В автобиографии Н.А.Митиной упоминался её соученник Князев, раненный 9 января в Кровавое воскресенье, исключенный в тот год из учительской семинарии, писавший сатирические стихи.
Уж очень история интересная про этого студента и про будущую учительницу.
Живая история. В двух абзацах так много, в одном упоминании имени сокурсника судьба. Старушка писала воспоминания в 60х, свою жизнь и историю страны перебирала в памяти.
Вот поиском легко нашелся этот революционный поэт Князев Василий Васильевич, раненный 9 января.
![](https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/6/65/Ru-SPb-Knyazev-V-V.png)
![](https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/thumb/1/13/Ru-SPb-Knayzev-V-V-na-strazhe.jpg/338px-Ru-SPb-Knayzev-V-V-na-strazhe.jpg)
Репрессирован «тройкой» (председатель Корольков, члены Петров и Чехов). Несмотря на неоднократные просьбы и инвалидность, был отправлен в магаданские лагеря со специальным указанием использовать «исключительно на общих физических работах». Умер 10 ноября 1937 года[5][2] на тюремном этапе в посёлке Атка, в 206 км от Магадана. ![](http://tyum-pravda.ru/images/stories/2010/242/242-4-2.jpg)
Вот тут еще
о судьбе этого мальчика подстреленного 9 января.
Стихи его, оказывается, на слуху про комунну и комуннаров, очень известные. Я и не знала, что Князев хороший приятель был Натальи Андревны. На фото мальчишка совсем, лохматый, красивый, нервный - в такого семинаристки влюблялись.
![](http://az.lib.ru/k/knjazew_w_w/.photo2.jpg)
ПЕСНЯ КОММУНЫ Нас не сломит нужда,
Не согнет нас беда,
Рок капризный не властен над нами,
Никогда, никогда,
Никогда! никогда!
Коммунары не будут рабами.
Все в свободной стране
Предоставлено мне,
Сыну фабрик и вольного луга;
За свободу свою
Кровь до капли пролью,
Оторвусь и от книг и от плуга!
Дурак
Всецело преданный минувшего заветам,
Он страстно бичевал царящий в жизни мрак
И часто голодал, и был гоним при этом...
- Вот как?
Он часто голодал и был гоним при этом?
Дурак! дурак!
Порой смущал его горячий призрак счастья,
Он, он... бежал тогда на бедный свой чердак,
Чтоб разрушать... пером - твердыни самовластья..
- Вот как?
От разрушал... пером - твердыни самовластья?
Дурак! дурак!
Он ясно понимал, что мог бы быть известным
В наш век упадочный бездарнейших писак,
Но он решил в душе быть искренним и честным...
- Вот как?
И он решил в душе быть искренним и честным?
Дурак! дурак!
Недавно я, бродя бесцельно по столице,
Зашел к нему... увы! - был пуст его чердак!
Он умер, господа, в Обуховской больнице...
- Вот как?
Так значит, умер он в Обуховской больнице?
Дурак! дурак!
1908
Павел
Мой приятель Павел,
Патриот по духу,
Выше рома ставил
Русскую сивуху.
Был борцом известным,
Златоустом местным
Русского Союза,
Но ему, о муза,
Выпал тяжкий номер:
От патриотизма,
От алкоголизма -
Помер!
1908
Наташа
Н. М. Хаткевич
Ничего от милой не прошу,
Ни любви, ни ласки, ни участья:
Я одним с ней воздухом дышу -
Разве это не большое счастье?
Никогда я милой не скажу,
Как нужны мне ласка и участье:
Я в одной с ней комнате сижу -
Разве это не большое счастье?
Ни во сне - клянусь - ни наяву
Я не ведал с милой сладострастья:
Я в одном с ней городе живу -
И не надо мне иного счастья.
1915
Зимний туман
Старик-Морозко белым газом
Окутал белый Петроград,
И, словно в сказке, скрылись разом
Массивы городских громад.
Окутанный молочной дымкой,
Безостановочно звоня,
Трамвай, под шапкой-невидимкой,
Пронесся около меня.
Пронзая сумрак белой ночи
Сверканьем глаза своего,
Мотор промчался что есть мочи,
Возникнувши из ничего,
И потонул, исчез нежданно,
Молочной поглощенный мглой.
Крича пронзительно и странно -
Как бы от боли огневой.
Что шаг - сюрприз. Во мгле белесной
Висит кровавое окно.
Какою силою чудесной
Живет без здания оно?
На высоте пятиэтажной
Сверкает, распыляя мрак...
Кто он, крылатый и отважный,
Зажегший в воздухе маяк?
Откуда-то из переулка
Несется пенье запасных.
Как оглушительно и гулко
Звучит оно средь стен немых!
А справа - тоже шум и пенье.
Глазами пронизая мрак,
В шинелях серых привиденья
Тяжелый отбивают шаг.
1915
Уличный фокусник
Прервав стихи - нельзя иначе -
В окно свисаю головой:
Китаец, фокусник бродячий,
Собрал толпу на мостовой.
