Duty Free. Варшауэр Штрассе
Оригинал взят у dmitrypastushok в Duty Free. Варшауэр Штрассе
Варшауэр Штрассе
На Остбанхоф люди муравьями разбегаются по платформе, они спешат, толкают друг друга, извиняются и снова толкают. Неотложные дела заставляют их перепрыгивать через ступеньки. Мутный понедельник решительно входит в фазу напряженного послеобеденного въеба. Последним выхожу из вагона и неуверенно бреду по перрону, еще недавно я находился в бытовом аду собственной квартиры, бетонные стены презрительно смотрели на меня через проплешины обоев, в заляпанных гранях стакана отражалось надвигающееся безумие. Разлагающийся на органику мусор перестал беспокоить, функцию пепельницы выполнял любой попавшийся под руку предмет, я лежал на диване и пускал пузыри, потом падал на пол, ползком добирался до толчка и тошнил зеленоватой массой. Недавно я совсем разучился ходить, и теперь, как ребенок, постигаю все заново.
В привокзальном магазине покупаю пузырек водки и пачку мальборо. На улице идет бесконечный дождь.
Сегодня я хочу идти вместе с ним.
Ковыляю вдоль Берлинской стены, дождь распугал туристов, хмурое одиночество обволакивает меня липкой ватой.
Мы познакомились в Париже. Потом я вернулся в Москву, она осталась там, и я о ней забыл. А через пару месяцев пришла смска - «Я приезжаю. Встретимся?». Лучше бы я не отвечал, но я ответил. Спросил - «Надолго?». Две буквы через несколько секунд высветились на экране моего телефона - «Да». Это было примерно год назад.
- Вообще-то я не собиралась оставаться у тебя, - сказала она тогда, поддерживая спиной стену и кутаясь в одеяло.
- Извини, завтрака нет, - почему-то стесняясь, ответил я. И чтобы не возникало никаких иллюзий на этот счет, вылез в суровое воскресное утро и, неприятно ощущая голыми ступнями холодную ущербность своей жизни, замерил расстояние от кровати до холодильника, после чего, триумфально распахнув дверцу, продемонстрировал правоту своих слов.
- Ну, кофе-то есть?
- Кофе есть, - кивнул я и побежал варить.
"Вообще-то я не собиралась оставаться у тебя", - сказала она тогда и осталась на целый год.
Водка кончилась одновременно со стеной, я закурил и свернул налево к магазину. Ничего не изобретая, поставил перед продавцом пузырек.
- Не рано ли?
Своей острой крашеной челкой он походил на хипующего Гитлера.
- Для меня в самый раз.
Я вышел к Шпрее, романтика урбана достигала пика. Казалось, что техно здесь можно даже потрогать. Дождь ломал сигарету и стучался в бутылку.
Дождь сгребал ошметки семечковой шелухи с тротуара и тащил их пыльными ручейками по Садовому Кольцу. Брызги из-под колес окатывали зазевавшихся прохожих. Мы целовались на остановке, мокрые насквозь и, наверно, счастливые. Она дождем постучалась тогда в мою жизнь.
Наши отношения напоминали игру Барселона - Рубин. Торжество катеначчо, ликование закрытого футбола, напрасные попытки красиво играющего соперника вскрыть оборону гостей.
- Я люблю тебя, - говорила она, проникающим пасом разрезая защиту.
- Я люблю тебя, - говорила она, - я приеду сегодня, можно?
Распластавшийся в нечеловеческом подкате Роман Шаронов в последний момент выбивал мяч из-под выходившего один на один Месси.
- Нет, не приезжай.
- Почему?
- Не знаю, не хочу, я сегодня, наверно, занят. Давай завтра. Или послезавтра.
По правому флангу опасно подключался Дани Алвес.
- Тогда ты приезжай. Приедешь?
Я не мог приехать, я боялся открыться. Если команда, сломя голову, несется вперед, то велика вероятность нарваться на разящую контратаку. Так уже было, и было плохо.
- Когда?
Молчание.
- Как когда? Сейчас, конечно.
- Зачем?
Снова молчание.
- Ты что дурак?
- Да. То есть, нет. Не знаю.
- Ты точно дурак.
- Ну, ладно, дурак. Так зачем?
