Варфоломеевская резня - Massacre de la Saint-Barthélemy, разные взгляды на причины зверств.

Jul 08, 2017 01:10


«Французы спятили, им отказали разом
И чувства, и душа, и мужество, и разум».
Теодор Агриппа д’Обинье (1552-1630).Трагические поэмы.
https://cont.ws/@iliabelous/332430
Иван Грозный, не церемонившийся с врагами государства, осудил варфоломевскую резню в письме императору Максимилиану II: «А что, брат дражайшей, скорбиш о кроворозлитии, что учинилось у Францовского короля в его королевстве, несколко тысяч и до сущих младенцов избито; и о том крестьянским государем пригоже скорбети, что такое безчеловечество Француской король над толиком народом учинил и кровь толикую без ума пролил». https://smartcatstory.wordpress.com/2015/04/15/%D0%BA%D0%BE%D1%88%D0%BC%D0%B0%D1%80%D1%8B-%D0%B2%D0%B0%D1%80%D1%84%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%BC%D0%B5%D0%B5%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B9-%D0%BD%D0%BE%D1%87%D0%B8/

Варфоломеевская ночь 24 августа 1572 года стала исторической благодаря самому большому количеству убитых до 25-30 тысяч за несколько дней по всей Франции, но религиозные войны - взаимное истребление католиков гугенотами и братское перерезание католиками горла гугенотам шло до этого 50 лет и ещё продолжилось.
В первый раз казнили протестантов во Франции в 1523 году, через несколько лет после образования нового течения религии - кальвинизма.

image Click to view


Кратко о Варфоломеевской ночи - первые казни и пытки гугенотов https://www.youtube.com/watch?v=bs37k3uiyIg

Варфоломеевская ночь или «резня в честь святого Варфоломея» (Massacre de la Saint-Barthélemy) началась в Париже ночью на 24 августа 1572 года накануне праздника Святого Варфоломея, продолжалась три дня. Убийцы не щадили даже младенцев.

«Ни пол, ни возраст не вызывали сострадания. То действительно была бойня. Улицы оказались завалены трупами, нагими и истерзанными, трупы плыли и по реке. Убийцы оставляли открытым левый рукав рубашки. Их паролем было: «Слава Господу и королю!» - вспоминал свидетель событий.
Расправа над протестантами-гугенотами в Варфоломеевскую ночь была организована по воле королевы Екатерины Медичи - очень прилежной французской королевы, вырезавшей, травившей, обманывавшей своих врагов, ей же приписывают и отравление своего сына короля Карла IX "по ошибке" пропитанной ядом охотничьей книгой вместо будущего короля Генриха IV.

По причинам религиозных войн существуют различные взгляды, к примеру

image Click to view


Споры вокруг Варфоломеевской ночи - историк Павел Уваров«Во Франции шли религиозные войны, начиная с 1562 года Екатерина Медичи и канцлер Мишель де л’Опиталь принимают беспрецедентный закон, согласно которому можно быть еретиком, гугенотом, и вместе с тем быть верноподданным короля Франции, то есть запрещалось преследование по принципу реформированной религии. Это вызвало всеобщее недовольство. Гугеноты хотели не терпения, а реформации, установить истинную веру в стране. Для католиков же гугеноты были слугами дьявола и грешниками, и, если их терпеть, обрушится кара, как на Содом и Гоморру. Поэтому начались погромы и убийства и с той, и с другой стороны.
Франция после религиозных войнВ ночь со среды на четверг, 24 августа 1572 года, происходит тайное совещание, на котором принимают решение о превентивном устранении военной верхушки гугенотов. Стража, выставленная у дверей дома Гаспара Колиньи, оказалась людьми герцога Гиза, ярого противника Колиньи. Герцог Гиз практически собственноручно выбрасывает тело адмирала в окно, дается сигнал к избиениям. Ночью верхушка гугенотской военной аристократии была истреблена. В этой кампании принимают участие горожане, буржуазная милиция. Ударяет набат, и начинаются массовые избиения.
Версия, которую разделяет историк Дени Крузе, - конфликт идеологий, "преступление любви", как он его называет. Нужно понимать, что происходило в головах у людей. С католической точки зрения была вполне понятная реакция на приближение конца света: слуги дьявола усиливаются, они уже в Париже, где происходит злодеяние и католическую принцессу (Маргариту де Валуа) выдают за "гугенотское чудовище" (Генриха Наваррского). Проповедники настраивают толпу: нужно действовать, чтобы спасти мир. Падет последняя цитадель веры (Париж) - падет весь мир. Реакция людей понятна, тем более что первыми начали гугеноты: в 1566 году в Ниме в ночь св. Михаила они вырезали всех католиков, о чем не любят вспоминать. (14мин.33сек.)»

