На рынке шуршава барон продавал
( Окончание. Предыдущие части здесь, здесь и здесь.)
- Был шуршав очень странным животным: обитал на дворе он на скотном, спал, однако, в избе; был искусен в резьбе; генетически - гомозиготным! Шуршав! Шуршав! Почти за бесценок! Зачем мимо идешь, посмотри шуршава!
Харитон Бодряга в летных очках поверх чалмы ходит вокруг чемодана и криками зазывает покупателей. В сторонке на раскладном стульчике сидит барон Пентхаузен в белых штанах и курит кальян. Народ течет мимо. Наконец удачно выхваченный за рукав из толпы негр Уамбо вынужденно изменяет траекторию движения и оказывается лицом к лицу с чемоданом.
- Сколько? - спрашивает он, сам не зная зачем.
Барон:
- Двести.
- Чего двести?
- А чего сколько?
- А шуршав настоящий?
Барон с непроницаемым лицом открывает чемодан.
Негр Уамбо, с иронией:
- Чего скажешь?
Шуршав:
- А чего дашь?
Негр Уамбо машет руками, кричит "Шайтан!" и убегает.
Харитон бросает чалму в пыль; видно, что на бритой макушке у него вытатуирована монада.
Барон возвращается к кальяну.
- Почем такой щюрщав, почтенные? - хаджи Гиясаддин Абу-ль-Фатх Омар ибн Ибрахим аль-Хайям Нишапури останавливается рядом, всем видом демонстрируя, что ничего не собирается покупать, а остановился, только чтобы поторговаться от скуки. Измученный жарой майор Бодряга не выдерживает и срывается, совершая критическую ошибку:
- Да так забирай, папаша! С утра здесь стоим, сил никаких нет!
Хаджи на минуту замирает, потом поднимает вверх указательный палец, говорит "О!" и поспешно смешивается с толпой. Слышен его затихающий голос:
- Благословен Аллах, пославший мне халяву:
Вино пьянящее, земной любви отраву…
Любой дар Господа я с радостью приму,
Проклятье шлю я лишь бесплатному щюрщаву!
Духота, шум толпы, из чемодана доносится бурчание и кукование.
- Знаете, барон, мне вспоминается один случай, - вдруг оживляется Харитон Бодряга, - Это было давно, когда Олег Ткачук служил на подводной лодке. И вот как-то на их военно-морскую базу совершил визит патриарх. Командование поручило нашему герою истопить для Его Святейшества баньку. Простую, деревенскую. Потому как патриарх, по слухам, был большой любитель попариться по-простому, а Ткачук, наоборот, славился как большой мастер топить это самое. И всё там устраивать как надо… И вот, значит, после всей официальной части святой отче пошел в баню. Зашел он туда и, верите или нет, но пробыл там секунд тридцать. Сопровождающие лица, оставшиеся снаружи, видели лишь, как дверь баньки с грохотом распахнулась, оттуда выбежал патриарх в чем мать родила и с криком, прошу прощения, "Ах ты ж ебаный ты нахуй!" и развевающейся бородой умчался в сопки. Вернулся он только под вечер в каком-то рубище и никому о том, что произошло в бане, не рассказывал. Вообще никогда потом не распространялся о том случае, а спросить никто не решился. Ткачука за тот случай никак не наказали, потому что в бане ничего предосудительного не нашли, а на все вопросы он делал круглые глаза. Но мне он как-то по пьянке всё-таки раскололся…
- Так, эфенди, ты ничего не продашь! - вмешивается в разговор непонятно откуда взявшийся молла Наср Ад-Дин. Прерванный Харитон смотри на него, как солдат на вошь. Барон невозмутимо курит кальян. Наср Ад-Дин вдруг начинает орать:
- А вот чемодан! Кому чемодан!
Харитон облегченно плюхается в пыль рядом с кальяном.
- А знаете, почему медведь жужжит? - вдруг обращается к нему Пентхаузен, - Потому что жизни радуется.
Подбегает запыхавшийся негр Уамбо:
- Я передумал! Я всё понял. Двести!
Наср Ад-Дин:
- Пятьсот!
- Двести пятьдесят... и пузырь "Кюрасо".
Барон незаметно встает и тянет друга за рукав.
Молла с негром увлечённо торгуются.