- Приезжай, потому что я хочу тебя видеть, потому что я скучаю, потому что я тебя люблю. Черт, это не важно, просто приезжай. Приедешь?
- Нет.
- Почему?
Опять это страшное "почему".
- Я сегодня занят.
- Тогда я приеду.
- Я же говорю - я занят.
Я представлял, как она злилась. В это мгновение больше всего на свете мне хотелось прижать ее к себе и никогда не отпускать.
- До скольки ты занят?
- До вечера.
- Хорошо, тогда я приеду вечером, когда ты освободишься.
- Ты пьяная?
- Какая разница?!
- Ты пьяная?
- Да, я пьяная, и я хочу тебя видеть.
- Я тоже хочу. Давай завтра? Сегодня не приезжай.
- Почему?
- Я не люблю, когда ты пьяная.
- Да?
- Да.
- Тогда пошел ты на хуй! Понял!
- Понял, - отвечал я в гудящую трубку.
Я боялся.
- Ты меня любишь? - спрашивала она.
В этот момент Месси буднично разбирался с тремя игроками в зеленой форме.
Тогда я честно не знал. Я ненавижу врать.
- Почему ты молчишь? Ты меня любишь? Отвечай!
- Нет.
Семак успел подчистить в уже, казалось, безнадежной ситуации.
Собирались встречать новый год вдвоем, только я и она. В итоге я ей не позвонил, тупо слил, испугался.
Рязанцев бьет наудачу и вколачивает метров с тридцати пяти.
1 - 0!
В районе Трептов до меня доебались два турка. Я покупал водку в магазине и не производил приятного впечатления, потом шел от метро в парк, где стоял каменный солдат с юбилейного советского рубля, а турки прыгали рядом и кричали что-то по-турецки. Там было много шипящих и бенефис буквы «ю».
Послал их на хуй.
- Блядь, заебали, идите на хуй!
Так и сказал.
Они ушли, а я жалел, что они меня не отпиздили.
Потом мы, конечно, сошлись, слава социальным сетям, и начался второй тайм. Она атакует, я защищаюсь. Она занимает полку в моем шкафу своими шмотками, а я отвлекаюсь на английскую премьер-лигу во время секса. Она хочет поехать со мной на море, а я без нее уезжаю на техно.
Когда я вернулся из Франкфурта, шкаф со своей пустой полкой был похож на лицо с выбитым глазом.
Гениальный пас Хави, техничная скидка грудью и идеальный удар Ибрагимовича.
1-1!
В Трептов-Парке стояла такая густая тишина, что, казалось, ее можно даже есть ложкой. Пространство и время, пропитанные горем и смоченные дождем. Я прислонился спиной к серому куску гранита. В настоящем времени была водка, теплая и горькая.
Из уплотняющейся темноты вдалеке выделилась точка. Точка увеличивалась в размерах и превратилась в, примерно, тридцатилетнего чувака, оказавшегося русским. Ну, да, немцы сюда не ходят.
- Привет, угостишь сигаретой? - подошел он ко мне.
Я протянул ему пачку, вопросительно качнул пузырьком. Он согласился и прикончил его.
- Саша, - представился он, - ты русский?
Я утвердительно кивнул.
- Ты плачешь? - он удивленно посмотрел на меня.
Я провел пальцами по глазам.
- Нет, чувак, это просто дождь.
Саша вытащил из сумки бутылку виски.
Две недели молчания, отвратительного и звенящего, робкий звонок в попытках первого шага. Упреки, слезы, крик, переходящий в истерику.
Гудки.
Просьбы, угрозы, призывы к логике, снова просьбы.
Опять гудки.
Социальные сети, сообщения, признания, новые фотографии, старые фотографии, просто фотографии.
Статусы.
Разговоры сквозь слезы, всхлипы и гудки.
Полдевятого утра, я, ссущий кипятком, как студент-первокурсник, полирую жопой скамейку у ее офиса, руку обжигает стакан кофе, подмышкой зажаты розы. Сорок минут ожиданий, я не знаю точно, во сколько она ходит на работу. Я не знаю точно, придет ли она вообще. Монетками в руку нищего падают на меня снисходительные взгляды прохожих. Она приходит, когда я понимаю, что она не придет.