Здесь, как видим, г-н Уваров принимает сторону католиков и вводит читателя в заблуждение, поскольку до этого была резня в том же Фуа и беспорядки в Ниме произошли не в 1566,  а в 1567 году:
В июне 1566 в Памье, несмотря на королевское умиротворение беспорядки возобновляются и протестанты осаждают католические церкви. Католики отвечают настоящим террором: 300 убитых кальвинистов в Фуа.
29 сентября 1567 некоторых высокопоставленных католиков убивают в Ниме, а затем и в других городах Лангедока.


Резня католиков на михайлов день в Ниме, от 80 до 90 человек

Протестантские войска во главе с Конде и Колиньи доходят до Парижа, затем протестантов разбивают в битве при Сен-Дени  10 ноября 1567, в битвах при Жарнаке и при Монконтуре, и 23 марта 1568 Конде и Екатерина Медичи подписывают договор в Лонжюмо, подтверждённый мирным договором в Сен-Жермен-ан-Ле в 1570. Но вернемся к замечательной ночи.

Варфоломеевская ночь началась спустя 10 дней после свадьбы дочери Екатерины - Марго с Генрихом Наваррским, гугенотом по вероисповеданию. На торжество съехалась вся знать гугенотов, никто не предполагал, что вскоре их ждет жестокая расправа.
В три часа ночи 24 августа прозвучал сигнал к началу «операции»:

«В воскресенье в день Святого Варфоломея в 3 часа утра пробил набат; все парижане начали убивать гугенотов в городе, ломая двери домов, населенных таковыми, и разграбляя все, что находили. Резня продолжалась до вторника, 27 августа».

В схватках Варфоломеевской ночи гибли и католики, и гугеноты. Всеобщей суматохой пользовались городские бандиты, безнаказанно грабившие и убивавшие парижан независимо от их религиозных взглядов. Наводить порядок в Париже пришлось городской страже, которая «как всегда прибежала последней».
Накануне Варфоломеевской ночи 22 августа на адмирала Колиньи произошло покушение. Екатерина Медичи и Карл прибыли к нему с визитом вежливости. Колиньи предупредил их, что если покушение повторится, он нанесет свой ответный удар королевской семье.

По письмам испанского посла:
«В указанный день, 22 августа, христианнейший король и его мать посещали адмирала, который сказал королю, что даже если он потеряет левую руку, у него останется правая рука для отмщения, а также 200 тысяч человек, готовых прийти ему на помощь, чтобы отплатить за нанесенное оскорбление: на что король ответил, что сам он, хотя и монарх, никогда не мог и не сможет поднять более 50 тысяч человек».

Посол описывает ход событий Варфоломеевской ночи. В полночь 23 августа король призвал своих приближенных и приказал убить Колиньи, он приказал «отсечь голову адмирала и людей из его свиты».

