(no subject)
1.
Божьей милостью пресветлейший и державнейший великий государь, царь и великий князь Петр Алексеевич, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержец, позвал к себе капитана Татищева и сказал:
- Назначаю тебе, Василий, завтра же отправляться на Урал для размножения казенных заводов!
Вокруг трона и по периметру зала стояло множество приглашенных иноземцев - Татищев никогда еще не видел столь пестрой толпы. Кого здесь только не было - немцы, голландцы, шведы, французы - представителей навезли отовсюду, чтобы затем выборочно вернуть восвояси - слава о вновь возрождающемся величии Третьего Рима должна была прокатиться по всем закоулкам Европы! Да, именно должна! Недаром же здесь, на их глазах и их деяниями создавалась новая история страны, перемены были столь быстры и грандиозны, что хотелось задержать бег времени, постараться получше запомнить происходящее. Но мало показать иноземцам величие духа, мало! Требовалось кое-что повесомей - впечатлить мощью военной, ужаснуть быстротой, с коей возникают по всей Империи заводы и гарнизоны.
Татищев почтительно преклонил колена перед Императором и ударился головой об узорный паркет в знак подчинения. Он не был урожденным великороссом. Люди Якова Брюса в поисках контингента для Гнезда Петрова отловили его еще младенцем в потаенных областях Псковского уезда - тогда он был милым птенцом, улыбчивым и клювастым. Но к совершеннолетию окрещенный Василий Никитич развился в красивого человекоподобного птицеящера.
Он был вдвое выше самого рослого гренадера. Мускулистые руки свисали почти до земли. Два зеленых глаза светились изумрудами. Его голову и крутые, бугристые плечи прикрывала грива из перьев, и с красотой их могли сравниться лишь павлиньи перья. А клюв стал огромен и страшен, изогнутым долотом он свисал вниз. По семь когтистых пальцев было на руках Татищева, и каждый был унизан перстнем с драгоценным камнем - всеми цветами радуги переливались перстни. Но Птенец Гнезда Петрова воспитывался среди людей с самого детства и считал себя русским дворянином, никем иным. Польза Отечества была его главною целью. Он в два раза отчаянней являл отвагу и жестокость, втрое ревностней размышлял о лучшем благоустроении земли Русской. Показал чудеса лихости при взятии Нарвы, в Полтавской битве и в Прутском походе. Лично участвовал в пытках заключенных по "слову и делу государеву". Его "История Российская" - он знал это - войдет в анналы.
Все его любили. Не было деятеля искусней и талантливей.
- Принести карты Урала! - изрек самодержец и хлопнул в ладоши.
Лакеи приволокли, сгибаясь от тяжести, окованный медью потемневший ларец времен Иоанна Грозного.
- И секиру Ермака! - царь снова хлопнул.
Четырехметровый боевой топор с широким, с золотой насечкой лезвием прислужники не смогли поднять, они его тянули на рогоже по паркету, выбиваясь из сил, видно, только самому демону-атаману было по руке смертоносное орудие.
- Возьми! - приказал Петр - Сим наделяешься правом вмешательства в управление частных заводов!
Спорить с обладателем оружия легендарного покорителя Сибири не полагалось - это было просто бесполезно. Лишь Император Всея Руси мог развеять мощь секиры Ермака. Но Император только что лично вручил ее Василию Никитичу, подтвердив тем самым его полномочия.
Татищев поклонился и, взвалив на одно плечо сундук, на другое топор, ушел. Он все понял. С Императором не спорят. Всю ночь перед отъездом он провозился в домашней лаборатории среди тиглей и пожелтевших записей - добывал эссенцию из тайных компонентов, взвешивал какую-то толченую дрянь на аптечных весах, готовил мутагенные тинктуры, временами прерываясь на медитацию. Татищев числил себя "сознательным утилитаристом". Высший смысл, или Истинное Благополучие, согласно его воззрениям, заключалась в полном равновесии душевных сил, в спокойствии души и совести, достигаемом путем развития разума, победой его над естеством и превращением последнего в искусный инструмент для претворения замыслов.
