Екатериновка. Часть 1, продолжение
из мемуаров двоюродной тети Постниковой Ирины Владимировны
(материал взят здесь - http://samsud.ru/upload/pdf/2011/8_2011.pdf журнал "Самарские судьбы", № 8, 2011г., стр. 136-145)
Спасибо за материал!
продолжение...
"..В 1921 году, когда был страшный неурожай и в Поволжье от голода вымирали целые деревни, бабушка взяла в дом двух осиротевших детей. Они жили у нее, пока за ними не при-ехали родственники. У нее и раньше несколько лет жила девочка-сирота Аня, немного старше младшей дочери На- туси. Они дружили, как сестры, вместе учились. Аня, Анна Ивановна Сафронова, потом уехала в Самару, окончила педагогическое училище и работала воспитательницей в детском саду. Я у нее бывала. Мы вместе вспоминали Екатериновку, мою бабушку.
- Твоя бабушка, - говорила Анна Ивановна, - была просто святым человеком. Она никого не обижала. За всю жизнь не слышала, чтобы она на кого-нибудь повысила голос! Уж если кто провинился, могла так посмотреть с укором, что хоть сквозь землю провалиться. Кроткая была, ласковая. Я ее обожала. Она стала мне второй матерью. Нужно ли говорить о том, как дороги мне были эти слова: прошло лет 20-25, как уже не было на свете моей бабушки... Вот какую светлую память, оставила она о себе.
За нашим огородом, как тогда говорили, "на задах", был тоже огород и небольшой садик с домом, выходившим уже на про- тивоположную улицу. Там жила семья Лукьяновых. Хозяин дома Дмитрий (почему-то все его звали Митькой) был отменный сапожник. Но и выпивал он отменно. С их двора иногда слышались шум, крик. Жена Дмитрия - красивая, бойкая Феня, - бывало, прибегала к бабушке, спасаясь от тяжелых кулаков. Бабушка, конечно, помогала ей, уводила в дом. Но, стараясь быть строгой, что ей плохо удавалось, выговаривала:
- Ты смотри, Федосья, сама-то не дури. Не бери грех на душу.
- Да что вы, Евгения Ефимовна, - смеясь, оправдывалась Феня. - Так это он спьяну. А все говорят: "Бьет, значит, любит". И в зеленых глазах ее светились озорство и лукавство. Может, и не зря поколачивал Дмитрий свою красавицу Феню.
Летом было много церковных праздников. Только и слышалось: Родительская... Троица... Успенье... В такие дни с утра наши мамы пекли пироги, много пирогов. Бабушка, конечно, была в церкви. Потом мы все шли на кладбище. Там раздавали пироги. Бабушку все знали, приветствовали. Здоровались и с нами - так было принято.
И это было очень приятно: все люди были добрыми, хорошими. Наш путь на кладбище лежал мимо склепа. Мне сказали, что там умершие лежат в закрытых гробах, незахороненные. Мне всегда было жутко проходить мимо этого небольшого возвышения над землей, с замшелой дверью, запертой на ржавый засов. Похоже, эту дверь давно уже не открывали. Говорили, что это склеп живших здесь когда-то богатых людей. На кладбище от могилы к могиле ходил священник в сверкающей рясе с кадилом - служил панихиду. Был и у ограды Кубринских. Бабушка горячо молилась. Здесь похоронены родители дедушки, и их семилетний сын Сереженька, утонувший в Безенчуке, и детки, умершие в младенчестве.
Изредка - раза два-три за все лето - приезжали наши папы, какие-то родственники, знакомые. Дом наполнялся шумом, весельем. Размещались в зале, в столовой - места было много. Гостей встречали с русским гостеприимством: опять пироги, жареные гуси, рыба. Любителей выпить не было. На столе - домашняя вишневая наливка. Очень вкусная - мы тайком пробовали. Видно, понравилась она и курам. Однажды они склевали выброшенные из бутыли ягоды и попадали вверх лапами. Бабушка испугалась -
думала, что они отравились чем-то. А они просто опьянели. Вот уж смеху-то было. Днем вместе с гостями идем в луга через мост на "шумок", как ласково называли сделанную руками любителей запруду.
