке, тёплом участии со стороны как терапевта, так и группы.
Воспоминания, реальные или с долей фантазии, обнажаются, а затем, на втором этапе, мы свободно находим своё место в этом ряду, и тогда можно расширить горизонты, представить себя в будущем, начать испытывать желания, потребности, выстроить свой проект собственной жизни. Найти свою идентичность, своё «я». По сути, всегда, с самого рождения стоит проблема - перерезать пуповину, отделить Себя от Другого (матери, семьи, как показывает Мюррей Боуэн). Подобное «рассоединение» приходится продолжать, чаще всего оно проходит тяжело. В результате мы получаем свою собственную идентичность через долгое приобщение к родственным связям. Речь идёт о зрелости, о взрослении после работы, связанной с саморазвитием, или после психотерапии. Американцы вслед за Карлом Роджерсом называют это личностным ростом (growth - вырасти, повзрослеть, раскрыться).
Трансгенерационную работу только начинают понимать, и научные исследования, особенно статистические, пока чрезвычайно редки или вовсе отсутствуют (не считая диссертационной работы Жозефины Хилгард 1953 г. на соискание учёной степени доктора психологии).
Как происходит передача?
Эта тема время от времени освещается, но ещё далеко до объяснения того, как действует эта память, её следы. Что это - генетическая память? Но как она функционирует?
Человек - единственное говорящее существо. Может быть, слово, высказанное или невысказанное, язык (вербальный или телесный) и являются теми передающими устройствами, которые ещё предстоит открыть? (Что за безграмотность!? Те или иные формы общения есть даже у насекомых и растений - H.B.)
Напомним, что Фрейд интересовался семейным романом, который он описывал в 1909 г. как выражение фантазий субъекта по поводу его связей со своими родителями. Например, человек мог вообразить, что его нашли, или что он сын важной персоны, переданный на воспитание в другую семью, или что он сын знатной особы, или что его похитили цыгане (это близко к теории Отто Ранка о мифе рождения героя, 1909). (Про Фрейда см. http://healthy-back.livejournal.com/289823.html "письма к Флиссу" - H.B.)
В наше время термин «семейный роман» иногда употребляют в расширенном значении - семейная сага, т.е. история, рассказываемая семьёй о своей собственной истории, в которой перемешаны воспоминания, пропуски, умолчания, добавления, фантазии и реальность. Для детей, воспитанных в такой семье, все они имеют психическую реальность.
Большинство людей задаются вопросом о своём происхождении, что выводит их к первичной фантазии, обычно связанной с первичной сценой (т.е. с зачатием индивида, а также с наблюдением за сексуальными отношениями родителей, иногда через замочную скважину... Фантазия или реальность?).
Фрейд уже в своих первых работах уточняет, что в бессознательном и в памяти не бывает реальности фактов: «В бессознательном отсутствуют какие-либо «указатели» на реальность, в том смысле, что невозможно отделить одно от другого - правду от вымысла, питаемого аффектами. Вероятно, речь идёт о чувствах или о реальности, которая образуется на основе услышанного, они обретают значение в последействии; в них соединяется прожитое и услышанное, прошлое (по рассказам о родителях и предках) и то, что они видели сами» (Freud, Draff L).
«Они соотносятся с услышанным так же, как сны соотносятся с увиденным» (Freud, Draff L). «Кроме того, фантазии возникают при бессознательном комбинировании увиденного и услышанного» (Freud, Draff М).
Вот уже несколько лет некоторые психоаналитики размышляют над проблемой первичного, первичной фантазии и передачи чего-то важного от одного поколения к другому. Когда я перечитывала Фрейда и тех, кто его комментировал, в частности, Лапланша и Понталиса, а также отчёт о работе коллоквиума по психоанализу в Провансе (Монпелье, ноябрь 1983 г.), мне показалось, что проблема первичного вновь становится актуальной. Перечитав разные редакции фрейдовских текстов (в частности, Draft L и М и его ссылки на семейные «призраки»), я подумала, что Фрейда интересовала проблема психической передачи от одного поколения к другому, хоть он и не развил вглубь эту тему и не обсуждал её в опубликованных работах.
Первичные фантазии можно определить, как это делает Андре Грин, следующим образом: «Отношение субъекта с теми, кто его произвел на свет, с учётом двойного различия пола и поколений, о которых известно, что они оказывают основополагающее воздействие на структурирование всей личности и её модальностей (Donnet J. L. et Green A., L'enfant et le да, Paris, Ed. de Minuit, 1973).
