Их война и наша
В биографии Абд-аль-Кадира Юлия Оганисяна высказана одна интересная мысль, которая позволяет нам понять и некоторые особенности советской и постсоветской исторической и художественной литературы:
«Для европейца XIX века его культурное превосходство над «цветными», над «дикарями» является извечно данным, само собой разумеющимся, не подлежащим сомнению. Иначе, мол, просто быть не может. Точно так же очевидна для него и неспособность «дикаря» приблизиться к цивилизации без европейских поводьев. Эта убежденность проистекала в конечном счете из уверенности европейца в превосходстве собственной силы.
Это превосходство - силы, а не культуры - действительно многократно доказывалось и подтверждалось в прошлом. До начала XX века история тут не знала исключений, развиваясь таким образом вполне «логично» для европейской буржуазии. Поэтому ее представителям в колониальном мире не было нужды принижать противников в своих сочинениях. Для мемуаров, писанных генералами, которые воевали с Абд-аль-Кадиром, свойственно, как правило, уважительное отношение к эмиру. Дело здесь, конечно, не столько в любви к истине, сколько в генеральском тщеславии: чем значительней побежденный противник, тем больше славы победителю. Довольно высоко оценивают его деятельность и французские историки середины XIX века. Им нечего было опасаться: всякий национальный герой, как бы велик он ни был, заведомо обрекался на поражение самой «логикой истории». Исключений ведь не бывало».
Ощущая за собой силу «исторической правоты» европейцы не стеснялись и в описании методов, которыми достигались их победы:
«По приказу главнокомандующего генерала Ровиго ночью 6 апреля 1832 года военный отряд вышел из Алжира и на рассвете, когда племя эль-уффия спало в палатках, неожиданно напал на него. Прежде чем кто-либо успел сделать хоть малейшую попытку защититься, все живое было уничтожено.
Возвращаясь из этой постыдной экспедиции, наши кавалеристы несли отрубленные головы на остриях пик. Весь захваченный скот был продан консульскому агенту Дании, остальная часть окровавленных трофеев, добытых в ужасающей резне, была выставлена на продажу на базаре у ворот Баб-Азун. Можно было видеть страшные вещи: женские браслеты с отрубленными кистями рук и серьги с висящими на них мочками. Вырученные деньги были разделены между головорезами, а в приказе по армии от 8 апреля генерал одобрил этот позор и выразил глубокое удовлетворение проявленными войсками рвением и находчивостью. Вечером полиция приказала алжирским маврам иллюминировать свои лавки…
…Не прошло и сорока восьми часов после прихода армии в эту страну, одну из самых прекрасных в мире, как страна была разорена…
…Воду, с которой алжирцы так умело обращались и так отлично ею пользовались, наши солдаты отводили, разрушали подземные водопроводы, чтобы наполнить свои фляги...
..Нравы были прискорбные. Наше поведение оскорбляло, не скажу мусульманскую добродетель - я в нее не верю, - но целомудрие мавров и арабов, щедро наделенных этими качествами. Что ни день, со смехом рассказывались гнусности, которым словно научились у Тиберия и Гелиогабала…»
Но…
«Вначале XX века положение круто изменилось. Революции в России, Монголии, Египте, подъем национальной борьбы во всех восточных странах окончательно разрушили иллюзию о неколебимости превосходства капиталистического Запада. Все в колониальном мире стало зыбким и ненадежным. Миф о «цивилизаторской миссии» начал испаряться из сознания европейцев.
Буржуазия не могла смириться с этими изменениями. Расставаться с мифом не хотелось. С колониями - тем более. Что делать?
Приспособить историю к колониальной логике - хотя бы в официальной историографии. Канонизировать цивилизаторский миф - пусть и с оговорками. Лишить национальных героев ранга исторических личностей - дабы низвести национальные движения до уровня «дикарских бунтов».
Если посмотреть мемуары солдат вермахта, французских легионеров в Алжире, израильтян, родезийцев и американцев во Вьетнаме, то можно заметить - все они объединены единым лейтмотивом «Мы добрые, культурные парни, гуманные, любим юмор и кошечек. А противостоят нам русские, алжирские, вьетнамские и прочие дикари, которые не понимают, какие блага мы им несем и вообще хотят что-то непонятное». Все это сопровождается бесконечными описаниями варварства и жестокости противника, которая видимо должны отвлечь читателя от вопроса: «А что вы такие милые и хорошие, делали в степях Украины, в пустынях Алжира, на рисовых полях Вьетнама»?
Теперь возьмем советскую литературу и кинематограф. «Железный поток» Серафимовича, «Россия кровью умытая» Артема Веселого, «Тихий Дон» и «Донские рассказы» Шолохова, «Хождения по мукам» Толстого и т.д. Советские писатели не боялись рисовать объективные портреты своих противников, давая понять своим читателям, что трагедия врага заключалась не в моральных качествах белых, а в том, что они сражались за исторически обреченное дело. Никто не составлял поименные списки жертв колчаковского-деникинского режимов. А ведь по этой теме можно было много что написать. И пару десятков мемориалов возвести. Да и о жестокостях совершаемых красными и Бабель, и Серафимович и Веселый писали без ложного стыд. Вот например отрывок из Серафимовича:
Из поповского дома выводили людей с пепельными лицами, в золотых
погонах, - захватили часть штаба. Возле поповской конюшни им рубили
головы, и кровь впитывалась в навоз.
За гомоном, криками, выстрелами, ругательствами, стонами не слышно
было, как шумит река.
Разыскали дом станичного атамана. От чердака до подвала все обыскали, -
нет его. Убежал. Тогда стали кричать:
- Колы нэ вылизишь, дитэй сгубим!
Атаман не вылез.
Стали рубить детей. Атаманша на коленях волочилась с разметавшимися
косами, неотдираемо хватаясь за их ноги. Один укоризненно сказал:
- Чого ж кричишь, як ризаная? От у мене аккурат як твоя дочка,
трехлетка... В щебень закапалы там, у горах, - та я же не кричав.
Срубил девочку, потом развалил череп хохотавшей матери.
Книги между прочим из школьной программы… И у кого то хватало наглости говорить, что узнали о жестокости гражданской войны только при Горбачеве. Да идет война, да война это неограниченное насилие, но правда не за тем кто применяет больше или меньше насилия, а за представителями угнетенного класса.
А что же белые? А тем ничего не оставалось, как в эмиграции занудно писать о жутком «Красном терроре» и благородстве корнетов Оболенских, выискивая в этом оправдание своей борьбе за нажитое непосильным трудом. Этой традиции следуют и современные российские авторы, которые меньше всего хотят затрагивать реальные классовые, национальные, социальные противоречия России начала XX века. Куда безопаснее свести вопрос к моральным качествам сторон. Поэтому нам не стоит ждать появления хоть сколько -нибудь реалистичных фильмов и книг и гражданской войне. Все будет сводиться к тому как большевики (среди которых конечно нет ни одного русского) резали белых эльфов.