Испанский посол описывает убийство Колиньи немного иначе:
«Вышеназванные Гиз, д'Омаль и д'Ангулем напали на дом адмирала и вступили туда, предав смерти восемь швейцарцев принца Беарнского, которые охраняли дом и пытались его защищать. Они поднялись в покои хозяина и, в то время как он лежал на кровати, герцог де Гиз выстрелил из пистолета ему в голову; затем они схватили его и выбросили нагого из окна во двор его отеля, где он получил еще немало ударов шпагами и кинжалами. Когда его хотели выбросить из окна, он сказал: «О, сударь, сжальтесь над моей старостью!» Но ему не дали времени сказать больше
…Другие католические дворяне и придворные убили много дворян-гугенотов…

…В указанное воскресенье и последующий понедельник он видел, как волочили по улицам трупы адмирала, Ларошфуко, Телиньи, Брикемо, маркиза де Рье, Сен-Жоржа, Бовуара, Пиля и других; их бросили затем на телегу, и неизвестно, точно ли повесили адмирала, но прочих кинули в реку».
Добрые католики не щадили иноверцев:
«…Были слышны крики: «Бей их, бей их!» Поднялся изрядный шум, и побоище все нарастало…
…Невер и Монпансье прочесывали город с отрядами пехотинцев и конных, следя, чтобы нападали только на гугенотов. Не щадили никого. Были обобраны их дома числом около четырех сотен, не считая наемных комнат и гостиниц. Пятнадцать сотен лиц было убито в один день и столько же в два последующих дня. Только и можно было встретить, что людей, которые бежали, и других, которые преследовали их, вопя: «Бей их, бей!» Были такие мужчины и женщины, которые, когда от них, приставив нож к горлу, требовали отречься ради спасения жизни, упорствовали, теряя, таким образом, душу вместе с жизнью…

Как только настал день, герцог Анжуйский сел на коня и поехал по городу и предместьям с восемью сотнями всадников, тысячью пехотинцев и четырьмя отборными отрядами, предназначенными для штурма домов, которые окажут сопротивление. Штурма не потребовалось. Застигнутые врасплох, гугеноты помышляли только о бегстве.

Среди криков нигде не раздавалось смеха. Победители не позволяли себе, как обычно, бурно выразить радость, настолько зрелище, которое предстало их глазам, было душераздирающим и жутким…

image Click to view


Варфоломеевская ночь - резня гугенотов. Видео из фильма "Королева Марго" с 4 м. 55 сек.
https://www.youtube.com/watch?v=AtChInzp-0E

Лувр оставался заперт, все было погружено в ужас и безмолвие. Король не покидал своей опочивальни; он принял довольный вид, веселился и насмехался. Двор давно привели в порядок, и почти восстановилось спокойствие. Сегодня каждый стремится воспользоваться случаем, ища должности или милостей. Доныне никто не дозволил бы маркизу де Виллару занять положение адмирала. Король в испуге, и неясно, что он теперь повелит…»
Многие иностранцы других религиозных конфессий стали жертвами убийц. Гостям французской столицы пришлось платить немалые деньги за укрытие в домах парижан. Часто хозяева угрожали, что выдадут их убийцам как гугенотов, если они не заплатят.

Австрийский студент описал свой взгляд на кровавые события. Не щадили ни женщин, ни детей. Сердобольных горожан, которые пытались спасти гугенотских детей, тоже убивали как предателей:
«Гайцкофлер и многие из его соучеников жили и питались у священника Бланди, в очень хорошем доме. Бланди посоветовал им не выглядывать из окон, опасаясь банд, которые разгуливали по улицам. Сам он расположился перед входной дверью в облачении священника и четырехугольной шляпе; к тому же он пользовался уважением соседей. Не проходило и часу, чтобы новая толпа не являлась и не спрашивала, не затаились ли в доме гугенотские пташки. Бланди отвечал, что не давал приюта никаким пташкам, кроме студентов, но единственно - из Австрии да из Баварии; к тому же разве его все вокруг не знают? Разве он способен приютить под своей крышей дурного католика? И так он спроваживал всех. А взамен брал со своих пансионеров недурное количество крон, по праву выкупа, постоянно угрожая, что больше не станет никого охранять, если бесчинства не кончатся.
Убийства пошли на спад после королевского воззвания, правда, полностью не прекратились. Людей арестовывали на дому и уводили; это Гайцкофлер и его товарищи видели из окна, проделанного в крыше дома. Дом стоял на перекрестке трех улиц, населенных, преимущественно, книгопродавцами, у которых было сожжено книг на многие тысячи крон. Жена одного переплетчика, к которой прильнули двое ее детишек, молилась у себя дома по-французски; явился отряд и пожелал ее арестовать; так как она отказывалась оставить своих детей, ей дозволили наконец взять их за руки. Ближе к Сене им встретились другие погромщики; они завопили, что эта женщина архигугенотка, и вскоре ее бросили в воду, а следом - и ее детей. Между тем один человек, движимый состраданием, сел в лодку и спас два юных существа, вызвав крайнее неудовольствие одного своего родственника и ближайшего наследника, и затем был убит, так как жил богато.

