Советская экономика, очень много, советским осилить сложновато будет, ч. I
Оригинал взят у afanarizm в Много о советской экономике
Как-то позаимствовал на бывшей работе работу Лопатникова - но не того клоуна, что ходит в кумирах у сталинистов, а настоящего: ветерана-фронтовика, экономиста и журналиста. Леонид Исидорович в 2010-м выпустил книгу «От плана к рынку. Очерки новейшей экономической истории России». Весьма интересные выписки из неё предлагаю вниманию читателей. К сожалению, текста получилось слишком много, пришлось разбить на две части.
C. 10-12: Что же… представляла собой централизованная система планирования и управления экономикой?
Для системы всепроникающего, всеобъемлющего управления, сложившейся в СССР, создавались соответствующие институты, то есть, с одной стороны, правила и нормы экономического поведения, а с другой - учреждения, реализующие эти правила и нормы. Например, Госплан (Государственный плановый комитет СССР) планировал - значит, указывал, что производить. Это была его основная задача, но он, впрочем, участвовал и в определении того, как производить и как распределять произведенное. Однако, в принципе, как производить, то есть технологию производства, предприятиям диктовали отраслевые министерства (до 1940-х гг. они назывались народными комиссариатами). Например, министерство станкостроения, министерство сельского хозяйства, министерство угольной промышленности и т.д. В определении, «как производить», большую роль играл также Комитет по науке и технике. Строительными делами ведал Государственный комитет по строительству. Что можно и чего нельзя продавать за границу, указывало предприятиям Министерство внешней торговли. Сколько платить рабочим и инженерам предприятий во всех уголках страны, определял Комитет по вопросам труда и заработной платы. А вот кому предприятия должны - причем не продавать, а передавать друг другу товары по разнарядкам - указывал так называемый Госснаб (Государственный комитет по материально-техническому снабжению). Наконец, цены для учета подобных передач, а также для продажи товаров населению устанавливал Государственный комитет по ценам (ценообразованию).
Поскольку ликвидация частной собственности и полное господство в экономике социалистической собственности объявлялись главным критерием построения социализма в стране, то все области деятельности, где люди имели право принимать самостоятельные решения, а значит, мало-мальски проявлять какую-то инициативу (личное потребление, колхозный рынок, на определенных этапах ремесленничество), были оттеснены на периферию экономики. Сложилась чрезвычайно жесткая система, в которой действовал порядок, лучше всего характеризующийся расхожим выражением того времени: «Шаг вправо, шаг влево - расстрел!» Разумеется, в разные периоды состав учреждений, как и их функции, а также наименования, много раз менялись.
И степень централизации планирования и управления в разные периоды советской истории была различной. Одно дело - период военного коммунизма; другое - годы НЭПа; третье - время так называемых Косыгинских реформ, и так далее. Иногда доходило до абсурда. В Государственном архиве экономики хранится, например, протокол Коллегии Госплана СССР, которая, по поручению правительства СССР, рассмотрела заявку правительства Киргизской ССР на выделение ему 36 граммов золота. Как выяснилось - для изготовления депутатских значков вновь избранному Верховному Совету республики [РГА экономики, фонд 4372, микрофильм 57, 79]. Вот по какому крупному вопросу мог «в дебатах потеть Госплан» в середине 1970-х гг.! Разумеется, обсуждались и такие вопросы, как, например, химизация народного хозяйства или строительство флотилии атомных подводных лодок, - но пример с позолотой для значков показателен. Это тоже своего рода апофеоз централизма!
На протяжении всех этих лет находились экономисты, которые в рамках, ограниченных политической цензурой, доказывали, что централизованная система, то есть «планирование до каждого болта», - неповоротлива, а значит, неэффективна, и что никакой план не охватит всего многообразия потребностей человеческого общества. Когда возникло экономико-математическое направление (это было в 1960-е гг.), экономистами-математиками делались даже подсчеты: сколько миллионов и десятков миллионов позиций составляет номенклатура изделий промышленности и сколько времени потребуется, чтобы рассчитать в таких условиях план их выпуска. И оказывалось, что для составления только одного варианта всеохватывающего годового плана при любой мыслимой (в тех условиях, конечно) мощности вычислительных устройств потребовались бы тысячелетия расчетов!
Партийная власть видела эту проблему. В экономическую систему, выражаясь по-научному, вносились элементы иерархии. Попросту это означает, что каждому хозяйственному звену предоставлялась некоторая самостоятельность (когда большая, когда меньшая) в принятии собственных решений. Например, о том, как использовать предоставляемые центром ресурсы, о распределении этих ресурсов по нижестоящим звеньям, о вознаграждении участников производственного процесса за выполнение заданий и о наказании за их невыполнение, и так далее. Но это вызывало новые проблемы, еще более сложные. Решения принимают живые люди, со своими интересами, далеко не всегда совпадающими с интересами центра - их надо было как-то учитывать и согласовывать. Право вышестоящего разрешить или не разрешить, дать или не дать порождало коррупцию - причем задолго до нынешнего ее расцвета. Главной заботой любого директора было получить план пониже, а ресурсов побольше, чтобы его легче было выполнить. К тому же «излишки» ресурсов можно было отправить налево, в подпольное производство так называемой неучтенной продукции, и извлечь из этого немалые выгоды. Для этого пускались в ход все ухищрения - и, конечно, взятки. Был даже такой анекдот: «Сколько стоит вагон проката? Ящик коньяка специалисту Госснаба».
В отчетности получили распространение так называемые «приписки». Например, завод докладывал об изготовлении машины и даже потребитель подтверждал (разумеется, за известную мзду) ее получение, а машина еще и не выходила из сборочного цеха.
Замечательный пример такого рода дошел однажды до суда: на Апрелевском заводе грампластинок построили новый цех. Все чин чином, разрезали ленточку, цех вступил в строй. А потом кому-то вздумалось пересчитать количество окон и колонн в цехе и сравнить с утвержденным проектом. Примерно получилось так: в проекте 80 колонн, в натуре - 70, - соответственно, окон 70 и 60. «Излишки» были кому-то проданы, а деньги - поделены.