Пентхаузен - Харитону, на бегу:
- Мотаем отсюда, живо!
- Был шуршав очень странным животным: обитал на дворе он на скотном, спал, однако, в избе; был искусен в резьбе; генетически - гомозиготным! Шуршав! Шуршав! Почти за бесценок! Зачем мимо идешь, посмотри шуршава!
Харитон Бодряга в летных очках поверх чалмы ходит вокруг чемодана и криками зазывает покупателей. В сторонке на раскладном стульчике сидит барон Пентхаузен в белых штанах и курит кальян. Народ течет мимо. Наконец удачно выхваченный за рукав из толпы негр Уамбо вынужденно изменяет траекторию движения и оказывается лицом к лицу с чемоданом.
- Сколько? - спрашивает он, сам не зная зачем.
Барон:
- Двести.
- Чего двести?
- А чего сколько?
- А шуршав настоящий?
Барон с непроницаемым лицом открывает чемодан.
Негр Уамбо, с иронией:
- Чего скажешь?
Шуршав:
- А чего дашь?
Негр Уамбо машет руками, кричит "Шайтан!" и убегает.
Харитон бросает чалму в пыль; видно, что на бритой макушке у него вытатуирована монада.
Барон возвращается к кальяну.
- Почем такой щюрщав, почтенные? - хаджи Гиясаддин Абу-ль-Фатх Омар ибн Ибрахим аль-Хайям Нишапури останавливается рядом, всем видом демонстрируя, что ничего не собирается покупать, а остановился, только чтобы поторговаться от скуки. Измученный жарой майор Бодряга не выдерживает и срывается, совершая критическую ошибку:
- Да так забирай, папаша! С утра здесь стоим, сил никаких нет!
Хаджи на минуту замирает, потом поднимает вверх указательный палец, говорит "О!" и поспешно смешивается с толпой. Слышен его затихающий голос:
- Благословен Аллах, пославший мне халяву:
Вино пьянящее, земной любви отраву…
Любой дар Господа я с радостью приму,
Проклятье шлю я лишь бесплатному щюрщаву!
Духота, шум толпы, из чемодана доносится бурчание и кукование.
- Знаете, барон, мне вспоминается один случай, - вдруг оживляется Харитон Бодряга, - Это было давно, когда Олег Ткачук служил на подводной лодке. И вот как-то на их военно-морскую базу совершил визит патриарх. Командование поручило нашему герою истопить для Его Святейшества баньку. Простую, деревенскую. Потому как патриарх, по слухам, был большой любитель попариться по-простому, а Ткачук, наоборот, славился как большой мастер топить это самое. И всё там устраивать как надо… И вот, значит, после всей официальной части святой отче пошел в баню. Зашел он туда и, верите или нет, но пробыл там секунд тридцать. Сопровождающие лица, оставшиеся снаружи, видели лишь, как дверь баньки с грохотом распахнулась, оттуда выбежал патриарх в чем мать родила и с криком, прошу прощения, "Ах ты ж ебаный ты нахуй!" и развевающейся бородой умчался в сопки. Вернулся он только под вечер в каком-то рубище и никому о том, что произошло в бане, не рассказывал. Вообще никогда потом не распространялся о том случае, а спросить никто не решился. Ткачука за тот случай никак не наказали, потому что в бане ничего предосудительного не нашли, а на все вопросы он делал круглые глаза. Но мне он как-то по пьянке всё-таки раскололся…
- Так, эфенди, ты ничего не продашь! - вмешивается в разговор непонятно откуда взявшийся молла Наср Ад-Дин. Прерванный Харитон смотри на него, как солдат на вошь. Барон невозмутимо курит кальян. Наср Ад-Дин вдруг начинает орать:
- А вот чемодан! Кому чемодан!
Харитон облегченно плюхается в пыль рядом с кальяном.
- А знаете, почему медведь жужжит? - вдруг обращается к нему Пентхаузен, - Потому что жизни радуется.
Подбегает запыхавшийся негр Уамбо:
- Я передумал! Я всё понял. Двести!
Наср Ад-Дин:
- Пятьсот!
- Двести пятьдесят... и пузырь "Кюрасо".
Барон незаметно встает и тянет друга за рукав.
Молла с негром увлечённо торгуются.
Пентхаузен - Харитону, на бегу:
- Мотаем отсюда, живо!