2.
В народе, бывает, рассказывают, будто Егошихинский и протчи пермски заводы сразу из татищевских яиц развернулись, как скатерть-самобранка, со всем населеньем. Наши разгуляйские старики смехом смеялись, как такое услышали. Известно, к чему понавыкнешь, то всегда просто кажется, как всегда и было, а ведь завод на пустом месте поставить - не в трубу перднуть. Ну как - реку перехватить, крепость поставить, цеха на всякое дело, чтобы оружие ковать, ядра лить, посуду делать. От татар оборону опять же. Крепостных до служивых на пустое место не привезешь, а и привезешь - прежде чем урок давать, им свое хозяйство выправить надобно и рационом обеспечить - а кругом леса на тыщу верст не паханы, не боронены. Провианту не навозишься. Таким-от макаром когда еще все наладится - меж тем царь Петр приказал "в кратчайшие сроки!"
Да и где такую армию мужиков найти, чтобы три десятка заводов поднять - "в кратчайшие-то сроки". Это уж после революции Главное управление лагерей появилось, а при Петре вовсе туго с этим было. Крепостные все по вотчинам расписаны, а какие казенные - те при строительстве Сам-Петербурха спины гнут. Как хочешь - так и крутись, хоть сам рожай.
Татищев и придумал яйца в местах слияния речек нести, на косах песчаных, чтобы, значит, и влажность, и гнили никакой, и солнышком прогревалось. Вылуплялись с тех яиц не домны со станками, конечно, и не мужики с семьями и обзаведеньем, а такие ящеры. Сперва махонькие, но быстро в силу входили. И все, слышь-ко, разные. Одни, например, наподобие жаб рогатых, к воде привычные, которые на змей похожи, под землей, как рыба в воде, ходят, а то не разбери поймешь кто, навроде бульдозера, только зубы торчат. Одни, как стекло либо слюда, блестят, а другие, как трава поблеклая, а которые опять узорами изукрашены. Какие с барана величиной, а которые и с сарай. Ящерам много ли надо? Лапника елового налупится, под ракитовым кустом выспится. Так они, почитай, весь наш завод поначалу на своих спинах и вытянули.
Руды в горе наколотили, первый металл в земляных ямах плавили. Спервоначалу когтями прямо в грунте канавки делали, в них первые инструменты отливали. Начерно, конечно, получалось, только ящерам сил и упорства не занимать было. Тоже небось и лап не жалели, и часов не считали, а сколько муки приняли, то по нынешнему времени и не поймешь сразу - весь, почитай, Егошихинский лог костями пермских ящеров выстлан.
Ну а как первично производство наладили, дело, конечно, проворней пошло. Реку взмутили, глины наковыряли, камнями с горы русло перекрыли. Стал пруд. Заводские корпуса поставили, плавильни. Казармы тоже. Поля под пашню расчистили, землю взрыхлили и унавозили. Из бревен - пиломатерьял разный. Церкву Петра и Павла уж потом наши возвели, церкву ящерам строить не велено было, а какой они сами веры были - то неведомо.
Всю неделю этак робят, а по четвергам, слыш-ко, пляски у них случались - на горке сходились, где сейчас цирк стоит - наши, егошихинские, и мотовилихинские, которые выше по Каме завод строили. Спьяну-то, бывало, кто из них и сожрет товарища, не без этого. Зато потом за двоих работает - за себя и за того парня.
Потом уж рабочих понавезли - известно, ящеры камень ворочать да лес сводить горазды, а настоящее мастерство явить - тут мужик нужен. Потому - к тонкой работе ящеры неспособны и художества в них никакого. По разным местам у помещиков покупали беглых крепостных с условием - если поймают, на завод навсегда забрать. На деле вовсе и не думали ловить, а по этим бумагам всяких пришлых принимали. Пермские ящеры, однако, людям еще долго помогали. Добрая о них память в народе осталась. Потом вымерли, конечно. Тогда-то крепостных в гору и загнали. Про это уж другой сказ будет.