Урожайность в сельском хозяйстве, за высокие показатели которой полагались ордена и премии, завышалась нехитрым способом: в отчетности фиксировались меньшие посевные площади, чем они были на самом деле. Однажды разразился всесоюзный скандал, когда со спутника из космоса были обнаружены тысячи «неучтенных» гектаров хлопчатника в Узбекистане…
Горы книг посвящались поиску показателей, «объективно» и «справедливо» отражающих выполнение предприятиями заданий централизованного плана. Чуть ли не всенародно, в газетах, обсуждались недостатки основного показателя оценки -так называемой валовой продукции. Когда они стали понятны всем, экономисты бросились конструировать все новые и новые показатели. Например, был показатель «нормативная стоимость обработки». Кто о нем сегодня помнит? А в 1960-е гг. аббревиатура НСО не сходила со страниц печати. Внедрению этого показателя посвящались научные конференции, проводились экономические эксперименты в масштабе целых областей (совнархозов) и отраслей. И ничего вся эта суета не изменила.
Острейшим вопросом считалось сокращение количества показателей, планируемых предприятиям. Их число в отдельные периоды достигало нескольких сотен. И опять неудача: вместо сокращенных показателей очень скоро вводились новые…
С. 40-45: Народ гордился своим машиностроением - на его создание были брошены колоссальные ресурсы, материальные и людские. В газетах писали о тракторных, автомобильных, вагоностроительных заводах - на самом же деле основной их продукцией были отнюдь не тракторы для села, не легковые машины, не вагоны, а танки, бронетранспортеры, реактивные установки. В пересчете на цены мирового рынка продукция отечественного машиностроения (по данным 1988 г.) распределялась так: 62-63% - вооружение и военная техника, 32% - инвестиционное оборудование (то есть станки, машины и т.п. - преимущественно для той же военной промышленности) и только 5-6% - потребительские товары.
Советское оружие предназначалось не только для собственных Вооруженных сил, оно в огромных количествах раздаривалось [Формально для этого выдавались кредиты, но никто не предполагал, что их будут когда-либо отдавать. Так и произошло] социалистическим странам и странам так называемой социалистической ориентации. Таким образом обеспечивались имперские интересы супердержавы - осуществление давних планов мировой революции, распространения коммунистической власти на всю планету. Надо ли удивляться, что такая перспектива внушала ужас и вызывала естественное противодействие в благополучных развитых капиталистических странах? Это противодействие выразилось в «холодной войне», привело к раскручиванию спирали гонки вооружений. Но поскольку противник был экономически сильнее, Советский Союз потерпел в ней поражение…
«Оборонная нагрузка» на экономику в бывшем СССР для мирного времени была невиданной в истории. Все, что входит в эту нагрузку, является чистым вычетом из продукта страны и тем более из национального дохода. Официальная статистика никак этого не отражала, поэтому и невозможно точно скорректировать приведенную выше цифру душевого ВВП, достигнутую к моменту, когда Союз рухнул. Ясно лишь, что она должна быть существенно ниже - может быть, наполовину, а может быть, на треть. Тогда разрыв между достижениями экономики СССР и экономик остального мира окажется еще более впечатляющим.
Милитаризация экономики во многом, хотя и не во всем (огромную роль тут сыграли органические пороки централизованного планирования и управления, присущие социализму), объясняет ту искаженную и неэффективную структуру народного хозяйства, которой наша страна отличалась едва ли не от всех других государств мира. В СССР гипертрофированное развитие получили базовые отрасли, практически полностью ориентированные на нужды ВПК: металл - на танки; нефть - на горючее для танков; даже хлопок - не на рубашки, а на взрывчатку. Советская статистика умело скрывала сей факт, но люди чувствовали этот перекос на себе. Они получали заработную плату в несколько раз более низкую, чем их зарубежные коллеги. Особенно это стало видно в годы перестройки, когда рухнул железный занавес, появились возможности для зарубежных поездок, шоры упали с глаз…
Вот почему и говорят, что Советский Союз рухнул под грузом вооружений. Конечно, оборонная мощь нужна любой стране, но не такая, которая эту же страну уничтожает.
Успехи СССР в создании военно-промышленного комплекса и в производстве оружия сопровождались провалами в сельском хозяйстве. А ведь эта отрасль незаменима в удовлетворении первейших потребностей человека. Крайняя неэффективность советского колхозно-совхозного строя никогда не позволяла обеспечить население СССР продуктами питания в сколько-нибудь удовлетворительных объемах. И это несмотря на то, что страна обладала лучшими в мире черноземами, громадными просторами пастбищ и лугов.
Не верьте тем, кто сегодня разглагольствует о необходимости «восстановления продовольственной независимости России». Восстановить можно только то, что было. Продовольственной независимостью Советский Союз в послевоенное время не обладал вовсе. Даже официальная советская статистика, которая долгие годы скрывала этот факт, в конце концов, была вынуждена его признать.
Вот данные о ввозе зерна (из статистического справочника «Народное хозяйство СССР в 1990 г.» - именно тогда они впервые были рассекречены): 1980 г. - 28 млн тонн; 1985 г. - 44 млн тонн; 1986 г. - 27 млн тонн; 1987 г. - 30 млн тонн; 1988 г. - 35 млн тонн; 1989 г. - 37 млн тонн; 1990 г. - 32 млн тонн. Если страна ввозила десятки миллионов тонн зерна в год, разве уместно говорить о ее продовольственной независимости?
Эти объемы ввозимого зерна с трудом поддаются воображению. Кроме непосредственных затрат на покупку зерна (разумеется, в свободно конвертируемой валюте), страна специально для этого создавала огромный флот, закупая суда за рубежом, поскольку собственная судостроительная промышленность была занята военными заказами. Советский Союз строил зерновые порты и причалы, прокладывал железные и шоссейные дороги. Именно для перевозок зерна сооружалась так и недостроенная вторая колея железной дороги «Таллин - Нарва» в Эстонии.
Картина будет полнее, если учесть, что СССР ввозил ежегодно рыбы и рыбопродуктов более 1,5 млн тонн, мяса и мясопродуктов - 1 млн тонн, сахара 2-3 млн тонн, масла животного - 9,3 млн тонн. Импорт покрывал 20% потребления зерна, 25% - растительного масла. Вот каким было «самообеспечение страны продовольствием», в утрате которого (самообеспечения) оппоненты любят сегодня обвинять реформаторов.