Летит в зенит волшебный шарик,
Сверкнув эмалью на лету,
Но меж ребят китаец шарит, -
И шар у мальчика во рту.
Малыш сияет - рад проделке, -
А над толпой, в сиянье дня -
Танцуют медные тарелки,
Краями тонкими звеня...
Сеанс окончен. Без фуражки
Обходит окна чудодей, -
И градом сыплются бумажки,
Дань благодарности людей.
Ушел, согнув хребет устало
(Не шутки фокусы в жару!) -
И за четырнадцать кварталов
Увел с собою детвору.
1927
Дальше всё чудесатее развивается история про лохматого студента Васю Князева...
в ночь с 28 на 29 декабря 1925 года Князев сторожил тело Есенина в морге Обуховской больницы на Фонтанке. Здесь-то он сочинил пространное стихотворение (опубликовано в ленинградской «Новой вечерней газете»). Из этого опуса часто цитируют следующую строфу:
В маленькой мертвецкой, у окна,
Золотая голова на плахе.
Полоса на шее не видна -
Только кровь чернеет на рубахе. Из той же статьи
1 ноября 1924 года на заседании бюро коллектива 3-го Ленинградского полка войск ГПУ рассматривалось его заявление о восстановлении в партии (очевидно, как лицо «свободной профессии», он стоял на учете в этом полку). В тот день парторг Василий Егоров просьбу Князева отклонил - «в виду его неразвитости» и потери связи с организацией с 1922 года.
...
Из протоколов собраний сотрудников «Красной газеты», где он печатался, известно, что в феврале-августе 1924 года (полгода) сей зиновьевский певчий не заплатил в партийную кассу ни копейки, хотя только в феврале того же года его заработок составил 259 рублей 68 копеек, а это месячный оклад советского чина губернского масштаба.
В протоколе №100-б заседания комиссии РКП(б) Центрального района (1924 г.) по идеологической проверке сотрудников «Красной газеты» о Князеве сказано: «Недисциплинирован. Член партии с уклоном к рвачеству. В партии является балластом».
...
И доселе всякий знает
От Читы и до Ростова, -
На ослах лишь выезжает
Церковь кроткая Христова.
(Выделено самим сочинителем-похабником; вечерний выпуск «Красной газеты», 1927, № 70.)
В ответ красногазетчику по почте пришла следующая эпиграмма с примечательной анонимной подписью:
Циничен, подл, нахален, пьян
Средь подлецов, убийц и воров
Был до сих пор один Демьян -
Ефим Лакеевич Придворов.
Но вот как раз в Великий пост
Из самых недр зловонной грязи
Встает еще один прохвост -
«Поэт шпаны» - Василий Князев.
Не Есенин
Домыслы я опускаю. Стихи писал Князев разные, лирика не самая плохая на фоне безграмотной пролетарской поэзии. На допросах под боем что угодно мог наговорить и написать в 1937. Очень жалко юношу, совсем мальчика из студенческого кружка, от философии и поэзии попавшего под пули и в давку на площади в Кровавое воскресенье. Зря исключили из семинарии, не дали выучиться. Способный, яркий, честный, красивый мальчик пропал ни за что.
Кстати, филологического мусора много выходило и выходит. В книге "Главная тайна горлана-главаря. Вошедший сам" Эдуарда Филатьева надерганы цитаты из стихов Князева , приписываются лирическому герою мысли и чувства автора, да еще героя сатиры, памфлета. Ничего не знала про поэму "Красное евангелие" Князева, интересно прочесть про "Красного Христа", так как я подозревала, что у Блока в поэме какая-то цитата на хорошо известный текст.
![](https://img-fotki.yandex.ru/get/4914/130611684.3e/0_bbf06_f12c8fe4_orig)
![](https://img-fotki.yandex.ru/get/5202/130611684.3e/0_bbf07_8c89ee34_orig)
На самом деле обычный литератор, писал до революции да и после революции лирику, детские сказки в стихах. Издательство Вольф издавало книжки приключений про Мурзилку, помню в перестройу репринт у меня был. В стихах для того времени детских дореволюционных книжек феи и Мурзилка. Плодовитый автор, писал для куска хлеба по разным редакциям разных направлений. Ничего особо страшного революционного , поденнщина обыкновенная. Детские стишки милые, написанные нормальным человеком. Был социальный заказ на умеренную сатиру - писал сатиру, надо фейные сказки - извольте, все побежали писать про коммуну - тут как тут, снова за лирику платят - вот он я. Ремесло такое писать за деньги.
Мальчик хороший был.
…Идея Мировой Коммуны, в которую так горячо верил В. Князев, не осуществилась, и у поэта наступил творческий кризис. В 1925 году он пишет М. Горькому:
«В 40 летВ будущее даль - пуста,Суета суетИ всяческая суета.…Новый светЛенина ли, Христа -Суета суетИ всяческая суета!»