Аромат ее духов, давно ставший запахом моей подушки, мои пальцы на ее щеках, ее губы рядом с моими, ее слезы, моя улыбка.
Виски грел, а дождь кончался. Мы переместились на мост, перекинувшийся над железной дорогой между Осткройцом и Варшауэр штрассе. Внизу прогрохотал S-Bahn
- Хочешь, расскажу грустную историю?
Саша зачем-то понюхал горлышко бутылки.
- Валяй.
Полгода полустанком мелькнули за окном. Она уехала на море. Я сказал, что не хочу на море, потому что хочу на техно. Она сказала, что это ничего, и она съездит с подругой. И уехала. На пять дней.
В один из этих дней я увидел, что она сохранила на моем ноуте пароль от своего почтового ящика. С нажатием клавиши «enter» прекратились наши отношения, в то утро я впервые за долгое время не прочитал спорт-экспресс.
Темнело и холодало, дождь, наконец, прекратился. Мы молча сидели на мосту.
- Что собираешься делать? - спросил Саша.
Конкретных планов не было.
- Без понятия.
- Может тусанем?
Я вытряхнул в рот остатки вискаря.
- Конечно.
Окружающая действительность перестала обладать свойством непрерывности. Восточноберлинские дыры Пренцлауэр Берга, скрежет винила, наперстки текилы, обрывки табачной бумаги, пустые стаканы. Вокруг все разбилось на фрагменты, реальность переместилась в дискретное пространство.
Шлюхи в высоких сапогах, темная душная комната, волосы, намотанные на кулак, тугая застежка на кожаном корсете.
Саша с бутылкой вискаря, охранник со шрамом через всю щеку на фейсе клуба. Накатывающие волны минимала.
Я выхожу с танцпола на лестницу, опираюсь спиной о холодную сырую стену и медленно сползаю вниз, пачкая футболку. На лбу выступают капли пота. Дрожа, достаю из мятой пачки сигарету и прикуриваю от спички. Кладу руку на грудь и слушаю свое сердце.
Бьется.
Пульс в ритме техно.
Этот день заканчивается. Картинка гаснет, как театральная люстра.
Я знаю, что завтра мне будет лучше.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Варшауэр Штрассе
На Остбанхоф люди муравьями разбегаются по платформе, они спешат, толкают друг друга, извиняются и снова толкают. Неотложные дела заставляют их перепрыгивать через ступеньки. Мутный понедельник решительно входит в фазу напряженного послеобеденного въеба. Последним выхожу из вагона и неуверенно бреду по перрону, еще недавно я находился в бытовом аду собственной квартиры, бетонные стены презрительно смотрели на меня через проплешины обоев, в заляпанных гранях стакана отражалось надвигающееся безумие. Разлагающийся на органику мусор перестал беспокоить, функцию пепельницы выполнял любой попавшийся под руку предмет, я лежал на диване и пускал пузыри, потом падал на пол, ползком добирался до толчка и тошнил зеленоватой массой. Недавно я совсем разучился ходить, и теперь, как ребенок, постигаю все заново.
В привокзальном магазине покупаю пузырек водки и пачку мальборо. На улице идет бесконечный дождь.
Сегодня я хочу идти вместе с ним.
Ковыляю вдоль Берлинской стены, дождь распугал туристов, хмурое одиночество обволакивает меня липкой ватой.
Мы познакомились в Париже. Потом я вернулся в Москву, она осталась там, и я о ней забыл. А через пару месяцев пришла смска - «Я приезжаю. Встретимся?». Лучше бы я не отвечал, но я ответил. Спросил - «Надолго?». Две буквы через несколько секунд высветились на экране моего телефона - «Да». Это было примерно год назад.
- Вообще-то я не собиралась оставаться у тебя, - сказала она тогда, поддерживая спиной стену и кутаясь в одеяло.
- Извини, завтрака нет, - почему-то стесняясь, ответил я. И чтобы не возникало никаких иллюзий на этот счет, вылез в суровое воскресное утро и, неприятно ощущая голыми ступнями холодную ущербность своей жизни, замерил расстояние от кровати до холодильника, после чего, триумфально распахнув дверцу, продемонстрировал правоту своих слов.
- Ну, кофе-то есть?