Здесь с небольшой высоты вода с шумом падала вниз. А кругом раскинулись благоуханные луга. Цветы... Цветы… Скромная, пушистая, пахнущая медом кашка, клевер, цветастая павилика, колокольчики… Где еще увидишь такую красу, вдохнешь такой напоенный травами воздух?!
Мы носимся по лугу, валяемся в нагретой солнцем траве. Взрослые нас не останавливали. Здесь, на этом приволье, все можно. Это вам не город!
С безудержной радостью мы встречали еще одного брата мамы - дядю Колю. Он был землемер (по-видимому, агроном) и приезжал на короткий отпуск. Кроткий, добрый и ласковый, с тихим голосом, он, как бабушка, был нашим любимцем. Недаром Семеновна отличала его от всех и называла "тихо лето".
(на фото Кубринский Николай Александрович)
Охотник, рыбак, он знал и рассказывал много забавных историй. Моему брату Жене он подарил охотничье ружье, и они вместе на рассвете уходили на охоту куда-то по направ- лению к Кануевке на речку Гуселку. Сейчас, наверное, этой речушки и в помине нет…
Младший брат мамы, Виктор, служил в Красной армии и летом в Екатериновке не бывал…
(на фото Кубринский Виктор Александрович)
Но вот уезжают гости: наша жизнь успокаивается, входит в обычное русло. Раннее прохладное утро… Все принимаются за работу. Были свои обязанности и у каждого из нас. Мальчишки помогали деду - что-нибудь строгали, пилили, чинили забор. А я с бабушкой кормила кур, гусей, собирала на огороде огурцы, рвала укроп. Особенно любила я мести пол веником из свежей полыни, а когда в садике возле дома поспевала малина, смородина, мы все собирали ягоды. Интересно было собирать вишню: ее делили по сортам. На низких кустах росла некрупная, очень темная, очень сладкая ягода "владимировка" - ее собирали на еду. А светло-красная, крупная, с маленькой косточкой - "марель" - шла на варенье. В эти дни с утра в садике ставили таганок (железный треножник с поддоном для огня), а на него небольшой медный таз с длинной деревянной ручкой - бабушка варила варенье. Мы заранее готовили топливо - щепки, стружку, сухие ветки, мальчишки топориком рубили чурки. Над садом разливался чудесный аромат, а когда тарелочка на табуретке рядом с таганком наполнялась розовыми пышными пенками, мы были тут как тут. Пенки с хлебом - что могло быть вкуснее! Холодное варенье бабушка разливала в стеклянные банки - уже и выше современных трехлитровых, с загнутыми краями. Покрывала банку пергаментом, водонепроницаемой бумагой, и завязывала бечевкой туго, подводя ее под эти края. Так почти достигалась герметичность. Варенье стояло годами и не портилось. А зола из таганка шла потом на удобрения в сад и огород.
Бабушка с дедушкой всячески поощряли наш труд, и мы старались изо всех сил. День вот в таких заботах, веселых играх, походах на речку проходил незаметно. Вот и вечер... Заходит за дом солнце. Прохлады еще нет, но зной уже спадает. Только что прогнали стадо. Знакомый запах парного молока, поднятой в воздух нагретой пыли... Мы, притихшие, сидим на крылечке, ждем. Вот бабушка выносит необъятных размеров пальто на красной байковой подкладке, без рукавов - ротонду. В ней когда-то форсила моя прабабушка - дедушкина мама. Бабушка расстилает это пальто на ступеньки крыльца, садится, распахивает полы ротонды, и мы, как цыплята, забираемся к ней "под крылышко". Слушаем сказки, а когда дома бывает дед, он устраивается рядом на скамеечке и начинает нам читать Лермонтова - "Мцыри" - наизусть! Ах, как хочется снова послушать о темном лесе, о свирепом барсе. Но голос дедушки становится все тише, тише, уплывает куда-то. И я засыпаю...
А в конце лета, когда вечерело рано и в небе зажигались звезды, дедушка выводил нас на широкую, уже совсем затихшую улицу и показывал на небо: вот ранняя звезда - зеленоватый Сириус. Вот созвездия Кассиопея, Большая Медведица, вот Полярная звезда - звезда северная, - по ней путешественники определяют свой путь. И мы,завороженные, смотрели на мерцающие звезды. Они казались живыми, теплыми в этом широком темном небе…
продолжение следует...