1.3. Шел ли Советский Союз в авангарде технического прогресса?
В чем-чем, а в этом-то мы все были уверены. Кто из нас, советских людей, не испытывал гордость, когда был запущен первый искусственный спутник Земли, кто не радовался гагаринской улыбке? Но изоляция от внешнего мира не позволяла нам объективно оценить собственные достижения, сравнивать их с темпами научно-технического прогресса в других странах. А потому невозможно было судить о том, кто в авангарде, а кто - в хвосте.
Даже о первой высадке человека на Луну, за которой 21 июля 1969 г. напрямую, затаив дыхание у телевизионных экранов, следило все остальное человечество, мы узнали с запозданием - из короткого произнесенного скороговоркой сообщения в программе «Время». Лишь немногие советские граждане, проверенные и перепроверенные выездными партийными комиссиями и компетентными органами, могли тогда ездить за рубеж. А что везли они оттуда? Магнитофоны, радиоприемники, телевизоры, а также колготки и другую синтетику - словом, все, что было реальным воплощением научно-технического прогресса, поставленного на службу человеку.
А где возникли все важнейшие для жизни людей изобретения XX века? Холодильник, стиральная машина, магнитофон, электрический чайник, микроволновая печь? Не говоря уже о персональных компьютерах, мобильных телефонах и интернете… Все это пришло к нам с Запада. Вот и ответ, пусть даже на бытовом уровне, на заданный в заголовке вопрос. Но есть ответ и на научном уровне. Его дает изучение статистики.
В 1987 г. добыча топлива и производство электроэнергии (в пересчете на условное топливо) в СССР были больше, чем в США, на 10%, выплавка чугуна - в 2,5 раза, стали - почти в 2 раза, добыча железной руды - более чем в 4 раза. Тут надо учесть, что в 1970-1980-е гг. производство этих видов продукции в США сокращалось из-за изменений в структуре хозяйства, развития более эффективных производств, а у нас - росло. И ростом этим мы очень гордились, хотя на самом деле приведенное сравнение, напротив, должно было сигнализировать об отставании в главном - в темпах и направлении научно-технического прогресса.
Парадокс: советская экономика выплавляла стали больше, чем США, но выпускала легковых автомобилей в 5 раз меньше. Производила в полтора раза больше удобрений, но выращивала в полтора раза меньше зерновых культур и хлопка, рубила больше деревьев, но вырабатывала во много раз меньше бумаги. Перечень таких сопоставлений можно продолжать до бесконечности. На языке экономистов это называется крайне неэффективным использованием ресурсов. Оно объясняется, прежде всего, низким уровнем техники и технологии производства. Сейчас, когда окно в мир распахнулось, мы убеждаемся в этом на каждом шагу.
Отставание СССР в технике и технологии порой признавала даже склонная приукрашивать картину официальная статистика. Вот, например, цифры, взятые из статистического справочника «Народное хозяйство СССР в 1990 г.»: кислородно-конверторная выплавка за этот год составляла 100% в общей выплавке стали в Великобритании, Италии, Франции, ФРГ и Японии, а в СССР - только 48%. Доля производства цемента из клинкера, полученного по передовому «сухому способу», достигала в ФРГ 90%, в Японии - 78%, в США - 60%. В СССР - всего лишь 17%. Удельный вес термопластов в общем выпуске синтетических смол и пластмасс во Франции - 87%, в Японии - 84%, в Италии - 83%, в Великобритании и США - по 70%, а в СССР, где к тому времени проводилась кампания «химизации народного хозяйства», - всего 56%.
Вот еще показательные цифры, свидетельствующие о том, что СССР отставал все больше и больше: по данным проведенной в 1986 г. инвентаризации, только 16% основных фондов советской промышленности (то есть, в основном, оборудования) соответствовало мировому уровню. Все остальное было устаревшим.
Результаты технического отставания страны многообразны. Например, для того, чтобы произвести килограмм реально потребляемой людьми продукции, развитые капиталистические экономики добывают и «портят» около 4 килограммов природного материала. А советская экономика превращала в мусор ради того же полезного килограмма 30-40 килограммов природного материала. Еще страшнее другие цифры: российское производство, унаследованное от бывшего СССР, оказалось не только в 10 раз менее эффективным, чем производство западных стран, но и в 20 раз опаснее для человека, поскольку ежегодно оставляло после себя сотни тысяч тонн токсичных отходов [«Новое время». 1995. № 19-20. С. 24-26]. К сожалению, таково истинное лицо научно-технического прогресса в СССР…
7.4. Был ли СССР страной «социального равенства»?
Горы книг, написанных в советское время, журналы и газеты, радио и телевидение пропагандировали тезис о том, что СССР является страной социального равенства. Широко обсуждаемая сегодня дифференциация доходов населения десятилетиями, вплоть до начала перестройки, была тайной за семью печатями. Статистика умалчивала о ней. «Научно» это объяснялось тем, что раз при социализме нет капиталистов и наемных работников, то нет богатых и бедных - все равны. Интересно, что этим сказкам верили даже некоторые западные «советологи», которые, зная о действительно низком уровне жизни населения СССР, пустили в оборот выражение «равенство в бедности». Но это была полуправда.
На самом деле никто не может сказать, какова в годы СССР была истинная дифференциация богатства и доходов. А раз так, то нельзя и утверждать, насколько она выросла в результате реформ. Как она изменяется в самом ходе реформ - другое дело. Теперь есть современная, открытая статистика. Есть возможность серьезно, с научной скрупулезностью и добросовестностью, разобраться в непростых вопросах динамики доходов населения за годы реформ, в степени дифференциации доходов - особенно в острой проблеме бедности существенной части российского населения.
Многие сейчас забыли бесконечные очереди и «колбасные поезда», палочки-трудодни в колхозах и спецбуфеты для начальства. А колбасу за 2.20, от которой, как писала однажды «Литературная газета», даже кот Васька отказывался, - каким-то чудом помнят. Хотя она и продавалась - за исключением, может быть, нескольких относительно благополучных лет - лишь в столичных городах да в закрытых распределителях крупных предприятий ВПК. От тех времен остались разве что анекдоты, например, о письме рабочих Брежневу: «Спасибо, дорогой Леонид Ильич, за то, что вы установили по четвергам рыбный день в наших столовых. Хорошо бы ввести еще и один мясной!»