Интуиция Фрейда - это всего лишь интуиция и клиническая констатация; нам ещё предстоит выполнить углублённое исследование эффекта трансгенерационной передачи, как по отношению к человеку, так и к животным.
Трансгенерационное и интергенерационное. Память, к которой вновь обращаются: живая память или провалы памяти
Различают два типа семейной «передачи» - осознанную или бессознательную, «метаболизированную» или нет:
- те виды межгенерационной передачи, о которых думают и которые обсуждают бабушки и дедушки, родители и дети: это семейные привычки, сноровка, стиль жизни. От отца к сыну передаются профессии врача, учителя, фермера, нотариуса, моряка, военного. Мы работаем «на почте» или «на железной дороге», у кого-то «талант садовода и огородника», или «музыкальный слух», «кулинарные способности», кто-то «любитель поесть» (или наоборот).
- о трансгенерационой передаче не говорят, это тайна, непроговариваемое, умалчиваемое, скрываемое, иногда об этом запрещено даже думать («непомышляемое»), всё это входит в жизнь потомков, хотя об этом не думают, не «переваривают».
Вот тогда появляются травмы, болезни, соматические либо психосоматические проблемы, которые часто исчезают, когда о них размышляют, говорят, оплакивают их, о них кричат, если над ними работают и «перерабатывают» их. Наблюдаются случаи ужасных кошмаров у некоторых внуков депортированных, участников сопротивления, нацистов, погибших в море, умерших при разных обстоятельствах без погребения. Такое случается даже у потомков живых людей, перенёсших травму из-за слишком тяжёлого прошлого (о котором не говорили, умалчивали), это шок от «ветра пушечного ядра»*.
* Мы совершенно сознательно не цитируем работы Зонди (Szondi), так как, с одной стороны, я верю не в судьбу, а только в возможность делать выбор и изменять свою жизнь (поэтому я профессор, терапевт, учитель и провожу исследование действием). А с другой стороны, в ряде исследований, проведённых в Париже в 1950-1954 гг. с доктором Марселем-Полем Шутценбергером, и повторённых в Соединённых Штатах Арди Любеком, мы показали, что Зонди ничего не доказал (см.: 1976 «Contributions а Г etude de la communication non verbale», статьи об Испании и США).
Вперёд: http://healthy-back.livejournal.com/297554.html
Назад: http://healthy-back.livejournal.com/296751.html
Содержание: http://healthy-back.livejournal.com/294689.html#cont
Назад: http://healthy-back.livejournal.com/296751.html
Содержание: http://healthy-back.livejournal.com/294689.html#cont
МОЯ КЛИНИЧЕСКАЯ ПРАКТИКА В ТРАНГЕНЕРАЦИОННОМ МЕТОДЕ
Я редко занимаюсь индивидуальным консультированием - только в случае серьёзных заболеваний (главным образом рак, иногда - СПИД), а чаще всего работаю в группе.
Я придерживаюсь мнения, что энергия, динамика, которые переходят от одного участника группы к другому, помогают людям уточнить, «вытащить», ухватить их проблему или даже выразить её словами.
При работе в маленькой группе замечаешь, как жизненная история одних пробуждает воспоминания в других. Люди сравнивают себя друг с другом, подогревают друг друга, пробуждают воспоминания: человек вспоминает, вновь переживает, видит и, наконец, высказывается. После двух-трёх интенсивных сессий, посвященных работе с геносоциограммами (от двух до пяти дней), участникам этих групп удаётся лучше понять свою семью, её мифы, системы, свою историю, идентичность и то, что мешает им быть самими собой.
Роберт Музиль так пишет о семье в «Человеке без качества»: «Конечно же, нужно, чтобы каждый индивид уже представлял собой определённое архитектурное сооружение, а иначе тот ансамбль, который они составляют, будет абсурдной карикатурой».
Ещё одно замечание, которое наводит на размышления. В группах, которые я веду, участвуют преимущественно женщины, как будто представительниц этого угнетаемого большинства гораздо сильнее заботит поиск собственной идентичности.
Эта групповая работа занимает около двадцати часов и укладывается в два с половиной дня, в «полу-марафон» или в одну неделю.
Участвуют в ней люди из самых разных кругов. Среди них встречаются представительницы класса буржуа, чиновники, коммерсанты, врачи, социальные работники, медицинские сестры, психологи, преподаватели, изредка священники или пасторы, психотерапевты, неработающие жены-домохозяйки, иногда руководящие кадры промышленности. Нелегко объяснить простыми словами то, как людям, пришедшим с разными проблемами, имеющим различный кругозор, удается за короткий срок избавиться от запрета на высказывание того, что их мучает - того, о чём никто никогда бы не догадался. Они начинают рассказывать вещи, которыми никогда не делились с близкими (даже на сеансах психотерапии или психоанализа).