(материал взят здесь - http://samsud.ru/upload/pdf/2011/8_2011.pdf журнал "Самарские судьбы", № 8, 2011г., стр. 136-145)
Спасибо за материал!
продолжение...
"..В 1921 году, когда был страшный неурожай и в Поволжье от голода вымирали целые деревни, бабушка взяла в дом двух осиротевших детей. Они жили у нее, пока за ними не при-ехали родственники. У нее и раньше несколько лет жила девочка-сирота Аня, немного старше младшей дочери На- туси. Они дружили, как сестры, вместе учились. Аня, Анна Ивановна Сафронова, потом уехала в Самару, окончила педагогическое училище и работала воспитательницей в детском саду. Я у нее бывала. Мы вместе вспоминали Екатериновку, мою бабушку.
- Твоя бабушка, - говорила Анна Ивановна, - была просто святым человеком. Она никого не обижала. За всю жизнь не слышала, чтобы она на кого-нибудь повысила голос! Уж если кто провинился, могла так посмотреть с укором, что хоть сквозь землю провалиться. Кроткая была, ласковая. Я ее обожала. Она стала мне второй матерью. Нужно ли говорить о том, как дороги мне были эти слова: прошло лет 20-25, как уже не было на свете моей бабушки... Вот какую светлую память, оставила она о себе.
За нашим огородом, как тогда говорили, "на задах", был тоже огород и небольшой садик с домом, выходившим уже на про- тивоположную улицу. Там жила семья Лукьяновых. Хозяин дома Дмитрий (почему-то все его звали Митькой) был отменный сапожник. Но и выпивал он отменно. С их двора иногда слышались шум, крик. Жена Дмитрия - красивая, бойкая Феня, - бывало, прибегала к бабушке, спасаясь от тяжелых кулаков. Бабушка, конечно, помогала ей, уводила в дом. Но, стараясь быть строгой, что ей плохо удавалось, выговаривала:
- Ты смотри, Федосья, сама-то не дури. Не бери грех на душу.
- Да что вы, Евгения Ефимовна, - смеясь, оправдывалась Феня. - Так это он спьяну. А все говорят: "Бьет, значит, любит". И в зеленых глазах ее светились озорство и лукавство. Может, и не зря поколачивал Дмитрий свою красавицу Феню.
Летом было много церковных праздников. Только и слышалось: Родительская... Троица... Успенье... В такие дни с утра наши мамы пекли пироги, много пирогов. Бабушка, конечно, была в церкви. Потом мы все шли на кладбище. Там раздавали пироги. Бабушку все знали, приветствовали. Здоровались и с нами - так было принято.
И это было очень приятно: все люди были добрыми, хорошими. Наш путь на кладбище лежал мимо склепа. Мне сказали, что там умершие лежат в закрытых гробах, незахороненные. Мне всегда было жутко проходить мимо этого небольшого возвышения над землей, с замшелой дверью, запертой на ржавый засов. Похоже, эту дверь давно уже не открывали. Говорили, что это склеп живших здесь когда-то богатых людей. На кладбище от могилы к могиле ходил священник в сверкающей рясе с кадилом - служил панихиду. Был и у ограды Кубринских. Бабушка горячо молилась. Здесь похоронены родители дедушки, и их семилетний сын Сереженька, утонувший в Безенчуке, и детки, умершие в младенчестве.
Изредка - раза два-три за все лето - приезжали наши папы, какие-то родственники, знакомые. Дом наполнялся шумом, весельем. Размещались в зале, в столовой - места было много. Гостей встречали с русским гостеприимством: опять пироги, жареные гуси, рыба. Любителей выпить не было. На столе - домашняя вишневая наливка. Очень вкусная - мы тайком пробовали. Видно, понравилась она и курам. Однажды они склевали выброшенные из бутыли ягоды и попадали вверх лапами. Бабушка испугалась -
думала, что они отравились чем-то. А они просто опьянели. Вот уж смеху-то было. Днем вместе с гостями идем в луга через мост на "шумок", как ласково называли сделанную руками любителей запруду.
