Давным давно это было ...
Большая охота на большую "рыбу : Рассказ китобоя
На сегодняшнем дурацком сленге про них наверняка сказали бы, что «они круче всех». Слава, почёт и уважение всегда шли с ними рука об руку, а высокая зарплата - плечом к плечу. Наша тогдашняя соседка из квартиры номер десять утверждала, что больше них в Советском Союзе получают только космонавты. Не знаю, насколько это было правдой, но из рейса их встречали с не меньшим энтузиазмом, чем космонавтов: с духовыми оркестрами, лозунгами и транспарантами. Народу собиралось столько, что милиции было не под силу сдержать толпы встречающих, и в оцепление ставили курсантов военных училищ.
«Мама», как сами китобои называли китобойную базу «Юрий Долгорукий», в калининградский порт никогда не заходила. Она была слишком большой. На рейде Балтийска экипаж базы пересаживался на маленькие китобойцы, которые кильватерной колонной, паля холостыми из гарпунных пушек, шли в порт. Моряки-китобои были национальными калининградскими героями. Им завидовали. Завидовали, часто не принимая во внимание обратной стороны медали - 7-8 месяцев рейса тяжёлой работы.
Леонид Тюленев, бывший второй механик китобазы, работал на «Юрии Долгоруком» с 1963 по 1973 год. Сегодня Леонид Васильевич считается наиболее компетентным историком флотилии. Этот материал написан на основе его воспоминаний, а также уникальных документов, хранящихся в его личном архиве.
Трофей
В марте 1926 года в Гамбурге был спущен на воду турбоход, которому дали имя родного города. «Гамбург», имевший крепкий корпус, приспособленный для плавания во льдах, «работал» на регулярной линии «Гамбург - Нью-Йорк». Во время войны немцы использовали турбоход как транспортное судно для перевозки жилой силы и техники. Позже «Гамбург» хотели переделать в авианосец, но ему была уготовано другое.
В апреле 1945 года, в трёх милях от порта Засниц на Балтике, судно было затоплено экипажем вместе с пассажирами, в основном - беженцами. Осенью 1950 года судно подняли советские водолазы, и в октябре 1951 года в бельгийском Антверпене «Гамбург», ставший «Юрием Долгоруким», капитально отремонтировали. А в 1955 году «Юрия Долгорукого» начали переоборудовать в китобойную базу.
Флотилия
В первый рейс в качестве китобойной базы «Юрий Долгорукий» вышел в 1960 году. Длина базы - 207,4 м, ширина - 24 м. Общее водоизмещение - сорок тысяч тонн. Экипаж в разные годы составлял от 510 до 530 человек. Фактически это был плавучий завод. Специальные линии по разделке китов, жироваренный завод, морозильники, линии для производства кормовой муки, рефрижераторное отделение и даже вертолётная площадка для двух вертолётов. Вместе с базой в китобойную флотилию входили 15 - 17 китобойцев, небольших судов отечественной постройки, которые и должны были выслеживать и добывать китов. Если считать вместе с экипажами китобойцев, то в один рейс выходило от 950 до 1100 моряков.
Условия
В тропиках температура в машинном отделении достигала 55 градусов. Придя после вахты в каюту, в которой не было кондиционеров, механики «наслаждались прохладой» - в каюте температура была всего 35 градусов. Однако спать в этой «прохладе» было невозможно. Многие члены экипажа, взяв с собой постель, уходили спать на вертолётную палубу.
Не во всех жилых каютах плавбазы были иллюминаторы. Рабочие завода жили в каютах, расположенных ниже главной палубы. Каюты были четырёхместными, койки стояли в два яруса. В каютах было тесно. Моряки палубной команды и электромеханической службы несли вахты в режиме «четыре через восемь»: четыре часа отстоял, восемь отдыхаешь. Рабочие завода стояли вахты 12 через 12. И так - все семь или восемь месяцев. Без суббот, воскресений, отгулов и праздников. Но для всех были ещё авралы и подвахты, когда приходилось работать независимо от того, что ты только что отстоял вахту. Например, когда к базе приходил танкер. Танкер привозил топливо, снабжение и почту. Когда топливо перегружали на базу, в только что освободившиеся танки заливали китовый жир. Перед этим танки отмывали и выпаривали. И только после того, как чистоту танка принимала специальная комиссия, в танк заливали тысяч десять тонн жира. Иногда, когда приходил танкер, свежедобытых кашалотов использовали в качестве кранцев между бортами танкера и базы. Накачанные воздухом кашалоты, с их крепкой толстой кожей, не позволяли бортам базы и танкера сталкиваться. Когда танкер уходил, кашалотов поднимали на палубу для разделки - не пропадать же добру. При этом накачанные воздухом кашалоты внутри уже начинали разлагаться. Если в момент разделки такого кашалота к базе подходил китобоец, то, как правило, он просил разрешения пришвартоваться к базе с подветренной стороны. Вонь от разделываемых кашалотов стояла такая, что опытные моряки, не один десяток лет ходившие в море, не выдерживали и «травили за борт».