Нас больше всего поразило то, что во время работы в клинике складывались какие-то особые отношения, вырисовывалось сходство между различными семейными историями участников, иногда в рамках почти одной и той же общей темы.
Удивляло и то, как все хорошо слушали в группе, как быстро возникала доброжелательность и эмпатия.
Отклик группы позволяет человеку, составляющему свою геносоциограмму, продвигаться дальше в своих открытиях, и параллельно каждый из членов группы получает помощь от того, кто излагает свою семейную трансгенерационную историю, чтобы понять свою личную геносоциограмму.
Например, во многих семьях происходили похожие истории. Однако участники до начала групповой работы не были знакомы друг с другом, записались «случайно». И вот в других членах группы они вдруг находят отражения своих собственных семейных событий...
Например, в одной группе было много сирот военного времени, в другой собрались молодые девушки и женщины, оказавшиеся жертвами инцеста и/или изнасилования (отцом, братом, дедом, другом отца, подённым рабочим, соседом), в третьей было много детей моряков, погибших в море, отчего вновь всплывали названия потопленных кораблей («Руайяль»), морских битв, исторических событий.
Ещё в одной группе было много случаев насильственной смерти: сестру одного из участников убили на автостоянке, двоюродный дедушка другой убил свою жену в приступе ревности, секретарша пострадала от взрыва бомбы в Париже во время покушения на улице Ренн (она была одной из двадцати раненых), самоубийством покончил жизнь дядя ещё одной участницы, у другой - муж крёстной...
Ещё в одной группе многие дети, прошедшие через благотворительные заведения УССД*, имели опыт сильных переживаний из-за своего положения «безотцовщины» (дети, родившиеся у матерей-одиночек, или покинутые, или рожденные вне брака), или из-за того, что их бросила мать (они были усыновленными детьми). Многих других участников воспитывали бабушка или тетя (хотя у них и были живы родители - мелкие коммерсанты, военные, странствующие актёры, дипломаты, отправленные за рубеж руководители предприятий), либо их помещали в интернаты, неважно, по какой причине.
* УССД - управление по санитарным и социальным делам во Франции.
Обычно им приходилось переживать печаль и отчасти стыд из-за того, что мать или оба родителя отказались от них, что усугублялось страданием из-за расставания, когда родители ,вновь брали своего ребёнка (детей) от бабушки, тёти, няни. Ещё тяжелее было переносить ситуацию, когда единственный ребёнок воспитывался не матерью, а другими людьми. Такой случай в семьях часто повторялся через определённое время.
Ещё в одной группе были мигранты, эмигранты, перемещённые лица (внутри страны), изгнанники, и они, несмотря на различия расы, культуры, политических взглядов (отличающихся, а подчас и противоположных), осознавали себя «братьями».
Группа, Мари и другие
Однажды я проводила в одном большом западноевропейском городе семинар для семи человек. В нём участвовали: дама из хорошей семьи, у которой были крупные неприятности с детьми и особенно с сыном; медсестра, у которой сначала был рак груди, а потом - костей; разведенная женщина, красивая и энергичная; преподавательница йоги; женщина - специалист в области генеалогии; психотерапевт.
Неважно, каковы были их семейное положение и профессия: у всех были проблемы, с которыми они уже не могли справляться, настолько тяжёлым был этот груз.
Все они на первый взгляд казались миролюбивыми женщинами, ответственными, занимающими высокое социальное положение, всем им было около сорока лет (это тоже имеет значение - в жизненном цикле это тот период, когда возникают вопросы, предстоит перешагнуть определённый рубеж, это время, когда выросшие дети уходят из дома), в их геносоциограммах обнаружились «дыры», пробелы, травмы, а иногда и «призраки».
У одной женщины и её дочери оказались проблемы со зрением, несмотря на то, что они принадлежали к семье, где в трёх поколениях были блестящие офтальмологи. По линии же мужа существовало как бы обязательство работать вместе со своим отцом, что, вероятно, сын бессознательно не принимал, отсюда проблема - подавленное состояние от «ощущения тяжести жизни» (наркотики, сигареты, алкоголь...). Это типичная семья, где для того, чтобы существовать, полагалось «внести залог». И все с улыбкой принимали то, что ради хорошего образования приходилось выносить этот гнёт, это внутреннее обязательство подчиняться семейным правилам. Но иногда некоторым становилось невмоготу, тело бунтовало (в данной семье это проявлялось в виде косоглазия, приверженности к наркотикам).