Здесь с небольшой высоты вода с шумом падала вниз. А кругом раскинулись благоуханные луга. Цветы... Цветы… Скромная, пушистая, пахнущая медом кашка, клевер, цветастая павилика, колокольчики… Где еще увидишь такую красу, вдохнешь такой напоенный травами воздух?!
Мы носимся по лугу, валяемся в нагретой солнцем траве. Взрослые нас не останавливали. Здесь, на этом приволье, все можно. Это вам не город!
С безудержной радостью мы встречали еще одного брата мамы - дядю Колю. Он был землемер (по-видимому, агроном) и приезжал на короткий отпуск. Кроткий, добрый и ласковый, с тихим голосом, он, как бабушка, был нашим любимцем. Недаром Семеновна отличала его от всех и называла "тихо лето".
(на фото Кубринский Николай Александрович)
Охотник, рыбак, он знал и рассказывал много забавных историй. Моему брату Жене он подарил охотничье ружье, и они вместе на рассвете уходили на охоту куда-то по направ- лению к Кануевке на речку Гуселку. Сейчас, наверное, этой речушки и в помине нет…
Младший брат мамы, Виктор, служил в Красной армии и летом в Екатериновке не бывал…
(на фото Кубринский Виктор Александрович)
Но вот уезжают гости: наша жизнь успокаивается, входит в обычное русло. Раннее прохладное утро… Все принимаются за работу. Были свои обязанности и у каждого из нас. Мальчишки помогали деду - что-нибудь строгали, пилили, чинили забор. А я с бабушкой кормила кур, гусей, собирала на огороде огурцы, рвала укроп. Особенно любила я мести пол веником из свежей полыни, а когда в садике возле дома поспевала малина, смородина, мы все собирали ягоды. Интересно было собирать вишню: ее делили по сортам. На низких кустах росла некрупная, очень темная, очень сладкая ягода "владимировка" - ее собирали на еду. А светло-красная, крупная, с маленькой косточкой - "марель" - шла на варенье. В эти дни с утра в садике ставили таганок (железный треножник с поддоном для огня), а на него небольшой медный таз с длинной деревянной ручкой - бабушка варила варенье. Мы заранее готовили топливо - щепки, стружку, сухие ветки, мальчишки топориком рубили чурки. Над садом разливался чудесный аромат, а когда тарелочка на табуретке рядом с таганком наполнялась розовыми пышными пенками, мы были тут как тут. Пенки с хлебом - что могло быть вкуснее! Холодное варенье бабушка разливала в стеклянные банки - уже и выше современных трехлитровых, с загнутыми краями. Покрывала банку пергаментом, водонепроницаемой бумагой, и завязывала бечевкой туго, подводя ее под эти края. Так почти достигалась герметичность. Варенье стояло годами и не портилось. А зола из таганка шла потом на удобрения в сад и огород.
Бабушка с дедушкой всячески поощряли наш труд, и мы старались изо всех сил. День вот в таких заботах, веселых играх, походах на речку проходил незаметно. Вот и вечер... Заходит за дом солнце. Прохлады еще нет, но зной уже спадает. Только что прогнали стадо. Знакомый запах парного молока, поднятой в воздух нагретой пыли... Мы, притихшие, сидим на крылечке, ждем. Вот бабушка выносит необъятных размеров пальто на красной байковой подкладке, без рукавов - ротонду. В ней когда-то форсила моя прабабушка - дедушкина мама. Бабушка расстилает это пальто на ступеньки крыльца, садится, распахивает полы ротонды, и мы, как цыплята, забираемся к ней "под крылышко". Слушаем сказки, а когда дома бывает дед, он устраивается рядом на скамеечке и начинает нам читать Лермонтова - "Мцыри" - наизусть! Ах, как хочется снова послушать о темном лесе, о свирепом барсе. Но голос дедушки становится все тише, тише, уплывает куда-то. И я засыпаю...
А в конце лета, когда вечерело рано и в небе зажигались звезды, дедушка выводил нас на широкую, уже совсем затихшую улицу и показывал на небо: вот ранняя звезда - зеленоватый Сириус. Вот созвездия Кассиопея, Большая Медведица, вот Полярная звезда - звезда северная, - по ней путешественники определяют свой путь. И мы,завороженные, смотрели на мерцающие звезды. Они казались живыми, теплыми в этом широком темном небе…
продолжение следует...