Запомнилось письмо, полученное автором этой книги в начале 1980-х гг. от одной читательницы «Литературной газеты» - отклик на статью о ценах на продовольственные продукты. Женщина с Украины писала о том, что мяса в магазинах не видела, но слышала, что в городе оно все-таки есть: «Говорят, в обкомовском буфете мясо продается по государственной цене, по 1 рублю 90 копеек за килограмм. Сама, не буду врать, не видела, но - говорят!..»
С. 50-52: …это в условиях жесткого централизованного управления позволяло концентрировать финансовые и человеческие ресурсы страны на ключевых направлениях. А ими были прежде всего предприятия военно-промышленного комплекса и сопряженные с ним базовые отрасли тяжелой промышленности. Но низкая эффективность производства, низкая производительность подневольного труда, а также выработка наиболее доступных месторождений сырья и топлива приводили к тому, что каждый новый процент экономического роста давался все с большими затратами труда и других ресурсов. Темпы роста экономики в 1950-1960-е гг. начали замедляться, и вскоре настало время, когда это уже не удавалось скрыть никакими ухищрениями статистики. Вот как развивался этот процесс в последние десятилетия существования СССР. Для большей наглядности приводим два ряда цифр: первый по официальным источникам (верхняя строка), другой - по расчетам Василия Селюнина и Григория Ханина, авторов нашумевшей в свое время статьи «Лукавая цифра» [«Новый мир». 1987. № 2. С. 194-195] (нижняя строка). Это среднегодовые показатели (проценты) роста материального производства по пятилеткам:
1961-1965
1966-1970
1971-1975
1975-1980
1981-1985
1985-1990
6.5
7.8
5.7
4.3
3.6
2.4
4.4
4.1
3.2
1
0.6
-
В литературе существует много временных рядов подобного рода, их рассчитывали в свое время аналитики Всемирного банка, ЦРУ и других западных учреждений. Они несколько различаются в деталях, но все до одного свидетельствуют о затухании темпов экономического роста в последние десятилетия существования Советского Союза. Приостановить казавшееся неизбежным падение жизненного уровня людей удалось лишь на недолгое время - благодаря открытию богатых залежей нефти в Сибири и, по совпадению, росту мировых цен на нефть в начале 1970-х гг. За нефтедолллары закупались и привозились в страну миллионы тонн продовольствия, товары потребления, оборудование.
Экономический анализ показывал, что сложившаяся структура экономики оказалась неспособной к самовоспроизводству. Начиная примерно с 1970-х гг. капиталовложений не хватало даже для простого поддержания производственного аппарата.
Разумеется, это было еще только падение темпов прироста, еще не кризис, хотя тенденция становилась все более очевидной. Действительный и довольно резкий спад производства начался в 1990 г., когда валовой национальный продукт, валовой общественный продукт, произведенный национальный доход, продукция промышленности, продукция сельского хозяйства, ввод в действие основных фондов и общей площади жилых домов и ряд других обобщающих показателей оказался на два, три, даже на пять процентов ниже соответствующих показателей 1989 г. Это уже были первые раскаты грома. Настоящий кризис разразился в следующем, 1991 г. В последнем квартале 1991 г. производство уже упало на 21% по отношению к соответствующему периоду 1990 г., а значит, на целую четверть по отношению к высшей точке, которая была достигнута в 1989 г.
Конечно, руководители КПСС пытались в 1960-1970-е гг. преодолеть наметившееся падение темпов экономического роста, понимая, что оно грозит самому существованию режима. Достаточно вспомнить косыгинские реформы. Но это оказалось делом крайне трудным. Причем для СССР, в силу его истории, даже более трудным, чем для других социалистических стран. События в Чехословакии, где попытки экономических реформ привели к политической дестабилизации режима, побудили руководство ЦК КПСС к концу 1960-х гг. вообще отказаться от желания преобразовать сложившийся хозяйственный механизм.
Казалось бы, богатая ресурсная база (прежде всего нефть и газ, которые шли на продажу), устойчивость сложившейся структуры экономики и тотальный политический контроль гарантировали СССР и его восточноевропейским союзникам долгосрочную стабильность, хотя бы и при низких темпах экономического роста. Но и для поддержания низких темпов, когда возможности саморазвития экономики резко ослабли, требовались немалые затраты.
Некоторые экономисты полагают, что в последние два десятилетия существования СССР еще была возможность использовать нефтяные доходы для «мягкого» выхода из социализма, запуска рыночных регуляторов. Но это сделано не было.
Перенапряжение системы начало сказываться уже в начале 1980-х гг. Например, несмотря на рост капиталовложений в топливно-энергетический комплекс (в 1985 г. они в два раза превысили уровень 1975 г.), рост добычи нефти остановился. Если в 1980 г. добыли 603 млн. тонн, то в 1985 г. - всего 595 млн. тонн. Причем в силу колебания мировых цен на нефть объем ее экспорта в денежном выражении, достигнув максимума в 1983 г. (91,4 млрд. долларов), начал сокращаться (в 1985 г. - 86,7 млрд. долларов). С этого времени и был запущен механизм развала экономической, а за ней и политической системы социализма. Это привело к резкому падению объемов производства и уровня жизни советского населения.
(часть 2)
PhotoXpress
Леонид Лопатников родился в 1923 году. Отца посадили, он жил у бабушки в Ревеле. Учился в школе в Москве. Прошел всю Великую Отечественную. Инвалид войны - настоящий, не искусственный. Из несфальсифицированной истории. Получил два образования - журналистское и экономическое. Работал в Центральном экономико-математическом институте (ЦЭМИ) в лучшие годы этого академического учреждения. Работал над знаменитой, но никому оказавшейся не нужной Комплексной программой научно-технического прогресса СССР. https://www.novayagazeta.ru/articles/2014/05/30/59792-leonid-isidorovich-lopatnikov-zhurnalist-i-ekonomist-umer-na-92-m-godu-zhizni
КОМПЛЕКСНАЯ ПРОГРАММА НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКОГО ПРОГРЕССА СССР НА 1991-2010 ГОДЫ
ПРОБЛЕМЫ СССР - КОМПЛЕКСНАЯ ПРОГРАММА НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКОГО ПРОГРЕССА СССР НА 1986-2005 ГОДЫ
Как-то позаимствовал на бывшей работе работу Лопатникова - но не того клоуна, что ходит в кумирах у сталинистов, а настоящего: ветерана-фронтовика, экономиста и журналиста. Леонид Исидорович в 2010-м выпустил книгу «От плана к рынку. Очерки новейшей экономической истории России». Весьма интересные выписки из неё предлагаю вниманию читателей. К сожалению, текста получилось слишком много, пришлось разбить на две части.