Аврал
Море - это всегда риск. В четвёртом рейсе, в конце ноября 1963-го, у острова Крозе холодная забортная вода неожидано начала заполнять турбогенераторное отделение китобазы.
Причину сразу установить не удалось, вода всё прибывала, надвигалась катастрофа. На китобазе объявили общую тревогу. К счастью, механики и машинисты сумели найти причину аварии. Вообще четвёртый рейс «Юрия Долгорукого» надолго запомнился китобоям. В этом же рейсе отказали два из четырёх двигателей базы. Под угрозой было выполнение плана, а значит, и высокие «китобойные» заработки. Двигатели отремонтировали за две недели. Если бы их ремонтировали на заводе, на суше, на ремонт ушёл бы как минимум месяц.
В марте 1967 года флотилия из-за нехватки топлива была вынуждена зайти в сплошные льды. В результате «Юрий Долгорукий» оказался в ледовом плену. Вырваться удалось по чистой случайности - поднялась зыбь, лёд ломался, и флотилии удалось выйти на читсую воду, повредив лопасти двух гребных винтов.
В феврале 1965 года флотилия пережила удары многодневного урагана. Как записано в судовом журнале, 18 февраля сила ветра достигла 30 м в секунду, и крен китобазы достигал 40 градусов. Представьте, что происходило в такую непогоду на небольших китобойцах.
Лицом к лицу с Западом
Одной из привилегий китобоев было увольнение в загранпортах. Один из самых приятных моментов во время рейса - посещение иностранных магазинов. Китобоям разрешалось привозить из рейса десять ковровых изделий, дюжину косынок, литр водки, литр вина и два блока сигарет. Ну и по мелочи. В увольнение ходили только группами по три-пять человек. Обязательно назначался старший группы, который нёс полную ответственность за своих подчинённых. Так и ходили все вместе. Пива - ни-ни, не говоря уже о крепких спиртных напитках. В давно и хорошо известных местах скопления уволенных на берег китобоев дежурили даже специальные группы народных дружинников. Повязок у них не было, но функции были те же - ловить нарушителей и пресекать провокации. А провокации были. Например, в Антверпене китобоям пришлось кулаками отстаивать честь советских моряков. Наши подрались с немецкими военными моряками. Наши победили. По-другому и быть не могло, в драке приняли участие радельщики китов с базы, в силу своей профессии самые физически сильные члены экипажа. Они практически вручную разделывали огромные китовые туши. Что им эти немцы.
Партия, еда и женский вопрос
Вся жизнь на базе была построена так, чтобы времени на себя у людей оставалось как можно меньше. И не только потому, что было много работы. На судне действовала школа рабочей молодёжи, для чего в рейс специально брали преподавателей из Калининграда. Выпускалась типографским способом газета «Калининградский китобой», проводились соревнования, работала библиотека, регулярно показывали кино. И, конечно, были собрания. Партийные, комсомольские, профсоюзные.
Китобои брали на себя повышенные социалистические обязательства, определяли задачи, прорабатывали отстающих. 30% экипажа флотилии были членами Коммунистической партии (КПСС). Рыбацкая шутка тех времён: если надвигается шторм, значит, обязательно будет партийное собрание на тему «Шторм и задачи коммунистов».
Две столовые «Юрия Долгорукого», каждая из которых принимала за раз более сотни человек и в которых помимо питания экипажа показывали кино и проводили собрания, пустовали редко.
Кстати, кормили на китобойной базе очень хорошо. Еду высшему командному составу, питавшемуся в кают-компании, украшенной витражами и деревянными дверями, подавала официантка в белом фартучке. Но при этом командование ело то же, что и остальной экипаж. Все - из одного котла.