Медсестра Клод, у которой был рак костей, развившийся после рака груди, носит то же имя, что и её бабушка. Та тоже была медсестрой и умерла от лекарственного цирроза. И у неё была кома, которая произошла в 1944 г., когда поступило известие о смерти отца, подпольщика [1], в концентрационном лагере Маутхаузен (отец не был погребён в могиле, место его захоронения было неизвестно). Во сне ей всегда видится, как она едет в лагерь Маутхаузен, чтобы найти его могилу. По отцовской линии Клод - дочь героя, но один её дядя по материнской линии, о котором никогда не говорят в семье, был «коллаборационистом» [2]. Она предчувствует, что в семье о чём-то умалчивают, и страдает от этого. В детстве Клод всегда ощущала себя лишней, думала, что она не родная дочь, а усыновлённая. Первое раковое заболевание появилось у неё вскоре после того, как она узнала, что её дочь стала любовницей её собственного любовника. Она сумела «это высказать» благодаря нашей общей поддержке. Клод явно стало легче, она сказала: «Когда всё это видишь, то очень больно, но когда об этом можно поговорить, боль проходит, становится легче».
1 Участника движения Сопротивления во время немецкой оккупации в период Второй мировой войны. Многие из них были арестованы, подвергнуты пыткам, угнаны, убиты. Их считали героями.
2 То есть он сотрудничал с немецкими оккупантами Франции во время войны (1940 - 1945) после перемирия, предложенного Петеном и правительством Виши. По иронии судьбы многие из сотрудничавших были найдены и привлечены к судебной ответственности после Освобождения и окончания войны. Вспомним Нюрнбергский процесс (в октябре 1946 г.), когда проходил суд над нацистскими руководителями и были вынесены приговоры за преступления против человечества. Еще в 1990-х гг., пятьдесят лет спустя после самих событий (так как по этим преступлениям не имеется срока давности), дела заводятся и передаются в суд. Некоторые семьи сбросили с себя «ноеву мантию» по тем или иным фактах сотрудничества, рассматриваемым как позорное «пятно». Во Франции это внесло раскол в семьи, так же как и дело Дрейфуса (между 1894 и 1904 - 1906 гг
Мари была любимым ребёнком, веселым и беззаботным шалуном. Но в семилетнем возрасте, когда умер её дедушка по маминой линии (она присутствовала на похоронах), у неё начала болеть голова, главным образом по четвергам, воскресеньям и праздничным дням.
Головные боли не утихали, хотя её и водили на консультации ко многим врачам, и это несколько отравляло её жизнь. В двадцать два года Мари вышла замуж за специалиста в области добычи нефти и более десяти раз переезжала с места на место. Семь лет тому назад она оказалась свидетелем очень серьёзной дорожной катастрофы, случившейся с двумя её братьями, и с этого дня ей всё мерещится рука старшего брата в мозгу другого. Всё это создаёт проблемы, страх, Мари старается справляться с ними, как может. В тридцать три года она разводится, начинает с лёгкостью зарабатывать деньги: «Тогда я впервые получила собственные деньги».
Двое её детей живут у бывшего мужа, с которым Мари поддерживает дружеские отношения, но её сын принимает наркотики. Внешне у неё всё есть, но она говорит о том, что не живёт своей жизнью, а скорее выживает. У Мари по-прежнему сохранилось выражение лица счастливого ребёнка, это «её социальная маска», однако вся её жизнь подчинена ритму её головных болей, с их «любимыми» днями.
Мы с Мари работаем над историей её семьи, вспоминаем, что могло её травмировать и в детстве, и тогда, когда она стала взрослой женщиной, и выстраиваем её геносоциограмму. Говоря о деде и его смерти, которую мы проигрываем в психодраме, она испытывает сильное волнение (настоящий катарсис в психоаналитическом и психодраматическом значении этого слова); она разговаривает со своим дедом (вспомогательным «я») о том, как тяжело ей было и как сильно она испугалась в момент его похорон, объясняет ему и самой себе, что же произошло, вновь и вновь говорит ему о своей привязанности, затем у неё вырывается глубокий вздох облегчения.
После этих слов головные боли исчезают, и она начинает, наконец, жить.