C. 10-12: Что же… представляла собой централизованная система планирования и управления экономикой?
Для системы всепроникающего, всеобъемлющего управления, сложившейся в СССР, создавались соответствующие институты, то есть, с одной стороны, правила и нормы экономического поведения, а с другой - учреждения, реализующие эти правила и нормы. Например, Госплан (Государственный плановый комитет СССР) планировал - значит, указывал, что производить. Это была его основная задача, но он, впрочем, участвовал и в определении того, как производить и как распределять произведенное. Однако, в принципе, как производить, то есть технологию производства, предприятиям диктовали отраслевые министерства (до 1940-х гг. они назывались народными комиссариатами). Например, министерство станкостроения, министерство сельского хозяйства, министерство угольной промышленности и т.д. В определении, «как производить», большую роль играл также Комитет по науке и технике. Строительными делами ведал Государственный комитет по строительству. Что можно и чего нельзя продавать за границу, указывало предприятиям Министерство внешней торговли. Сколько платить рабочим и инженерам предприятий во всех уголках страны, определял Комитет по вопросам труда и заработной платы. А вот кому предприятия должны - причем не продавать, а передавать друг другу товары по разнарядкам - указывал так называемый Госснаб (Государственный комитет по материально-техническому снабжению). Наконец, цены для учета подобных передач, а также для продажи товаров населению устанавливал Государственный комитет по ценам (ценообразованию).
Поскольку ликвидация частной собственности и полное господство в экономике социалистической собственности объявлялись главным критерием построения социализма в стране, то все области деятельности, где люди имели право принимать самостоятельные решения, а значит, мало-мальски проявлять какую-то инициативу (личное потребление, колхозный рынок, на определенных этапах ремесленничество), были оттеснены на периферию экономики. Сложилась чрезвычайно жесткая система, в которой действовал порядок, лучше всего характеризующийся расхожим выражением того времени: «Шаг вправо, шаг влево - расстрел!» Разумеется, в разные периоды состав учреждений, как и их функции, а также наименования, много раз менялись.
И степень централизации планирования и управления в разные периоды советской истории была различной. Одно дело - период военного коммунизма; другое - годы НЭПа; третье - время так называемых Косыгинских реформ, и так далее. Иногда доходило до абсурда. В Государственном архиве экономики хранится, например, протокол Коллегии Госплана СССР, которая, по поручению правительства СССР, рассмотрела заявку правительства Киргизской ССР на выделение ему 36 граммов золота. Как выяснилось - для изготовления депутатских значков вновь избранному Верховному Совету республики [РГА экономики, фонд 4372, микрофильм 57, 79]. Вот по какому крупному вопросу мог «в дебатах потеть Госплан» в середине 1970-х гг.! Разумеется, обсуждались и такие вопросы, как, например, химизация народного хозяйства или строительство флотилии атомных подводных лодок, - но пример с позолотой для значков показателен. Это тоже своего рода апофеоз централизма!
На протяжении всех этих лет находились экономисты, которые в рамках, ограниченных политической цензурой, доказывали, что централизованная система, то есть «планирование до каждого болта», - неповоротлива, а значит, неэффективна, и что никакой план не охватит всего многообразия потребностей человеческого общества. Когда возникло экономико-математическое направление (это было в 1960-е гг.), экономистами-математиками делались даже подсчеты: сколько миллионов и десятков миллионов позиций составляет номенклатура изделий промышленности и сколько времени потребуется, чтобы рассчитать в таких условиях план их выпуска. И оказывалось, что для составления только одного варианта всеохватывающего годового плана при любой мыслимой (в тех условиях, конечно) мощности вычислительных устройств потребовались бы тысячелетия расчетов!
Партийная власть видела эту проблему. В экономическую систему, выражаясь по-научному, вносились элементы иерархии. Попросту это означает, что каждому хозяйственному звену предоставлялась некоторая самостоятельность (когда большая, когда меньшая) в принятии собственных решений. Например, о том, как использовать предоставляемые центром ресурсы, о распределении этих ресурсов по нижестоящим звеньям, о вознаграждении участников производственного процесса за выполнение заданий и о наказании за их невыполнение, и так далее. Но это вызывало новые проблемы, еще более сложные. Решения принимают живые люди, со своими интересами, далеко не всегда совпадающими с интересами центра - их надо было как-то учитывать и согласовывать. Право вышестоящего разрешить или не разрешить, дать или не дать порождало коррупцию - причем задолго до нынешнего ее расцвета. Главной заботой любого директора было получить план пониже, а ресурсов побольше, чтобы его легче было выполнить. К тому же «излишки» ресурсов можно было отправить налево, в подпольное производство так называемой неучтенной продукции, и извлечь из этого немалые выгоды. Для этого пускались в ход все ухищрения - и, конечно, взятки. Был даже такой анекдот: «Сколько стоит вагон проката? Ящик коньяка специалисту Госснаба».
В отчетности получили распространение так называемые «приписки». Например, завод докладывал об изготовлении машины и даже потребитель подтверждал (разумеется, за известную мзду) ее получение, а машина еще и не выходила из сборочного цеха.
Замечательный пример такого рода дошел однажды до суда: на Апрелевском заводе грампластинок построили новый цех. Все чин чином, разрезали ленточку, цех вступил в строй. А потом кому-то вздумалось пересчитать количество окон и колонн в цехе и сравнить с утвержденным проектом. Примерно получилось так: в проекте 80 колонн, в натуре - 70, - соответственно, окон 70 и 60. «Излишки» были кому-то проданы, а деньги - поделены.
