"Пять вечеров". Гурченко.
"Пять вечеров" - взрослый фильм. В детстве я его никак смотреть не могла, а когда выросла, пошли уже совсем другие фильмы.
Пять вечеров - про любовь в те 60е годы. Опять же интересно смотреть с комментариями Гурченко.
"Тамара семнадцать лет живет одна, она так уже привыкла, она забыла, что это вообще такое - любовь. В бесформенном халате, в бигуди, серая, безликая, непонятно, сколько ей лет - тридцать, сорок, пятьдесят… Ее виду никто не удивляется - все давно привыкли. Это очень важно. В первой встрече с Ильиным она будет неприятной, даже отталкивающей - ведь она давно уже не видит себя со стороны, она уже давно не женщина, все умерло."
"В съемочное время я уже полностью существовала в микроклимате героини, входила в мельчайшие подробности обстоятельств той незавидной жизни, когда уже не видишь, не чувствуешь, что и лицо подвяло и деформировалось, и глазки уже несмышленые, и голос потускнел. А как же «ей» было не подзачахнуть, когда целых семнадцать лет от того сорок первого года только госпиталь - фабрика - дом - племянник - книги. И все. Ни о каких женских качествах - кокетство, улыбки, хи-хи-хи, ха-ха-ха - нет, об этом речи быть не может! Как женщина она… ну как бы это… давно уже потеряла «квалификацию».
…На съемку приходишь с «перевернутым» лицом:
- Простите, я вам хочу сказать одно, очень важное…
- Что случилось?
- Вы понимаете… Она не будет в «Третьем вечере» с ним целоваться. Не будет. Она просто… ну, не может она, и все. Она… ну, она уже…"
И, зная развязку, внимательно смотрю, будет она целоваться или не будет.
Конечно, сейчас другая культура отношений, но все же фильм понравился.
Пять вечеров - про любовь в те 60е годы. Опять же интересно смотреть с комментариями Гурченко.
"Тамара семнадцать лет живет одна, она так уже привыкла, она забыла, что это вообще такое - любовь. В бесформенном халате, в бигуди, серая, безликая, непонятно, сколько ей лет - тридцать, сорок, пятьдесят… Ее виду никто не удивляется - все давно привыкли. Это очень важно. В первой встрече с Ильиным она будет неприятной, даже отталкивающей - ведь она давно уже не видит себя со стороны, она уже давно не женщина, все умерло."
"В съемочное время я уже полностью существовала в микроклимате героини, входила в мельчайшие подробности обстоятельств той незавидной жизни, когда уже не видишь, не чувствуешь, что и лицо подвяло и деформировалось, и глазки уже несмышленые, и голос потускнел. А как же «ей» было не подзачахнуть, когда целых семнадцать лет от того сорок первого года только госпиталь - фабрика - дом - племянник - книги. И все. Ни о каких женских качествах - кокетство, улыбки, хи-хи-хи, ха-ха-ха - нет, об этом речи быть не может! Как женщина она… ну как бы это… давно уже потеряла «квалификацию».
…На съемку приходишь с «перевернутым» лицом:
- Простите, я вам хочу сказать одно, очень важное…
- Что случилось?
- Вы понимаете… Она не будет в «Третьем вечере» с ним целоваться. Не будет. Она просто… ну, не может она, и все. Она… ну, она уже…"
И, зная развязку, внимательно смотрю, будет она целоваться или не будет.
Конечно, сейчас другая культура отношений, но все же фильм понравился.