Божьей милостью пресветлейший и державнейший великий государь, царь и великий князь Петр Алексеевич, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержец, позвал к себе капитана Татищева и сказал:
- Назначаю тебе, Василий, завтра же отправляться на Урал для размножения казенных заводов!
Вокруг трона и по периметру зала стояло множество приглашенных иноземцев - Татищев никогда еще не видел столь пестрой толпы. Кого здесь только не было - немцы, голландцы, шведы, французы - представителей навезли отовсюду, чтобы затем выборочно вернуть восвояси - слава о вновь возрождающемся величии Третьего Рима должна была прокатиться по всем закоулкам Европы! Да, именно должна! Недаром же здесь, на их глазах и их деяниями создавалась новая история страны, перемены были столь быстры и грандиозны, что хотелось задержать бег времени, постараться получше запомнить происходящее. Но мало показать иноземцам величие духа, мало! Требовалось кое-что повесомей - впечатлить мощью военной, ужаснуть быстротой, с коей возникают по всей Империи заводы и гарнизоны.
Татищев почтительно преклонил колена перед Императором и ударился головой об узорный паркет в знак подчинения. Он не был урожденным великороссом. Люди Якова Брюса в поисках контингента для Гнезда Петрова отловили его еще младенцем в потаенных областях Псковского уезда - тогда он был милым птенцом, улыбчивым и клювастым. Но к совершеннолетию окрещенный Василий Никитич развился в красивого человекоподобного птицеящера.
Он был вдвое выше самого рослого гренадера. Мускулистые руки свисали почти до земли. Два зеленых глаза светились изумрудами. Его голову и крутые, бугристые плечи прикрывала грива из перьев, и с красотой их могли сравниться лишь павлиньи перья. А клюв стал огромен и страшен, изогнутым долотом он свисал вниз. По семь когтистых пальцев было на руках Татищева, и каждый был унизан перстнем с драгоценным камнем - всеми цветами радуги переливались перстни. Но Птенец Гнезда Петрова воспитывался среди людей с самого детства и считал себя русским дворянином, никем иным. Польза Отечества была его главною целью. Он в два раза отчаянней являл отвагу и жестокость, втрое ревностней размышлял о лучшем благоустроении земли Русской. Показал чудеса лихости при взятии Нарвы, в Полтавской битве и в Прутском походе. Лично участвовал в пытках заключенных по "слову и делу государеву". Его "История Российская" - он знал это - войдет в анналы.
Все его любили. Не было деятеля искусней и талантливей.
- Принести карты Урала! - изрек самодержец и хлопнул в ладоши.
Лакеи приволокли, сгибаясь от тяжести, окованный медью потемневший ларец времен Иоанна Грозного.
- И секиру Ермака! - царь снова хлопнул.
Четырехметровый боевой топор с широким, с золотой насечкой лезвием прислужники не смогли поднять, они его тянули на рогоже по паркету, выбиваясь из сил, видно, только самому демону-атаману было по руке смертоносное орудие.
- Возьми! - приказал Петр - Сим наделяешься правом вмешательства в управление частных заводов!
Спорить с обладателем оружия легендарного покорителя Сибири не полагалось - это было просто бесполезно. Лишь Император Всея Руси мог развеять мощь секиры Ермака. Но Император только что лично вручил ее Василию Никитичу, подтвердив тем самым его полномочия.
Татищев поклонился и, взвалив на одно плечо сундук, на другое топор, ушел. Он все понял. С Императором не спорят. Всю ночь перед отъездом он провозился в домашней лаборатории среди тиглей и пожелтевших записей - добывал эссенцию из тайных компонентов, взвешивал какую-то толченую дрянь на аптечных весах, готовил мутагенные тинктуры, временами прерываясь на медитацию. Татищев числил себя "сознательным утилитаристом". Высший смысл, или Истинное Благополучие, согласно его воззрениям, заключалась в полном равновесии душевных сил, в спокойствии души и совести, достигаемом путем развития разума, победой его над естеством и превращением последнего в искусный инструмент для претворения замыслов.