Благодаря Варфоломеевкой расправе Екатерина Медичи снискала особую любовь подданных. Всего добрые католики награбили около полтора миллиона золотых.



Екатерина Медичи - очень добрая и религиозная королева

«…Трагедия продолжалась целых три дня со всплесками необузданной ярости. Едва ли и теперь город успокоился. Награблена огромная добыча: ее оценивают в полтора миллиона золотых экю. Более четырехсот дворян, самых храбрых и лучших военачальников своей партии, погибли. Невероятно большое число их явилось, отлично обеспеченное одеждой, драгоценностями и деньгами, чтобы не ударить в грязь лицом на свадьбе короля Наваррского. Население обогатилось за их счет».


"Утром, у входа в Лувр"
«Жители Парижа довольны; они чувствуют, что утешились: вчера они ненавидели королеву, сегодня славят ее, объявляя матерью страны и хранительницей христианской веры». - писал современник событий.

А вот ревностный католический король Португалии чрезвычайно восхитился и одобрил кровавые события в письме Карлу IX:
«Величайшему, могущественнейшему и христианнейшему государю Дону Карлу, королю Франции, брату и кузену, я, Дон Себастьян, милостью Божьей король Португалии и Альгарве, от одного моря до другого в Африке, сеньор Гвинеи и завоеваний, мореплавания и торговли в Эфиопии, Аравии, Персии и Индии, посылаю большой привет, как тому, кого я весьма люблю и уважаю.