Несмотря на тяжёлую жизнь, на китобазе, небольшом плавучем городе, населённом в основном крепкими молодыми мужчинами, остро стоял «женский вопрос». В отделах кадров, при формировании экипажа, этот «нюанс» прекрасно понимали. Поэтому старались в рейс брать, мягко говоря, женщин не броских. Иногда внешность кандидатки в экипаж вызывала у коллег-мужчин недоумение: «И где они только такую откопали». Уже через три месяца рейса «неизвестно, где откопанная» становилась на борту первой красавицей.
Киты
Китов били в Антарктике. Их выслеживали по фонтанам, которые они выпускали, вынырнув на поверхность. Китобои вспоминают, что, выпуская фонтан, кит издавал такой же звук, как и выпускающий пар паровоз. Опытный гарпунер китобойца по одному виду фонтана мог определить породу кита, а значит, и его ценность для промысла. Гарпунер брал управление китобойцем на себя и старался подойти к киту максимально близко. Кит не был лёгкой добычей. Иногда преследование кита длилось шесть, восемь часов. Подойдя на достаточное расстояние, гарпунер стрелял из гарпунной пушки, установленной на носу китобойца. Иногда попадал, иногда нет. Помешать могло всё, что угодно: волна, ветер, снежный заряд. И тогда всё начиналось с самого начала. Загарпуненные киты пытались уйти, из последних сил ныряя на большую глубину. Но силы были неравные. Сердце кита не могло выдержать конкуренции с четырьмя двигателями китобойца. Всплывшего мёртвого или раненного кита подтягивали к китобойцу, через специальную пику накачивали воздухом, чтобы он не утонул, ножом на хвосте вырезали номер китобойца и втыкали в мёртвого кита радиобуй. После чего охота продолжалась. Вечером, когда видимость снижалась, китобоец собирал улов и тащил его к китобазе. Бывало с двух бортов - по пять, шесть китов. Позже известный капитан китобойного судна Владимир Ангелин скажет: «Если бы загарпуненный кит мог закричать от боли, мы посходили бы с ума. Мне кажется, что киты умирают молча, потому что жалеют нас, неразумных».
Но иногда китам удавалось уйти. Один раз загарпуненный кашалот резко нырнул под судно. Толстый линь, присоединённый к гарпуну, лопнул. При этом в месте разрыва полыхнуло голубое пламя от трения. Стоявшего рядом гарпунера разнесло в клочья. Моряка, которого при жизни называли выдающимся гарпунером, по морскому обычаю тех лет похоронили в море.
Существовали международные правила, которые определяли, когда и каких китов можно бить. Например, запрещалось бить беременных самок, кормящих маток, маленьких китов и так далее. Но правила нарушались в угоду плану. План надо было выполнить любой ценой. Всего китобойная флотилия «Юрий Долгорукий» сделала 15 рейсов. И только из одного из них китобойная флотилия вернулась, не выполнив план.
Правила нарушали все, кто имел китобойные флотилии: СССР, Япония, Норвегия, Англия, Голландия. Но особенно в нарушении правил преуспели японцы. Китов могли выбить всех. Например, в январе 1962 года в Антарктике работала 21 китобойная флотилия, всего 250 китобойных судов. По официальным данным, эти флотилии за период с 1961 по 1962 год добыли 15 258 условных синих китов. По общепринятым правилам подсчёта, один условный синий кит равен одному блювалу, самому большому представителю китовых, или двум финвалам, или шести китам поменьше. Фактически же условных китов было добыто гораздо больше, поскольку данные всегда занижались или «секретились», как самая страшная государственная тайна.
Считается, что китобойный промысел прекратили из-за реакции так называемой международной общественности. Международная организация «Гринпис» считает запрещение китового промысла одним из своих главных достижений. В 1975 году китобойная флотилия «Юрий Долгорукий», первая из четырёх советских, прекратила своё существование. Перегоночный экипаж привёл «Юрия Долгорукого» в Барселону, где судно разделали «на иголки». Для многих калининградских китобоев это стало настоящей жизненной катастрофой. Люди не знали куда им идти и чем теперь заниматься. Кто-то, если позволял и возраст и здоровье, ушёл в рыбаки. Несколько человек, для которых «Юрий Долгорукий» был всем, покончили жизнь самоубийством.
А.Адерихин