ЛИТЕРАТУРНЫЕ МИСТИФИКАЦИИ ПУШКИНА [3]
В «Повестях покойного Ивана Петровича Белкина» не один, а четыре рассказчика и никто из них не является «Белкиным». Под образом «Гробовщика» Пушкин вывел самого себя, хоронящего созданных им литературных персонажей. Данный фрагмент - часть более обширной статьи «Почему "ржал и бился" Баратынский», посвящённой мистификациям А. С. Пушкина, содержащихся в «Повестях Белкина».
Станционный смотритель.
В переписке Пушкина имеется письмо, адресованное П. А. Плетневу: «... (Весьма секретное - для тебя единого). Написал я прозою пять повестей, от которых Баратынский ржет и бьется - и которые напечатаем также Anonyme» [1].
Пять повестей - это «Повести покойного Ивана Петровича Белкина», опубликованные без указания имени Пушкина. Но Баратынский? «Ржёт и бьётся?» - не понятно. Кроме пушкинского текста, имеется несколько посредственных экранизаций, и это - не комедии; что бы в них было что-то такое, от чего «ржать и биться» - такого не припоминается. Логично предположить, что Баратынскому было известно то, что не известно нам, а именно - авторский замысел Пушкина, то, что заставило его реагировать на скучнейшие повести именно таким образом.
Попробуем разобраться в природе пушкинского юмора.
Пролог «от издателя» и включённое в него «письмо», которое предваряет «Повести Белкина», выглядят как откровенная мистификация: если быть внимательным к датам, становится понятно, что такое письмо вообще невозможно - если в его начале: «Почтеннейшее письмо ваше от 15-го сего месяца получить имел я честь 23 сего же месяца…», то в конце его указана дата его написания: «1830 году Ноября 16. Село Ненарадово». Одно из двух: или у автора письма (если на слово верить всему, что написано) плохо с числами, или нам морочат голову.
Имеется ещё одна цифровая манипуляция: в самом письме, «адресованном» редактору со знакомыми инициалами А. П. - «Милостивый государь мой…» разъясняется, что «Иван Петрович Белкин родился от честных и благородных родителей в 1798 году в селе Горюхине»; далее по тексту сообщается о его кончине: «Иван Петрович осенью 1828 года занемог простудною лихорадкою, обратившейся в горячку, и умер». В «Истории села Горюхина», написанной от первого лица, дата рождения иная, зато однажды воспроизведённая формула намеренно повторена слово-в-слово: «Я родился от честных и благородных родителей в селе Горюхине 1801 года апреля 1 числа…»
Обе датировки возраста Белкина приобретают совсем уж ироничный характер в первых строках повести «Станционный смотритель»: «Ещё несколько слов: в течение двадцать лет сряду изъездил я Россию по всем направлениям…», далее следует точная дата начала повествования: «В 1816 году, в мае месяце, случилось мне проезжать через ***скую губернию…». То есть, если считать дату рождения Белкина за 1798 год, Ивану Петровичу на время её начала должно исполниться 18 лет, если он родился в 1801-м - то целых 15-ть: как при этом юным отроком он умудрился, вероятно, начиная с семилетнего (или всё-таки десятилетнего?) возраста (Белкин умер, что следует из его биографии, если не в 30, то в 27 лет) двадцать из них колесить туда-суда - решительно непонятно. Будем исходить из предположения, что такое расхождение дат - не ошибка, а намеренная деталь общего художественного замысла Пушкина. Задача которого - указать на то, что повествование ведётся от лица совершенно иного персонажа; если такое предположение верно, то возраст рассказчика иной, который, как следует из приведённой датировки, тот старше Белкина минимум лет на десять.
Далее описывается некий природный феномен, которыми полон весь цикл повестей: «День был жаркий. В трех верстах от станции *** стало накрапывать, и через минуту проливной дождь вымочил меня до последней нитки». Если майский день - жаркий, то прежде чем дождь начнёт «накрапывать», небо должно затянуть тучами, тогда он перестанет быть жарким: в графоманском описании природы отсутствует переходное состояние между одним и другим - если такового нет, то должна быть внезапная гроза, которая «накрапывать» никак не может.
Мы отвлеклись, попробуем сфокусироваться на важной для нас персоне рассказчика. Вернёмся и перечитаем повторно: «Ещё несколько слов: в течение двадцать лет сряду изъездил я Россию по всем направлениям; почти все почтовые тракты мне известны; несколько поколений ямщиков мне знакомы, редкого смотрителя не знаю я в лицо, с редким не имел я дело; любопытный запас путевых моих наблюдений надеюсь издать в непродолжительном времени…» Это весьма странное времяпровождение не согласуется с биографией Ивана Петровича: зачем тому колесить по всем направлениям целых два десятка лет кряду? Почему человеку не сидится на одном месте и какова цель подобных поездок? Согласитесь - такой кочевой образ жизни рассказчика не соответствует ни барскому укладу жизни самого Белкина, а с биографией, которую можно реконструировать из цикла повестей и «Истории села Горюхина», расходится совершенно.
А теперь попробуем назвать, пусть и приблизительно, из-за недостатка исходных данных, профессию человека, от чьего имени «рассказана» повесть: 1) он находится на государственной службе, этим обстоятельством объясняются его непрерывные двадцатилетние поездки; 2) по должности он - тот, кто на языке современном именуется «инспектор»; 3) его работа не проходит по ямщицкому ведомству, иначе взаимоотношения с его приятелем, станционным смотрителем, строились на принципах «начальник-подчинённый».
Ещё одна характерная деталь, весьма точно указывающая на род деятельности «рассказчика» и упущенная исследователями пушкинского творчества. Вспомним: для того, чтобы выяснить, жив ли ещё старый смотритель и добраться до села Н., он берёт вольных лошадей и, первоначально с сожалением, платит за это семь рублей, «издержанных даром». Значит, до пункта отправления он добрался за казённый счёт, а далее вынужден ехать верхом, а не на извозчике, за собственные деньги, с которыми ему настолько жалко расставаться, что само повествование заканчивается повторным упоминанием всё той же злополучной суммы: «Я дал мальчишке пятачок и не жалел уже ни о поездке, ни о семи рублях, мною истраченных». Если это не так, тогда упоминание о потраченной сумме лишено смысла; это - ещё одно и весьма точное указание на то, что это: человек служивый и он ограничен в деньгах.
Вывод, который напрашивается из рассуждений, следующий: личность рассказчика никак не соотносится к Ивану Петровичу Белкину, следовательно, «рассказчик» в этой повести Белкина - не Иван Петрович, заявленный Пушкиным на обложке цикла. Получается, что повесть «Станционный смотритель» имеет собственного рассказчика, а её «автор», от имени которого ведётся повествование, полностью «автономен» и нигде более в цикле повестей не появляется.
Бурная реакция Баратынского становиться всё понятней.
_____________________
[1] - письмо от 9 декабря 1830 года