Урожайность в сельском хозяйстве, за высокие показатели которой полагались ордена и премии, завышалась нехитрым способом: в отчетности фиксировались меньшие посевные площади, чем они были на самом деле. Однажды разразился всесоюзный скандал, когда со спутника из космоса были обнаружены тысячи «неучтенных» гектаров хлопчатника в Узбекистане…
Горы книг посвящались поиску показателей, «объективно» и «справедливо» отражающих выполнение предприятиями заданий централизованного плана. Чуть ли не всенародно, в газетах, обсуждались недостатки основного показателя оценки -так называемой валовой продукции. Когда они стали понятны всем, экономисты бросились конструировать все новые и новые показатели. Например, был показатель «нормативная стоимость обработки». Кто о нем сегодня помнит? А в 1960-е гг. аббревиатура НСО не сходила со страниц печати. Внедрению этого показателя посвящались научные конференции, проводились экономические эксперименты в масштабе целых областей (совнархозов) и отраслей. И ничего вся эта суета не изменила.
Острейшим вопросом считалось сокращение количества показателей, планируемых предприятиям. Их число в отдельные периоды достигало нескольких сотен. И опять неудача: вместо сокращенных показателей очень скоро вводились новые…
С. 40-45: Народ гордился своим машиностроением - на его создание были брошены колоссальные ресурсы, материальные и людские. В газетах писали о тракторных, автомобильных, вагоностроительных заводах - на самом же деле основной их продукцией были отнюдь не тракторы для села, не легковые машины, не вагоны, а танки, бронетранспортеры, реактивные установки. В пересчете на цены мирового рынка продукция отечественного машиностроения (по данным 1988 г.) распределялась так: 62-63% - вооружение и военная техника, 32% - инвестиционное оборудование (то есть станки, машины и т.п. - преимущественно для той же военной промышленности) и только 5-6% - потребительские товары.
Советское оружие предназначалось не только для собственных Вооруженных сил, оно в огромных количествах раздаривалось [Формально для этого выдавались кредиты, но никто не предполагал, что их будут когда-либо отдавать. Так и произошло] социалистическим странам и странам так называемой социалистической ориентации. Таким образом обеспечивались имперские интересы супердержавы - осуществление давних планов мировой революции, распространения коммунистической власти на всю планету. Надо ли удивляться, что такая перспектива внушала ужас и вызывала естественное противодействие в благополучных развитых капиталистических странах? Это противодействие выразилось в «холодной войне», привело к раскручиванию спирали гонки вооружений. Но поскольку противник был экономически сильнее, Советский Союз потерпел в ней поражение…
«Оборонная нагрузка» на экономику в бывшем СССР для мирного времени была невиданной в истории. Все, что входит в эту нагрузку, является чистым вычетом из продукта страны и тем более из национального дохода. Официальная статистика никак этого не отражала, поэтому и невозможно точно скорректировать приведенную выше цифру душевого ВВП, достигнутую к моменту, когда Союз рухнул. Ясно лишь, что она должна быть существенно ниже - может быть, наполовину, а может быть, на треть. Тогда разрыв между достижениями экономики СССР и экономик остального мира окажется еще более впечатляющим.
Милитаризация экономики во многом, хотя и не во всем (огромную роль тут сыграли органические пороки централизованного планирования и управления, присущие социализму), объясняет ту искаженную и неэффективную структуру народного хозяйства, которой наша страна отличалась едва ли не от всех других государств мира. В СССР гипертрофированное развитие получили базовые отрасли, практически полностью ориентированные на нужды ВПК: металл - на танки; нефть - на горючее для танков; даже хлопок - не на рубашки, а на взрывчатку. Советская статистика умело скрывала сей факт, но люди чувствовали этот перекос на себе. Они получали заработную плату в несколько раз более низкую, чем их зарубежные коллеги. Особенно это стало видно в годы перестройки, когда рухнул железный занавес, появились возможности для зарубежных поездок, шоры упали с глаз…
Вот почему и говорят, что Советский Союз рухнул под грузом вооружений. Конечно, оборонная мощь нужна любой стране, но не такая, которая эту же страну уничтожает.
Успехи СССР в создании военно-промышленного комплекса и в производстве оружия сопровождались провалами в сельском хозяйстве. А ведь эта отрасль незаменима в удовлетворении первейших потребностей человека. Крайняя неэффективность советского колхозно-совхозного строя никогда не позволяла обеспечить население СССР продуктами питания в сколько-нибудь удовлетворительных объемах. И это несмотря на то, что страна обладала лучшими в мире черноземами, громадными просторами пастбищ и лугов.
Не верьте тем, кто сегодня разглагольствует о необходимости «восстановления продовольственной независимости России». Восстановить можно только то, что было. Продовольственной независимостью Советский Союз в послевоенное время не обладал вовсе. Даже официальная советская статистика, которая долгие годы скрывала этот факт, в конце концов, была вынуждена его признать.
Вот данные о ввозе зерна (из статистического справочника «Народное хозяйство СССР в 1990 г.» - именно тогда они впервые были рассекречены): 1980 г. - 28 млн тонн; 1985 г. - 44 млн тонн; 1986 г. - 27 млн тонн; 1987 г. - 30 млн тонн; 1988 г. - 35 млн тонн; 1989 г. - 37 млн тонн; 1990 г. - 32 млн тонн. Если страна ввозила десятки миллионов тонн зерна в год, разве уместно говорить о ее продовольственной независимости?
Эти объемы ввозимого зерна с трудом поддаются воображению. Кроме непосредственных затрат на покупку зерна (разумеется, в свободно конвертируемой валюте), страна специально для этого создавала огромный флот, закупая суда за рубежом, поскольку собственная судостроительная промышленность была занята военными заказами. Советский Союз строил зерновые порты и причалы, прокладывал железные и шоссейные дороги. Именно для перевозок зерна сооружалась так и недостроенная вторая колея железной дороги «Таллин - Нарва» в Эстонии.
Картина будет полнее, если учесть, что СССР ввозил ежегодно рыбы и рыбопродуктов более 1,5 млн тонн, мяса и мясопродуктов - 1 млн тонн, сахара 2-3 млн тонн, масла животного - 9,3 млн тонн. Импорт покрывал 20% потребления зерна, 25% - растительного масла. Вот каким было «самообеспечение страны продовольствием», в утрате которого (самообеспечения) оппоненты любят сегодня обвинять реформаторов.
1.3. Шел ли Советский Союз в авангарде технического прогресса?
