Голем из колбасных обрезков
/Голем из колбасных обрезков/
---
Мне нужно было, чтобы он заговорил.
Всё просто: я лежал на полу, залитый собственной кровью и, хуже всего, мой язык (теперь бесполезный) валялся где-то в углу. То есть я даже не мог позвать на помощь. Ног, чтобы встать, тоже не было, и до кухни я полз, отталкиваясь уцелевшей рукой, обдирая колени.
По порядку? Я сочинил заклинание, нечаянно. Я делал немецкий, у меня экзамен. Но, видите ли, я автор. Почти написал книгу. И, пока делал задание на дом, нечаянно сочинил заклинание.
Мне повезло. Явившийся демон даже оставил меня в живых. Сломал левую руку, вырвал язык и откусил обе ноги. Всего лишь. Расхохотавшись, вылетел в окно, оставив меня выплёвывать кровь и корчиться. Я чувствовал себя счастливым, правда. Вы не встречали демонов. Они убивают.
Я добрался до кухни. Мне нужен был кто-нибудь живой. Перевернул стол. Хлеба в хлебнице не было (мякиш сгодился бы на человечка), пришлось в холодильник. А там колбасные обрезки и кастрюля холодца, то есть ничего подходящего. Я положил обрезки в рот и стал тщательно их жевать: кашицу вынимал рукой и клал в миску. Вкус мяса дурманил: я был голоден, и важно было не проглотить - обрезков было мало. В желудке ёкнуло.
Закончив пережёвывать, я принялся лепить. Тяжело. Кровь продолжала течь, и я совсем ослабел. Так можно умереть. Пожалуйста, помоги мне. Корявый уродец совсем не походил на человечка, но у меня уже не было ни сил, ни времени. Я гладил его со всей последней нежностью умирающего, выпрашивая всё, что можно. Это тоже было заклинание. Наверное. И он зашевелился...
Но мне нужно было, чтобы он заговорил.
Я был вынужден изъясняться жестами, и мой крошечный голем больше угадывал, чем понимал мои желания. Он перевязал меня какими-то полотенцами и дал мне воды - тёплой, солёной, тошнотворной, но воды. Он старался, хотя и был настолько коряв, что простейшие движения давались ему с трудом. В этом мы были похожи.
Мой голем был слишком мал, чтобы обладать голосом. Молчите. Вы недостойны своей речи - что вы отдали за неё?
Я нашёл свой бедный язык на полу среди носков, нашёл одну ногу и вторую. Трепетно вымыл их, мои бедные сокровища. Да, я жевал их! Жевал в кашу самого себя! И я лепил голема дальше, чтобы он заговорил.
И мы сочинили новое заклинание вдвоём, мой жалкий уродец и я: неуклюжая рука дирижёра и неопытный голос вдруг заговорившего. Мы сочинили это заклинание, и теперь демон уже не вернётся, чтобы прикончить меня.
Пой же, голем, пой, выводи эту охранительную песнь, ведь ты мой единственный защитник.
---
Мне нужно было, чтобы он заговорил.
Всё просто: я лежал на полу, залитый собственной кровью и, хуже всего, мой язык (теперь бесполезный) валялся где-то в углу. То есть я даже не мог позвать на помощь. Ног, чтобы встать, тоже не было, и до кухни я полз, отталкиваясь уцелевшей рукой, обдирая колени.
По порядку? Я сочинил заклинание, нечаянно. Я делал немецкий, у меня экзамен. Но, видите ли, я автор. Почти написал книгу. И, пока делал задание на дом, нечаянно сочинил заклинание.
Мне повезло. Явившийся демон даже оставил меня в живых. Сломал левую руку, вырвал язык и откусил обе ноги. Всего лишь. Расхохотавшись, вылетел в окно, оставив меня выплёвывать кровь и корчиться. Я чувствовал себя счастливым, правда. Вы не встречали демонов. Они убивают.
Я добрался до кухни. Мне нужен был кто-нибудь живой. Перевернул стол. Хлеба в хлебнице не было (мякиш сгодился бы на человечка), пришлось в холодильник. А там колбасные обрезки и кастрюля холодца, то есть ничего подходящего. Я положил обрезки в рот и стал тщательно их жевать: кашицу вынимал рукой и клал в миску. Вкус мяса дурманил: я был голоден, и важно было не проглотить - обрезков было мало. В желудке ёкнуло.
Закончив пережёвывать, я принялся лепить. Тяжело. Кровь продолжала течь, и я совсем ослабел. Так можно умереть. Пожалуйста, помоги мне. Корявый уродец совсем не походил на человечка, но у меня уже не было ни сил, ни времени. Я гладил его со всей последней нежностью умирающего, выпрашивая всё, что можно. Это тоже было заклинание. Наверное. И он зашевелился...
Но мне нужно было, чтобы он заговорил.
Я был вынужден изъясняться жестами, и мой крошечный голем больше угадывал, чем понимал мои желания. Он перевязал меня какими-то полотенцами и дал мне воды - тёплой, солёной, тошнотворной, но воды. Он старался, хотя и был настолько коряв, что простейшие движения давались ему с трудом. В этом мы были похожи.
Мой голем был слишком мал, чтобы обладать голосом. Молчите. Вы недостойны своей речи - что вы отдали за неё?
Я нашёл свой бедный язык на полу среди носков, нашёл одну ногу и вторую. Трепетно вымыл их, мои бедные сокровища. Да, я жевал их! Жевал в кашу самого себя! И я лепил голема дальше, чтобы он заговорил.
И мы сочинили новое заклинание вдвоём, мой жалкий уродец и я: неуклюжая рука дирижёра и неопытный голос вдруг заговорившего. Мы сочинили это заклинание, и теперь демон уже не вернётся, чтобы прикончить меня.
Пой же, голем, пой, выводи эту охранительную песнь, ведь ты мой единственный защитник.