Все похвалы, которые я мог бы Вам вознести, вызваны Вашими великими заслугами в деле исполнения священной и почетной обязанности, которую Вы взяли [на себя], и направленной против лютеран, врагов нашей святой веры и противников Вашей короны; ибо вера не дала забыть многие проявления родственной любви и дружбы, которые были между нами, и через Вас повелела сохранять нашу связь во всех случаях, когда это требуется. Мы видим, как много Вы уже сделали, как много и ныне делаете, и то, что ежедневно воплощаете в служении Господу нашему - сохранение веры и Ваших королевств, искоренение из них ересей. Все это - долг и репутация Ваша. Я весьма счастлив иметь такого короля и брата, который уже носит имя христианнейшего, и мог бы заново заслужить его ныне для себя и всех королей, своих преемников.
Немного из развлечений французов в провинции в течении недели, где-то гугенотов резали с большим удовольствием, но некоторые не повиновались:
Ганс Ретце " капитан швейцарцев, которые входят в Лионский гарнизон. Он направляет городскому совету Фрибура рапорт, где, в частности, пишет: "Сюда прибыли новости (27-е августа). Губернатор Мандело немедленно велел усилить охрану ворот и занять главные площади города... Приказано также вовсю трубить, что гугеноты должны оставаться в своих домах и сдать любое оружие, и также, что католикам запрещено их притеснять или посягать на их имущество".
Господин де Мандело принимает эти меры от своего имени.
28-го в четверг католики сильно возбуждены. Они вспоминают, что протестанты отдали город на разграбление в 1562 г. и грезят о мести. Господа де Рюби и де Массо, два лионца, ? жившие тогда в Париже в интересах своего города", прислали в Консулат рассказ о Варфоломеевских событиях. Их письмо, которое прибыло в этот четверг, содержит одну опасную фразу: "Намерением Его Величества является, чтобы в этом городе было совершено то же, что и в Париже..."
Но в пятницу 29-го в 10 часов утра Мандело получает от господина Мориса дю Пейра, кавалера ордена Св. Михаила, совершенно иного рода королевское письмо, датированное 24 августа (после пересмотра позиции, который произошел в тот день к полудню). "Никоим образом не в нарушение, " пишет Карл IX, " Эдикта об Умиротворении, который я, напротив, желаю поддерживать, как никогда ранее, прошу Вас дать понять, что каждый должен пребывать в покое и безопасности в своем доме, не брать в руки оружие и не задевать друг друга под страхом смерти".
Губернатор долго беседует с Дю Пейра, затем созывает городских эшевенов. Решено, что гугеноты будут защищены и что городское ополчение должно позаботиться об их безопасности. Но фанатики не отказываются от возмездия, на которое надеялись 10 лет, возбуждение нарастает, ширится. Мандело боится, "как бы все население не взбунтовалось", теряет голову и, кидаясь из крайности в крайность, приказывает реформатам явиться в его отель.
Тех, кто приходит, немедленно арестовывают, заточают в тюрьму, отводят в дом архиепископа и монастыри. Имущество протестантов охраняется как спорное. В течение ночи имеют место различные посягательства.
Воскресенье, 31-е. Группы вооруженных людей, выкрикивающих угрозы, собираются на перекрестках. Мандело добивается тем не менее сохранения порядка до послеполуденного времени. Тут новость о возмущении, охватившем Ла-Гильотьер, побуждает его поспешить в это отдаленное место.
Тут же фанатики врываются в тюрьму, где из заключенных погибает от семи до восьми сотен. Резня осуществляется "без шума и возмущения", " как напишет Жан де Массо своему брату в Париж. Это означает: без какого-либо сопротивления.
Гудимель, один из тех, кто составляет славу Франции, композитор Гудимель, автор музыки к псалмам Клемана Маро, гибнет вместе с капитанами, адвокатами, столярами, мастерами золотых дел.
Капитан Ретце сообщает подробности: ?Г-н де Лион (Мандело) велел всех их зарезать и всех раздеть донага и везти в лодках по воде, убивать в домах, повсюду, где их можно найти, и день и ночь бросать в Сону и Рону. Есть еще большое количество реформатов в тюрьме, называемой Роанн, и есть у Целестинцев. В этом месте дозволено выйти некоторым, обратившимся в католическую веру".
Известному числу этих несчастных удается ускользнуть из цитадели и найти убежище, кому в Брессе, а кому за укреплениями Монлюэля.