2.
В народе, бывает, рассказывают, будто Егошихинский и протчи пермски заводы сразу из татищевских яиц развернулись, как скатерть-самобранка, со всем населеньем. Наши разгуляйские старики смехом смеялись, как такое услышали. Известно, к чему понавыкнешь, то всегда просто кажется, как всегда и было, а ведь завод на пустом месте поставить - не в трубу перднуть. Ну как - реку перехватить, крепость поставить, цеха на всякое дело, чтобы оружие ковать, ядра лить, посуду делать. От татар оборону опять же. Крепостных до служивых на пустое место не привезешь, а и привезешь - прежде чем урок давать, им свое хозяйство выправить надобно и рационом обеспечить - а кругом леса на тыщу верст не паханы, не боронены. Провианту не навозишься. Таким-от макаром когда еще все наладится - меж тем царь Петр приказал "в кратчайшие сроки!"
Да и где такую армию мужиков найти, чтобы три десятка заводов поднять - "в кратчайшие-то сроки". Это уж после революции Главное управление лагерей появилось, а при Петре вовсе туго с этим было. Крепостные все по вотчинам расписаны, а какие казенные - те при строительстве Сам-Петербурха спины гнут. Как хочешь - так и крутись, хоть сам рожай.
Татищев и придумал яйца в местах слияния речек нести, на косах песчаных, чтобы, значит, и влажность, и гнили никакой, и солнышком прогревалось. Вылуплялись с тех яиц не домны со станками, конечно, и не мужики с семьями и обзаведеньем, а такие ящеры. Сперва махонькие, но быстро в силу входили. И все, слышь-ко, разные. Одни, например, наподобие жаб рогатых, к воде привычные, которые на змей похожи, под землей, как рыба в воде, ходят, а то не разбери поймешь кто, навроде бульдозера, только зубы торчат. Одни, как стекло либо слюда, блестят, а другие, как трава поблеклая, а которые опять узорами изукрашены. Какие с барана величиной, а которые и с сарай. Ящерам много ли надо? Лапника елового налупится, под ракитовым кустом выспится. Так они, почитай, весь наш завод поначалу на своих спинах и вытянули.
Руды в горе наколотили, первый металл в земляных ямах плавили. Спервоначалу когтями прямо в грунте канавки делали, в них первые инструменты отливали. Начерно, конечно, получалось, только ящерам сил и упорства не занимать было. Тоже небось и лап не жалели, и часов не считали, а сколько муки приняли, то по нынешнему времени и не поймешь сразу - весь, почитай, Егошихинский лог костями пермских ящеров выстлан.
Ну а как первично производство наладили, дело, конечно, проворней пошло. Реку взмутили, глины наковыряли, камнями с горы русло перекрыли. Стал пруд. Заводские корпуса поставили, плавильни. Казармы тоже. Поля под пашню расчистили, землю взрыхлили и унавозили. Из бревен - пиломатерьял разный. Церкву Петра и Павла уж потом наши возвели, церкву ящерам строить не велено было, а какой они сами веры были - то неведомо.
Всю неделю этак робят, а по четвергам, слыш-ко, пляски у них случались - на горке сходились, где сейчас цирк стоит - наши, егошихинские, и мотовилихинские, которые выше по Каме завод строили. Спьяну-то, бывало, кто из них и сожрет товарища, не без этого. Зато потом за двоих работает - за себя и за того парня.
Потом уж рабочих понавезли - известно, ящеры камень ворочать да лес сводить горазды, а настоящее мастерство явить - тут мужик нужен. Потому - к тонкой работе ящеры неспособны и художества в них никакого. По разным местам у помещиков покупали беглых крепостных с условием - если поймают, на завод навсегда забрать. На деле вовсе и не думали ловить, а по этим бумагам всяких пришлых принимали. Пермские ящеры, однако, людям еще долго помогали. Добрая о них память в народе осталась. Потом вымерли, конечно. Тогда-то крепостных в гору и загнали. Про это уж другой сказ будет.