В чем-чем, а в этом-то мы все были уверены. Кто из нас, советских людей, не испытывал гордость, когда был запущен первый искусственный спутник Земли, кто не радовался гагаринской улыбке? Но изоляция от внешнего мира не позволяла нам объективно оценить собственные достижения, сравнивать их с темпами научно-технического прогресса в других странах. А потому невозможно было судить о том, кто в авангарде, а кто - в хвосте.
Даже о первой высадке человека на Луну, за которой 21 июля 1969 г. напрямую, затаив дыхание у телевизионных экранов, следило все остальное человечество, мы узнали с запозданием - из короткого произнесенного скороговоркой сообщения в программе «Время». Лишь немногие советские граждане, проверенные и перепроверенные выездными партийными комиссиями и компетентными органами, могли тогда ездить за рубеж. А что везли они оттуда? Магнитофоны, радиоприемники, телевизоры, а также колготки и другую синтетику - словом, все, что было реальным воплощением научно-технического прогресса, поставленного на службу человеку.
А где возникли все важнейшие для жизни людей изобретения XX века? Холодильник, стиральная машина, магнитофон, электрический чайник, микроволновая печь? Не говоря уже о персональных компьютерах, мобильных телефонах и интернете… Все это пришло к нам с Запада. Вот и ответ, пусть даже на бытовом уровне, на заданный в заголовке вопрос. Но есть ответ и на научном уровне. Его дает изучение статистики.
В 1987 г. добыча топлива и производство электроэнергии (в пересчете на условное топливо) в СССР были больше, чем в США, на 10%, выплавка чугуна - в 2,5 раза, стали - почти в 2 раза, добыча железной руды - более чем в 4 раза. Тут надо учесть, что в 1970-1980-е гг. производство этих видов продукции в США сокращалось из-за изменений в структуре хозяйства, развития более эффективных производств, а у нас - росло. И ростом этим мы очень гордились, хотя на самом деле приведенное сравнение, напротив, должно было сигнализировать об отставании в главном - в темпах и направлении научно-технического прогресса.
Парадокс: советская экономика выплавляла стали больше, чем США, но выпускала легковых автомобилей в 5 раз меньше. Производила в полтора раза больше удобрений, но выращивала в полтора раза меньше зерновых культур и хлопка, рубила больше деревьев, но вырабатывала во много раз меньше бумаги. Перечень таких сопоставлений можно продолжать до бесконечности. На языке экономистов это называется крайне неэффективным использованием ресурсов. Оно объясняется, прежде всего, низким уровнем техники и технологии производства. Сейчас, когда окно в мир распахнулось, мы убеждаемся в этом на каждом шагу.
Отставание СССР в технике и технологии порой признавала даже склонная приукрашивать картину официальная статистика. Вот, например, цифры, взятые из статистического справочника «Народное хозяйство СССР в 1990 г.»: кислородно-конверторная выплавка за этот год составляла 100% в общей выплавке стали в Великобритании, Италии, Франции, ФРГ и Японии, а в СССР - только 48%. Доля производства цемента из клинкера, полученного по передовому «сухому способу», достигала в ФРГ 90%, в Японии - 78%, в США - 60%. В СССР - всего лишь 17%. Удельный вес термопластов в общем выпуске синтетических смол и пластмасс во Франции - 87%, в Японии - 84%, в Италии - 83%, в Великобритании и США - по 70%, а в СССР, где к тому времени проводилась кампания «химизации народного хозяйства», - всего 56%.
Вот еще показательные цифры, свидетельствующие о том, что СССР отставал все больше и больше: по данным проведенной в 1986 г. инвентаризации, только 16% основных фондов советской промышленности (то есть, в основном, оборудования) соответствовало мировому уровню. Все остальное было устаревшим.
Результаты технического отставания страны многообразны. Например, для того, чтобы произвести килограмм реально потребляемой людьми продукции, развитые капиталистические экономики добывают и «портят» около 4 килограммов природного материала. А советская экономика превращала в мусор ради того же полезного килограмма 30-40 килограммов природного материала. Еще страшнее другие цифры: российское производство, унаследованное от бывшего СССР, оказалось не только в 10 раз менее эффективным, чем производство западных стран, но и в 20 раз опаснее для человека, поскольку ежегодно оставляло после себя сотни тысяч тонн токсичных отходов [«Новое время». 1995. № 19-20. С. 24-26]. К сожалению, таково истинное лицо научно-технического прогресса в СССР…
7.4. Был ли СССР страной «социального равенства»?
Горы книг, написанных в советское время, журналы и газеты, радио и телевидение пропагандировали тезис о том, что СССР является страной социального равенства. Широко обсуждаемая сегодня дифференциация доходов населения десятилетиями, вплоть до начала перестройки, была тайной за семью печатями. Статистика умалчивала о ней. «Научно» это объяснялось тем, что раз при социализме нет капиталистов и наемных работников, то нет богатых и бедных - все равны. Интересно, что этим сказкам верили даже некоторые западные «советологи», которые, зная о действительно низком уровне жизни населения СССР, пустили в оборот выражение «равенство в бедности». Но это была полуправда.
На самом деле никто не может сказать, какова в годы СССР была истинная дифференциация богатства и доходов. А раз так, то нельзя и утверждать, насколько она выросла в результате реформ. Как она изменяется в самом ходе реформ - другое дело. Теперь есть современная, открытая статистика. Есть возможность серьезно, с научной скрупулезностью и добросовестностью, разобраться в непростых вопросах динамики доходов населения за годы реформ, в степени дифференциации доходов - особенно в острой проблеме бедности существенной части российского населения.
Многие сейчас забыли бесконечные очереди и «колбасные поезда», палочки-трудодни в колхозах и спецбуфеты для начальства. А колбасу за 2.20, от которой, как писала однажды «Литературная газета», даже кот Васька отказывался, - каким-то чудом помнят. Хотя она и продавалась - за исключением, может быть, нескольких относительно благополучных лет - лишь в столичных городах да в закрытых распределителях крупных предприятий ВПК. От тех времен остались разве что анекдоты, например, о письме рабочих Брежневу: «Спасибо, дорогой Леонид Ильич, за то, что вы установили по четвергам рыбный день в наших столовых. Хорошо бы ввести еще и один мясной!»