Однако город не в состоянии угомониться. Он одновременно боится обвинений в умеренности и привлечения к ответственности за преступления. К тому же эшевены выражают негодование по поводу милосердия, которым, похоже, воспользовались себе на благо еретики цитадели. И одновременно приказывают написать своим делегатам Массо и Рюби: "С тем чтобы людей и в дальнейшем не притесняли и не разыскивали на основании означенного чувства, мы весьма хотели бы получить от Его Величества декларацию, которая, как Вы уведомляете, необходима, дабы убедить людей не впадать отныне в беспокойство; и было бы хорошо, если бы то, что совершено в нашем городе, было бы признано законным".
Делегаты отвечают, что король удивлен лионской вялостью : расправы на Роне и на Сене были неодинаковы по размаху. Обезумевшие эшевены обращаются с упреками к Мандело, который направляет два доклада в Лувр и сообщает непосредственно Карлу IX: ?Государь, на мне нет никакой вины, ибо я не знал, какова воля Вашего Величества, кроме как из приказа, к тому же запоздавшего, и буквально изнемогал от страха, что Ваше Величество скорее разгневает то очень немногое, что сделали у нас люди, тем более что во всех соседних провинциях ничего не произошло".
Едва отбыл его курьер, прибывают новые указания. В письме от 14 сентября король повелевает: "держать под хорошей охраной" мятежных гугенотов, но выпустить остальных и дозволить им жить в мире. Что касается убийств, то "Его Величество недоволен, что люди по своей личной воле предприняли такие вещи, и означенный господин де Мандело пусть отдаст приказ, чтобы не случалось отныне ничего подобного".
В Мо, уделе королевы-матери, не проявилось никакой неопределенности, никаких метаний совести. Получивший вечером 24 августа, к концу дня Парижской заутрени, указания, прокурор Луи Косее велел немедленно арестовать двести гугенотов. На другое утро устроили перекличку, и, по старинному обычаю, каждого, кто выходил из тюремного здания, убивали на месте.
Жители Мо, воспользовавшись случаем, избавились заодно и от доброго католика, которого в особенности не выносили, сборщика податей, обязанного взимать именем королевы-матери налог на вина и на сукна!
В ночь на 25-е жители Орлеана получают королевское послание: им предписано просто вооружить католиков и ждать. Наутро прибывает письмо грозного епископа Сорбена, которое вдохновляет его овечек на бойню. Старшие должностные лица сохраняют осмотрительность, но муниципалитет явно жаждет крови: около пятисот гугенотов погибнет за три дня.
Герцог Анжуйский заверит позже поляков, что он избежал таких ужасов в своем городе Анжере. Это неточно, хотя его колебания, несомненно, ограничили размах бесчинств.
Напротив, убийства последовали за варварскими приказами герцога де Монпансье в Блуа, в Туре, в Бопрео, в Сомюре. Господин де Монсоро обратил на себя внимание своей жестокостью вплоть до Нидерландов.
В целом, губернаторы настроены решительно. Много лет спустя будут цитировать слова виконта д'Орта, которые он адресовал королю: "Я не нашел в Байонне палачей, я нашел только солдат". Орт, в сущности, уклонился от участия в резне, но его подлинное письмо (от 31 авг.) по тону менее героично. Вот оно: "Я слышал о том, что произошло в Париже 22 и 24 нынешнего месяца августа, и поскольку это " частные распри, надеюсь представить Вам добросовестный и верный отчет о тех, кого Вы вверили моему попечению, чтобы они спокойно жили и чтобы никто не посягнул ни на чье добро, согласно Вашей воле".
А вот граф де Танд, губернатор Прованса, отвага и благородство души которого заслуживают памяти потомков, ответил посланцам двора, что у него нет письменного приказа, и даже располагай он такой бумагой, он не повиновался бы.
В Нормандии господин де Матиньон также хотел сдержать фанатиков. Находясь в своем замке Лонрей близ Алансона, когда прибыли новости, он велел выпустить протестантских заложников. Таким образом он выиграл несколько дней, до получения "Декларации..." от 28 августа, которую немедленно распространил. Множество жизней было спасено благодаря этому. В Мор-тане между тем произошел "взрыв негодования", в ходе которого погиб... главный бальи Перша!
В Руане губернатор Карруж разделяет убеждения Матиньона, но речь идет о городе, где протестанты многочисленны, а страсти католиков неумеренны. В марте бунт уже стоил жизни многим гугенотам и двум англичанам. Екатерина выразила тогда сильный гнев и потребовала примерного наказания, "чтобы избежать пагубных последствий, которые влечет за собой подобное".
Сперва Карруж прибегает к "притворным строгостям". Он приказывает арестовать протестантов, с тем чтобы их охранять. Кажется, его план удается, критический момент проходит без драм, и Карруж считает, что может оставить город 17 сентября. На следующий же день мартовские смутьяны, которые были просто изгнаны, начинают возвращаться. Под предводительством капитана Марона они вламываются в тюрьмы и режут протестантов. Напрасно тюремщик пытается спасти одного. Списки составлены тщательно, и никому не удается ускользнуть.