У Маргариты свой успешный путь: она несколько лет занимается йогой, приобщившись к ней из любви к дочери, которая долго жила в Индии. Затем изучает астрологию [3], возможно, для того, чтобы понять, отчего в её семье вот уже в трёх поколениях кто-то уезжает очень далеко. Сначала бабушка, куда - неизвестно, затем её брат - в Соединенные Штаты, наконец, её дочь - после долгих пяти лет скитаний в Азии окончательно осела в Новой Зеландии. А затем, по мере того, как пробуждаются семейные воспоминания, в её генеалогическом древе по отцовской линии обнаруживается такой случай: двоюродная бабушка выходит замуж по очереди за трёх братьев, первые два один за другим кончают жизнь самоубийством. Другая замужняя двоюродная бабушка кончает жизнь самоубийством, бросившись в колодец. И, наконец, муж той, которая бросилась в колодец, женился на женщине, чей отец тоже покончил жизнь самоубийством, бросившись в колодец. Вероятно, можно задать себе вопрос: «А не были ли эти случаи самоубийств в колодце, когда кто- то поддавался зову воды и миражей, «первыми ласточками» в этой серии путешественников в дальние «края»? (Конечно, это только гипотеза.)
3 Я повторяю, что для меня астрология и искусство ясновидения, так же как и Таро, являются искусством или времяпрепровождением, - но не наукой, не психологией в академическом и научно-клиническом смысле термина.
Вероника - учительница начальных классов, она живёт в служебной квартире, её уважают на работе. Однако она испытывает почти непреодолимое желание всё изменить: работу, жилище, спутника; она рассталась со своим другом, поскольку ей хотелось бы жить с кем-то, кого она ещё не встретила. Генеалогическое древо, геносоциограмма Вероники являются иллюстрацией того, что мы, терапевты, работающие в рамках трансгенерационного метода, называем «непомышляемое генеалогическое».
Традиционно различают сознательное, бессознательное и предсознательное. Отличают то, что проговаривается и продумывается, от того, что продумывается и осознается, не высказывается, скрывается, замалчивается и передаётся как тайна, от того, что так трудно выразить и признать (неуловимое), от того, что ужасно настолько, что мы не смеем даже думать об этом (немыслимое) [4].
4 Говорят о передаче тайны или несказанного, того, что становится запретным, вытесняется, чего избегают упоминать и даже считают неуловимым или непомышляемым.
Обычно существует представление об аффектах и чувствах, когда есть возможность их психической проработки. Но в некоторых случаях событие рассматривается как столь серьёзное и травмирующее или настолько преждевременное, что о нём не существует сколько-нибудь внятного умственного представления. Оно рассматривается как невозможное, немыслимое событие (непомысленное) и, таким образом, остается неотработанным, а лишь оставляет сенсорные или моторные следы - телесные или психосоматические. Для многих современных аналитиков это скорее соответствовало бы преждевременному травматизму в возрасте, который не позволил бы психическую интеграцию. Напомним, что Франсуаза Дольто считала, что груднички, маленькие дети и собаки всё воспринимают и интегрируют. В самых общих чертах, по отношению к событию, связанному с травмирующими переживаниями в прошлом, можно сказать, что бабушки и дедушки умалчивают и передают невысказанное, что будет предугадываться детьми и станет для них тайной (невысказанным, непроговариваемым, неуловимым), а для их собственных детей (то есть внуков тех, кто пережил событие) оно будет непомышляемым.
Альбертина «чувствует», что попадает в семейную ловушку: ей явственно видится, что она должна «нести» тайны других. Её геносоциограмма - это целый роман с неожиданными поворотами, с «тайнами», засевшими в каждой ветви семьи.
С материнской стороны в пяти поколениях женщины не воспитывают своих детей, по крайней мере, одного из детей. Началось всё, кажется, в начале XIX века с девочки, которую усыновила и воспитала владелица замка, в семье про неё говорили, что она якобы и была настоящей матерью ребёнка. И вот снова речь заходит о владелице замка, которая дарила отцу и дяде Эржэ прекрасную одежду. Говорят также, будто у бабушки Альбертины был тайный незаконнорожденный ребёнок. Внешне у неё с мужем был идеальный брак, но в их отношениях ощущалась напряжённость. Он говорил ей: «Я физически воспрепятствую твоему отъезду!» Она ему отвечала: «Тогда тебе придётся меня убить». «У меня не было выбора, мне приходилось оставаться там, иначе он убил бы меня».
Со стороны отца в давнем поколении якобы кто-то умер от жёлтой лихорадки, но в семье шептались о том, что он-де умер в психиатрической больнице (постыдные тайны такого рода в семьях скрывают, а от этой «невысказанности» страдают потомки). Брату прадеда предсказали (акушерка), что он умрёт новорожденным, у него были сросшиеся пальцы, он умер в полтора года.