- Кофе есть, - кивнул я и побежал варить.
"Вообще-то я не собиралась оставаться у тебя", - сказала она тогда и осталась на целый год.
Водка кончилась одновременно со стеной, я закурил и свернул налево к магазину. Ничего не изобретая, поставил перед продавцом пузырек.
- Не рано ли?
Своей острой крашеной челкой он походил на хипующего Гитлера.
- Для меня в самый раз.
Я вышел к Шпрее, романтика урбана достигала пика. Казалось, что техно здесь можно даже потрогать. Дождь ломал сигарету и стучался в бутылку.
Дождь сгребал ошметки семечковой шелухи с тротуара и тащил их пыльными ручейками по Садовому Кольцу. Брызги из-под колес окатывали зазевавшихся прохожих. Мы целовались на остановке, мокрые насквозь и, наверно, счастливые. Она дождем постучалась тогда в мою жизнь.
Наши отношения напоминали игру Барселона - Рубин. Торжество катеначчо, ликование закрытого футбола, напрасные попытки красиво играющего соперника вскрыть оборону гостей.
- Я люблю тебя, - говорила она, проникающим пасом разрезая защиту.
- Я люблю тебя, - говорила она, - я приеду сегодня, можно?
Распластавшийся в нечеловеческом подкате Роман Шаронов в последний момент выбивал мяч из-под выходившего один на один Месси.
- Нет, не приезжай.
- Почему?
- Не знаю, не хочу, я сегодня, наверно, занят. Давай завтра. Или послезавтра.
По правому флангу опасно подключался Дани Алвес.
- Тогда ты приезжай. Приедешь?
Я не мог приехать, я боялся открыться. Если команда, сломя голову, несется вперед, то велика вероятность нарваться на разящую контратаку. Так уже было, и было плохо.
- Когда?
Молчание.
- Как когда? Сейчас, конечно.
- Зачем?
Снова молчание.
- Ты что дурак?
- Да. То есть, нет. Не знаю.
- Ты точно дурак.
- Ну, ладно, дурак. Так зачем?
- Приезжай, потому что я хочу тебя видеть, потому что я скучаю, потому что я тебя люблю. Черт, это не важно, просто приезжай. Приедешь?
- Нет.
- Почему?
Опять это страшное "почему".
- Я сегодня занят.
- Тогда я приеду.
- Я же говорю - я занят.
Я представлял, как она злилась. В это мгновение больше всего на свете мне хотелось прижать ее к себе и никогда не отпускать.
- До скольки ты занят?
- До вечера.
- Хорошо, тогда я приеду вечером, когда ты освободишься.
- Ты пьяная?
- Какая разница?!
- Ты пьяная?
- Да, я пьяная, и я хочу тебя видеть.
- Я тоже хочу. Давай завтра? Сегодня не приезжай.
- Почему?
- Я не люблю, когда ты пьяная.
- Да?
- Да.
- Тогда пошел ты на хуй! Понял!
- Понял, - отвечал я в гудящую трубку.
Я боялся.
- Ты меня любишь? - спрашивала она.
В этот момент Месси буднично разбирался с тремя игроками в зеленой форме.
Тогда я честно не знал. Я ненавижу врать.
- Почему ты молчишь? Ты меня любишь? Отвечай!
- Нет.
Семак успел подчистить в уже, казалось, безнадежной ситуации.
Собирались встречать новый год вдвоем, только я и она. В итоге я ей не позвонил, тупо слил, испугался.
Рязанцев бьет наудачу и вколачивает метров с тридцати пяти.
1 - 0!
В районе Трептов до меня доебались два турка. Я покупал водку в магазине и не производил приятного впечатления, потом шел от метро в парк, где стоял каменный солдат с юбилейного советского рубля, а турки прыгали рядом и кричали что-то по-турецки. Там было много шипящих и бенефис буквы «ю».
Послал их на хуй.
- Блядь, заебали, идите на хуй!
Так и сказал.
Они ушли, а я жалел, что они меня не отпиздили.
Потом мы, конечно, сошлись, слава социальным сетям, и начался второй тайм. Она атакует, я защищаюсь. Она занимает полку в моем шкафу своими шмотками, а я отвлекаюсь на английскую премьер-лигу во время секса. Она хочет поехать со мной на море, а я без нее уезжаю на техно.