Запомнилось письмо, полученное автором этой книги в начале 1980-х гг. от одной читательницы «Литературной газеты» - отклик на статью о ценах на продовольственные продукты. Женщина с Украины писала о том, что мяса в магазинах не видела, но слышала, что в городе оно все-таки есть: «Говорят, в обкомовском буфете мясо продается по государственной цене, по 1 рублю 90 копеек за килограмм. Сама, не буду врать, не видела, но - говорят!..»
С. 50-52: …это в условиях жесткого централизованного управления позволяло концентрировать финансовые и человеческие ресурсы страны на ключевых направлениях. А ими были прежде всего предприятия военно-промышленного комплекса и сопряженные с ним базовые отрасли тяжелой промышленности. Но низкая эффективность производства, низкая производительность подневольного труда, а также выработка наиболее доступных месторождений сырья и топлива приводили к тому, что каждый новый процент экономического роста давался все с большими затратами труда и других ресурсов. Темпы роста экономики в 1950-1960-е гг. начали замедляться, и вскоре настало время, когда это уже не удавалось скрыть никакими ухищрениями статистики. Вот как развивался этот процесс в последние десятилетия существования СССР. Для большей наглядности приводим два ряда цифр: первый по официальным источникам (верхняя строка), другой - по расчетам Василия Селюнина и Григория Ханина, авторов нашумевшей в свое время статьи «Лукавая цифра» [«Новый мир». 1987. № 2. С. 194-195] (нижняя строка). Это среднегодовые показатели (проценты) роста материального производства по пятилеткам:
1961-1965
1966-1970
1971-1975
1975-1980
1981-1985
1985-1990
6.5
7.8
5.7
4.3
3.6
2.4
4.4
4.1
3.2
1
0.6
-
В литературе существует много временных рядов подобного рода, их рассчитывали в свое время аналитики Всемирного банка, ЦРУ и других западных учреждений. Они несколько различаются в деталях, но все до одного свидетельствуют о затухании темпов экономического роста в последние десятилетия существования Советского Союза. Приостановить казавшееся неизбежным падение жизненного уровня людей удалось лишь на недолгое время - благодаря открытию богатых залежей нефти в Сибири и, по совпадению, росту мировых цен на нефть в начале 1970-х гг. За нефтедолллары закупались и привозились в страну миллионы тонн продовольствия, товары потребления, оборудование.
Экономический анализ показывал, что сложившаяся структура экономики оказалась неспособной к самовоспроизводству. Начиная примерно с 1970-х гг. капиталовложений не хватало даже для простого поддержания производственного аппарата.
Разумеется, это было еще только падение темпов прироста, еще не кризис, хотя тенденция становилась все более очевидной. Действительный и довольно резкий спад производства начался в 1990 г., когда валовой национальный продукт, валовой общественный продукт, произведенный национальный доход, продукция промышленности, продукция сельского хозяйства, ввод в действие основных фондов и общей площади жилых домов и ряд других обобщающих показателей оказался на два, три, даже на пять процентов ниже соответствующих показателей 1989 г. Это уже были первые раскаты грома. Настоящий кризис разразился в следующем, 1991 г. В последнем квартале 1991 г. производство уже упало на 21% по отношению к соответствующему периоду 1990 г., а значит, на целую четверть по отношению к высшей точке, которая была достигнута в 1989 г.
Конечно, руководители КПСС пытались в 1960-1970-е гг. преодолеть наметившееся падение темпов экономического роста, понимая, что оно грозит самому существованию режима. Достаточно вспомнить косыгинские реформы. Но это оказалось делом крайне трудным. Причем для СССР, в силу его истории, даже более трудным, чем для других социалистических стран. События в Чехословакии, где попытки экономических реформ привели к политической дестабилизации режима, побудили руководство ЦК КПСС к концу 1960-х гг. вообще отказаться от желания преобразовать сложившийся хозяйственный механизм.
Казалось бы, богатая ресурсная база (прежде всего нефть и газ, которые шли на продажу), устойчивость сложившейся структуры экономики и тотальный политический контроль гарантировали СССР и его восточноевропейским союзникам долгосрочную стабильность, хотя бы и при низких темпах экономического роста. Но и для поддержания низких темпов, когда возможности саморазвития экономики резко ослабли, требовались немалые затраты.
Некоторые экономисты полагают, что в последние два десятилетия существования СССР еще была возможность использовать нефтяные доходы для «мягкого» выхода из социализма, запуска рыночных регуляторов. Но это сделано не было.
Перенапряжение системы начало сказываться уже в начале 1980-х гг. Например, несмотря на рост капиталовложений в топливно-энергетический комплекс (в 1985 г. они в два раза превысили уровень 1975 г.), рост добычи нефти остановился. Если в 1980 г. добыли 603 млн. тонн, то в 1985 г. - всего 595 млн. тонн. Причем в силу колебания мировых цен на нефть объем ее экспорта в денежном выражении, достигнув максимума в 1983 г. (91,4 млрд. долларов), начал сокращаться (в 1985 г. - 86,7 млрд. долларов). С этого времени и был запущен механизм развала экономической, а за ней и политической системы социализма. Это привело к резкому падению объемов производства и уровня жизни советского населения.
(часть 2)
PhotoXpress
Леонид Лопатников родился в 1923 году. Отца посадили, он жил у бабушки в Ревеле. Учился в школе в Москве. Прошел всю Великую Отечественную. Инвалид войны - настоящий, не искусственный. Из несфальсифицированной истории. Получил два образования - журналистское и экономическое. Работал в Центральном экономико-математическом институте (ЦЭМИ) в лучшие годы этого академического учреждения. Работал над знаменитой, но никому оказавшейся не нужной Комплексной программой научно-технического прогресса СССР. https://www.novayagazeta.ru/articles/2014/05/30/59792-leonid-isidorovich-lopatnikov-zhurnalist-i-ekonomist-umer-na-92-m-godu-zhizni
КОМПЛЕКСНАЯ ПРОГРАММА НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКОГО ПРОГРЕССА СССР НА 1991-2010 ГОДЫ
ПРОБЛЕМЫ СССР - КОМПЛЕКСНАЯ ПРОГРАММА НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКОГО ПРОГРЕССА СССР НА 1986-2005 ГОДЫ