Альбертину, как и одну из её сестёр, воспитывал дедушка, учил их читать, писать, считать. Таким образом, здесь мы вновь встречаем ситуацию, когда по семейной «традиции» детей часто воспитывали другие люди, обычно бабушка с дедушкой (начало этому положил случай с неизвестной владелицей замка в начале XIX века, когда она удочерила девочку). Её сестра была на третьем месяце беременности, когда воспитавший их обеих дедушка умер. Итак, роды сестры проходят в атмосфере траурной грусти. Она стала, по терминологии Андре Грина, мёртвой матерью [5], т.е. живой, но похожей на мёртвую, погружённой в свои грустные мысли. Дочь её страдает психотическим расстройством. У другой сестры, которая воспитывалась в пансионе с четырёхлетнего возраста, случаются периоды бреда: она заявляет, что её отец - немец.
5 «Мёртвая мать», см.: Narcissisme de vie, narcissisme de rnort, Paris, Minuit, 1983.
Альбертина предчувствовала, «чувствовала» все эти «тайны», теперь она терпеливо обнаруживает их и может, наконец, высказать неуловимое и непомышляемое. От этого она испытывает облегчение, но ей всё ещё не удаётся избавиться от пут «западни», которая хотела её поглотить. Нужно ещё раз поработать со всем этим.
Конечно, недостаточно выявить прошлую семейную травму, тайну или несправедливую смерть, чтобы радикально изменить жизнь или здоровье, но обнаружение проблемы, высказывание невысказанного, наконец, сама возможность высказаться приносят облегчение и становятся первым шагом на пути к изменению.
Можно было бы продолжать ворошить прошлое и находить тайны, невысказанное, «трудные» события, примечательные ситуации, которые в той или иной степени оказывают влияние на последующие поколения, особенно на некоторых потомков.
Напомним, что многие исследования и школы работают над проблемой передачи:
- как,
- по отношению к кому,
- почему она осуществляется?
Я в самом начале говорила о том, что жизнь каждого из нас - это роман. Когда несущее нас генеалогическое древо имеет много «пробелов», «пустот», «белых пятен», это так или иначе негативно влияет на нас, мы не знаем, кто же мы на самом деле.
Каждый ощущает эту потребность найти своё место, как персонаж с картины Гогена: «Откуда мы пришли? Где мы? Куда идём?» Другими словами, по высказыванию Музиля, мы можем являться лишь этакой «абсурдной карикатурой».
Вновь обрести свою идентичность. Передача
Клиника и научные исследования, посвящённые покинутым детям, которых собрали в приюте для детей-сирот, держали у себя сменяющие друг друга няни, а затем организация, занимающаяся социальной благотворительностью (раньше она называлась «Ассистанс Публик», теперь - УССД) показали наличие психологических или психотических проблем, трудность или невозможность влиться в школьную, либо профессиональную жизнь, как описывает, в частности, психолог Мартина Лани и как видно из многих научных работ, проведенных под моим руководством.
Эти проблемы встречаются также у «детей улицы», у детей матерей-одиночек, сменивших несколько «пап» (или «дядей»), в расширенных восстановленных семьях, где «они не могут определить своё место». Но бывают исключения, таких детей американцы называют «несгибаемыми» (unbreakable). Они обладают высоким запасом прочности, выдерживают всё, даже концлагеря (см. Борис Цирюльник).
Запас прочности. «Несгибаемые дети», которые выдерживают всё, и проблемы их потомков
Иногда кажется, что некоторые дети, не имеющие отца, а часто и матери, без семьи, без поддержки, выживают вопреки всему. Об этих успехах психоаналитики (особенно те, кто их популяризировал) «забыли», и работники социальных служб тоже. Они (ошибочно) продолжают говорить, что основа равновесия и идентичности создается с трёх или до семи лет, и если этот период прошёл неудачно, то возникнут проблемы. Но уже Дж. Боулби видел исключение в своём знаменитом исследовании, посвящённом покинутым детям, а недавно американские, а за ними и французские исследования (см. Борис Цирюльник) выявили случаи выдающихся семейных и профессиональных успехов детей, «воспитанных» на улице либо в концентрационных лагерях.
«Базовая безопасность». Жизненный порыв
Возможно, этим детям удаётся выжить, потому что у них есть врождённый или скрытый стержень, связанный с огромной жизненной энергией, которая позволяет им быстро подняться, - иногда благодаря тому, что они сумели найти замещающих отцов или матерей или замену старшим братьям. Франсуа Тоскель, кстати, говорил о поли-отцах и поли-матерях в нашей современной цивилизации.