Когда я вернулся из Франкфурта, шкаф со своей пустой полкой был похож на лицо с выбитым глазом.
Гениальный пас Хави, техничная скидка грудью и идеальный удар Ибрагимовича.
1-1!
В Трептов-Парке стояла такая густая тишина, что, казалось, ее можно даже есть ложкой. Пространство и время, пропитанные горем и смоченные дождем. Я прислонился спиной к серому куску гранита. В настоящем времени была водка, теплая и горькая.
Из уплотняющейся темноты вдалеке выделилась точка. Точка увеличивалась в размерах и превратилась в, примерно, тридцатилетнего чувака, оказавшегося русским. Ну, да, немцы сюда не ходят.
- Привет, угостишь сигаретой? - подошел он ко мне.
Я протянул ему пачку, вопросительно качнул пузырьком. Он согласился и прикончил его.
- Саша, - представился он, - ты русский?
Я утвердительно кивнул.
- Ты плачешь? - он удивленно посмотрел на меня.
Я провел пальцами по глазам.
- Нет, чувак, это просто дождь.
Саша вытащил из сумки бутылку виски.
Две недели молчания, отвратительного и звенящего, робкий звонок в попытках первого шага. Упреки, слезы, крик, переходящий в истерику.
Гудки.
Просьбы, угрозы, призывы к логике, снова просьбы.
Опять гудки.
Социальные сети, сообщения, признания, новые фотографии, старые фотографии, просто фотографии.
Статусы.
Разговоры сквозь слезы, всхлипы и гудки.
Полдевятого утра, я, ссущий кипятком, как студент-первокурсник, полирую жопой скамейку у ее офиса, руку обжигает стакан кофе, подмышкой зажаты розы. Сорок минут ожиданий, я не знаю точно, во сколько она ходит на работу. Я не знаю точно, придет ли она вообще. Монетками в руку нищего падают на меня снисходительные взгляды прохожих. Она приходит, когда я понимаю, что она не придет.
Аромат ее духов, давно ставший запахом моей подушки, мои пальцы на ее щеках, ее губы рядом с моими, ее слезы, моя улыбка.
Виски грел, а дождь кончался. Мы переместились на мост, перекинувшийся над железной дорогой между Осткройцом и Варшауэр штрассе. Внизу прогрохотал S-Bahn
- Хочешь, расскажу грустную историю?
Саша зачем-то понюхал горлышко бутылки.
- Валяй.
Полгода полустанком мелькнули за окном. Она уехала на море. Я сказал, что не хочу на море, потому что хочу на техно. Она сказала, что это ничего, и она съездит с подругой. И уехала. На пять дней.
В один из этих дней я увидел, что она сохранила на моем ноуте пароль от своего почтового ящика. С нажатием клавиши «enter» прекратились наши отношения, в то утро я впервые за долгое время не прочитал спорт-экспресс.
Темнело и холодало, дождь, наконец, прекратился. Мы молча сидели на мосту.
- Что собираешься делать? - спросил Саша.
Конкретных планов не было.
- Без понятия.
- Может тусанем?
Я вытряхнул в рот остатки вискаря.
- Конечно.
Окружающая действительность перестала обладать свойством непрерывности. Восточноберлинские дыры Пренцлауэр Берга, скрежет винила, наперстки текилы, обрывки табачной бумаги, пустые стаканы. Вокруг все разбилось на фрагменты, реальность переместилась в дискретное пространство.
Шлюхи в высоких сапогах, темная душная комната, волосы, намотанные на кулак, тугая застежка на кожаном корсете.
Саша с бутылкой вискаря, охранник со шрамом через всю щеку на фейсе клуба. Накатывающие волны минимала.
Я выхожу с танцпола на лестницу, опираюсь спиной о холодную сырую стену и медленно сползаю вниз, пачкая футболку. На лбу выступают капли пота. Дрожа, достаю из мятой пачки сигарету и прикуриваю от спички. Кладу руку на грудь и слушаю свое сердце.
Бьется.
Пульс в ритме техно.
Этот день заканчивается. Картинка гаснет, как театральная люстра.
Я знаю, что завтра мне будет лучше.
ОГЛАВЛЕНИЕ