После чего убийцы идут на Дьепп, до того избежавший бесчинств. Губернатор Сигонь запрещает им вступать в город. Он спасает гугенотов, но при условии отречения.
Карл IX ударится в один из своих безумных приступов гнева, узнав, что жертвы в Нормандии были не особенно многочисленны. Он горько упрекнет Матиньона за то, что тот распространил королевские же приказы о милосердии: "Я нахожу поразительно странным, что Вы позволили, чтобы письма и депеши, которые я Вам направил после смерти адмирала и которые надлежало хранить в тайне и не распространять... отпечатаны и разглашены повсюду, как Вы видите по оттиску, который я Вам посылаю, сделанному в Кане, решив направить Вам эту депешу, чтобы сказать Вам, что изрядно огорчен, что сколько бы и какими бы способами указанные оттиски ни рассылались вне моего королевства, прошу Вас потрудиться заметить, какие печатники изготовили указанные оттиски, чтобы изъять и сжечь все, что они отпечатали... но нужно, чтобы это делалось быстро и осторожно, без шума, дабы, исправляя эту оплошность, не совершить какую-либо, более значительную".
Анн де Водре, бальи Труа не грозят подобные упреки. 30 августа он велит арестовывать протестантов; 4 сентября дозволяет перерезать их обычным способом. Один из исполнителей, бочар Какло, похвастается, что собственноручно предал смерти более тридцати еретиков. И лишь на другой день, 5 сентября, Водре распространит "Декларацию" от 28 августа.
Напротив, герцог де Лонгвиль поддерживает порядок и цивилизованность в Пикардии, Сен-Эрен " в Клер-мон-Ферране, капитан Комбелль " в Иссуаре, господин де Бори " в Перигоре, эшевены " в Лиможе, Монморанси " в Санлисе, Гландаж " в Ди, архиепископ Гримальди " во Вьенне, епископ Эннюэр " в Лизье.
В Виваре замечено "единодушное выражение осуждения парижской резни". Такие люди, как Лежер, Пелу, Шаландак де Ла Мотт, полностью препятствуют пролитию крови.
Прованс остается относительно мирным благодаря графу де Танду.
Герцог де Монпансье предписывает городу Нанту последовать примеру столицы. Собирается муниципалитет, запрещает насилие против гугенотов и провозглашает памятную присягу. Вот ее текст:
"В год 1572, 8-й день сентября мэр Нанта, городские эшевены и их помощники, вместе с городскими судьями, собравшись в ратуше, приносят присягу, которую будут хранить, что никогда ни на одну букву не отступят от Эдикта об Умиротворении, изданного в пользу кальвинистов, и станут защищать своих жителей, если против них будет что-либо учинено".
В 1623 г. мэр повелел повесить памятную доску в зале заседаний городского совета: "В память мэтра Гий-ома Арруи, господина де Ла Семере, мэра; Мишеля Ле Лу, господина дю Брея, его заместителя; Пьера Бильи, господина де Ла Гре, Жана-Поля Маэ, Никола Фио, господина де Ла Ривьера, Жака Дави, Жиля Делоне, Жана Овика, Гийома Ле Бре, Жана Кантена, Гийома Бретень, которые отказались повиноваться письму герцога де Бурбон-Монпансье, написанному 26 августа 1572 г. в Париже и полученному 8 сентября, призывавшему учинить резню протестантов".
Граф де Кабо-Шарни, губернатор Бургундии, получив два королевских письма, приказал арестовать протестантов Дижона, затем собрал Совет, во время которого Жаннен2, тогда адвокат Парламента, вошел в историю. Следом за выступлением молодого юриста посланцы двора, господа де Комартен и де Ритан, были приглашены письменно подтвердить устные приказы, которые они сюда доставили. Комартен и Ритан задирают нос: достаточно и слов дворянина каждого из них. Тогда Жаннен напоминает историю Феодосия. Этот император, отлученный от Церкви вследствие слишком поспешных расправ, обнародовал закон, по которому губернаторы, получавшие распоряжения, противоречащие нормам правосудия, должны были выждать тридцать дней, прежде чем повиноваться. Господин де Рюффе, брат Комартена, послан в Париж. Когда он прибывает, ветер меняется. И стало быть, дижонские гугеноты избавлены от смерти, кроме их главы, господина де Трава, которого убьют с запозданием, 21 сентября, согласно волеизъявлению Его Величества.
Ла Гиш, губернатор Макона, спас реформатов, но в Ла-Шарите итальянцы герцога де Невера подвергли их крайне жестокому обращению...

Использованные источники: о приключениях французов в провинции http://www.fedy-diary.ru/?page_id=4616
Спасибо за красочное описание и большой текст у lenarudenko  из http://lenarudenko.livejournal.com/252636.html
https://postnauka.ru/video/25882

жестокость, история, франция

Previous post Next post
Up