Это основы безопасности, они даются родителями или теми, кто с любовью их заменил, в момент рождения или научения; как не упасть, делая свои первые шаги (у животных это происходит при вылизывании). В противном случае получаются «недолизанные» медведи или неудачники по жизни и даже «смертники».
Некоторые встречи не только помогают, но и позволяют выжить и почти нормально развиваться, «открывая путь в жизнь»: дед, бабушка или сосед (соседка), занимающийся воспитанием родственник, учитель в школе, великодушный начальник, кто-то, заслуживающий доверия, или иной «помощник» или «проводник», товарищ по несчастью или попутчик (везде, даже в концентрационном лагере, военном либо политическом). Этот «кто-то» является столь необходимой палочкой-выручалочкой и позволяет поверить в жизнь.
Чтобы охарактеризовать таких «несгибаемых» детей, недавно придумали термин «запас прочности», который обозначает способность достичь успеха, выходить из трудных ситуаций, жить, развиваться, несмотря на противодействие обстоятельств (несмотря на психологический, а скорее и биологический отпечаток, который накладывает травма или рана).
Проблема проявляется у их потомства, поскольку травма, которая передаётся, намного сильнее той, которую получают, как это недавно обнаружили на примере дозировки кортизола. Исследовались рецепторы кортикоидов и секреций CRF (Cortico-Reliesing Factor), его уровень (как указано Цирюльником, 1999) в четыре раза выше у потомков тех, кто перенёс травму, чем у самих травмированных. Так и дети выживших во время Холокоста в три раза чаще страдают от посттравматических синдромов, чем их родители, которые в реальной жизни страдали и боролись (см. R. Yehuda, 1995).
Что нужно сделать, чтобы узнать о своём происхождении?
На первом этапе, в начале работы в трансгенерационной терапии предполагается определить, откуда я пришёл, найти себя, понять, что досталось в наследство (свою идентичность). Это осуществляется при поддержке, тёплом участии со стороны как терапевта, так и группы.
Воспоминания, реальные или с долей фантазии, обнажаются, а затем, на втором этапе, мы свободно находим своё место в этом ряду, и тогда можно расширить горизонты, представить себя в будущем, начать испытывать желания, потребности, выстроить свой проект собственной жизни. Найти свою идентичность, своё «я». По сути, всегда, с самого рождения стоит проблема - перерезать пуповину, отделить Себя от Другого (матери, семьи, как показывает Мюррей Боуэн). Подобное «рассоединение» приходится продолжать, чаще всего оно проходит тяжело. В результате мы получаем свою собственную идентичность через долгое приобщение к родственным связям. Речь идёт о зрелости, о взрослении после работы, связанной с саморазвитием, или после психотерапии. Американцы вслед за Карлом Роджерсом называют это личностным ростом (growth - вырасти, повзрослеть, раскрыться).
Трансгенерационную работу только начинают понимать, и научные исследования, особенно статистические, пока чрезвычайно редки или вовсе отсутствуют (не считая диссертационной работы Жозефины Хилгард 1953 г. на соискание учёной степени доктора психологии).
Как происходит передача?
Эта тема время от времени освещается, но ещё далеко до объяснения того, как действует эта память, её следы. Что это - генетическая память? Но как она функционирует?
Человек - единственное говорящее существо. Может быть, слово, высказанное или невысказанное, язык (вербальный или телесный) и являются теми передающими устройствами, которые ещё предстоит открыть? (Что за безграмотность!? Те или иные формы общения есть даже у насекомых и растений - H.B.)
Напомним, что Фрейд интересовался семейным романом, который он описывал в 1909 г. как выражение фантазий субъекта по поводу его связей со своими родителями. Например, человек мог вообразить, что его нашли, или что он сын важной персоны, переданный на воспитание в другую семью, или что он сын знатной особы, или что его похитили цыгане (это близко к теории Отто Ранка о мифе рождения героя, 1909). (Про Фрейда см. http://healthy-back.livejournal.com/289823.html "письма к Флиссу" - H.B.)
В наше время термин «семейный роман» иногда употребляют в расширенном значении - семейная сага, т.е. история, рассказываемая семьёй о своей собственной истории, в которой перемешаны воспоминания, пропуски, умолчания, добавления, фантазии и реальность. Для детей, воспитанных в такой семье, все они имеют психическую реальность.
Большинство людей задаются вопросом о своём происхождении, что выводит их к первичной фантазии, обычно связанной с первичной сценой (т.е. с зачатием индивида, а также с наблюдением за сексуальными отношениями родителей, иногда через замочную скважину... Фантазия или реальность?).
Фрейд уже в своих первых работах уточняет, что в бессознательном и в памяти не бывает реальности фактов: «В бессознательном отсутствуют какие-либо «указатели» на реальность, в том смысле, что невозможно отделить одно от другого - правду от вымысла, питаемого аффектами. Вероятно, речь идёт о чувствах или о реальности, которая образуется на основе услышанного, они обретают значение в последействии; в них соединяется прожитое и услышанное, прошлое (по рассказам о родителях и предках) и то, что они видели сами» (Freud, Draff L).
«Они соотносятся с услышанным так же, как сны соотносятся с увиденным» (Freud, Draff L). «Кроме того, фантазии возникают при бессознательном комбинировании увиденного и услышанного» (Freud, Draff М).
Вот уже несколько лет некоторые психоаналитики размышляют над проблемой первичного, первичной фантазии и передачи чего-то важного от одного поколения к другому. Когда я перечитывала Фрейда и тех, кто его комментировал, в частности, Лапланша и Понталиса, а также отчёт о работе коллоквиума по психоанализу в Провансе (Монпелье, ноябрь 1983 г.), мне показалось, что проблема первичного вновь становится актуальной. Перечитав разные редакции фрейдовских текстов (в частности, Draft L и М и его ссылки на семейные «призраки»), я подумала, что Фрейда интересовала проблема психической передачи от одного поколения к другому, хоть он и не развил вглубь эту тему и не обсуждал её в опубликованных работах.
Первичные фантазии можно определить, как это делает Андре Грин, следующим образом: «Отношение субъекта с теми, кто его произвел на свет, с учётом двойного различия пола и поколений, о которых известно, что они оказывают основополагающее воздействие на структурирование всей личности и её модальностей (Donnet J. L. et Green A., L'enfant et le да, Paris, Ed. de Minuit, 1973).
Интуиция Фрейда - это всего лишь интуиция и клиническая констатация; нам ещё предстоит выполнить углублённое исследование эффекта трансгенерационной передачи, как по отношению к человеку, так и к животным.
Трансгенерационное и интергенерационное. Память, к которой вновь обращаются: живая память или провалы памяти
Различают два типа семейной «передачи» - осознанную или бессознательную, «метаболизированную» или нет:
- те виды межгенерационной передачи, о которых думают и которые обсуждают бабушки и дедушки, родители и дети: это семейные привычки, сноровка, стиль жизни. От отца к сыну передаются профессии врача, учителя, фермера, нотариуса, моряка, военного. Мы работаем «на почте» или «на железной дороге», у кого-то «талант садовода и огородника», или «музыкальный слух», «кулинарные способности», кто-то «любитель поесть» (или наоборот).
- о трансгенерационой передаче не говорят, это тайна, непроговариваемое, умалчиваемое, скрываемое, иногда об этом запрещено даже думать («непомышляемое»), всё это входит в жизнь потомков, хотя об этом не думают, не «переваривают».
Вот тогда появляются травмы, болезни, соматические либо психосоматические проблемы, которые часто исчезают, когда о них размышляют, говорят, оплакивают их, о них кричат, если над ними работают и «перерабатывают» их. Наблюдаются случаи ужасных кошмаров у некоторых внуков депортированных, участников сопротивления, нацистов, погибших в море, умерших при разных обстоятельствах без погребения. Такое случается даже у потомков живых людей, перенёсших травму из-за слишком тяжёлого прошлого (о котором не говорили, умалчивали), это шок от «ветра пушечного ядра»*.
* Мы совершенно сознательно не цитируем работы Зонди (Szondi), так как, с одной стороны, я верю не в судьбу, а только в возможность делать выбор и изменять свою жизнь (поэтому я профессор, терапевт, учитель и провожу исследование действием). А с другой стороны, в ряде исследований, проведённых в Париже в 1950-1954 гг. с доктором Марселем-Полем Шутценбергером, и повторённых в Соединённых Штатах Арди Любеком, мы показали, что Зонди ничего не доказал (см.: 1976 «Contributions а Г etude de la communication non verbale», статьи об Испании и США).
Вперёд: http://healthy-back.livejournal.com/297554.html
Назад: http://healthy-back.livejournal.com/296751.html
Содержание: http://healthy-back.livejournal.com/294689.html#cont