О стиле и клише, Набокове и Фрае
Я читаю Набокова, я уже писала, но вдруг кто-то забыл. И он все время о стиле говорит, что это важно очень. Я это вроде бы знала, но как-то не так.
И я читаю Набокова и думаю о себе, конечно, как плохой Читатель, а должна бы думать о Набокове, как он хотел бы.
Думаю о своем стиле и клише, которые когда-то у кого-то позаимстовала, подумала, что мне это нравится и я это беру.
И о поисках своего стиля.
Мы недавно с Димой ходили в Книги и кофе. У них был вечер чтения с листа. Читали Макса Фрая «Русские инородные сказки». И меня всю дорогу не отпускала ощущение, что это жвачка. А Диме нравится. И другим нравится. А мне не нравится. Я сижу и думаю, а может, это мое предвзятое мнение? Может, если бы Набоков сказал, что Макс Фрай это хорошо, я бы сразу все прочитала и мне бы нравилось??
Ну вот Набоков, что пишет про жвачку (Вот это «Ну» в начале предложения, вот зачем я его написала?! Ведь это пошло, вроде, да, нет?) в лекции о Джойсе:
Когда мы говорим «клише», «стереотип», «избитая псевдоизящная фраза» и так далее, мы подразумеваем, помимо всего прочего, что, когда ее впервые использовали в литературе, фраза была оригинальной и имела живой смысл. Заезженной она стала именно потому, что ее значение сперва было ярким, метким и привлекательным, и ее использовали снова и снова, пока она не стала стереотипом, клише. Таким образом, мы можем определить клише как кусочки мертвой прозы и гниющей поэзии. Однако кое-где пародия прерывается. Джойс заставляет эту мертвую и гниющую материю обнаружить свой живой источник, первоначальную свежесть. Кое-где поэзия еще жива. Описание богослужения, вскользь затрагивающего сознание Герти, по-настоящему красиво и исполнено светлого, трогательного очарования. Таково же и описание сумерек, и, безусловно, фейерверк - кульминационный отрывок, приведенный выше, - по-настоящему нежный и прекрасный: мы по-прежнему ощущаем свежесть поэзии, еще не превратившейся в клише.
Но Джойс ухитряется сделать нечто еще более тонкое. Вы отметите, что вначале мысли Герти сосредоточены на достойной, по ее понятиям, жизни и умении одеваться со вкусом, ибо она следует фасонам, предлагаемым «Дамским иллюстрированным журналом» и «Вумэн Быотифл»: «Изящная блузка цвета электрик, которую она сама покрасила лучшей патентованной краской (когда Дамский иллюстрированный предсказал, что электрик скоро войдет в моду), с эффектным узким вырезом до ложбинки и с кармашком для платка (но платок портил бы линию, и Герти всегда там держала ватку, надушенную своими любимыми духами), и темноголубая расклешенная юбка длиной три четверти чудесно обрисовывали ее гибкую грациозную фигурку», и так далее. Но когда мы вместе с Блумом понимаем, что бедняжка хрома, сама клишированность ее мыслей приобретает трогательный оттенок. Другими словами, Джойсу удается выстроить нечто реальное: сострадание, жалость, сочувствие - из мертвых формул, которые он пародирует.
В общем, может, Макс Фрай пишет что-то новое, а я не знаю, вдруг он новатор, а я воспринимаю, как жвачку только потому, что не разбираюсь в современном литературном процессе?
И я читаю Набокова и думаю о себе, конечно, как плохой Читатель, а должна бы думать о Набокове, как он хотел бы.
Думаю о своем стиле и клише, которые когда-то у кого-то позаимстовала, подумала, что мне это нравится и я это беру.
И о поисках своего стиля.
Мы недавно с Димой ходили в Книги и кофе. У них был вечер чтения с листа. Читали Макса Фрая «Русские инородные сказки». И меня всю дорогу не отпускала ощущение, что это жвачка. А Диме нравится. И другим нравится. А мне не нравится. Я сижу и думаю, а может, это мое предвзятое мнение? Может, если бы Набоков сказал, что Макс Фрай это хорошо, я бы сразу все прочитала и мне бы нравилось??
Ну вот Набоков, что пишет про жвачку (Вот это «Ну» в начале предложения, вот зачем я его написала?! Ведь это пошло, вроде, да, нет?) в лекции о Джойсе:
Когда мы говорим «клише», «стереотип», «избитая псевдоизящная фраза» и так далее, мы подразумеваем, помимо всего прочего, что, когда ее впервые использовали в литературе, фраза была оригинальной и имела живой смысл. Заезженной она стала именно потому, что ее значение сперва было ярким, метким и привлекательным, и ее использовали снова и снова, пока она не стала стереотипом, клише. Таким образом, мы можем определить клише как кусочки мертвой прозы и гниющей поэзии. Однако кое-где пародия прерывается. Джойс заставляет эту мертвую и гниющую материю обнаружить свой живой источник, первоначальную свежесть. Кое-где поэзия еще жива. Описание богослужения, вскользь затрагивающего сознание Герти, по-настоящему красиво и исполнено светлого, трогательного очарования. Таково же и описание сумерек, и, безусловно, фейерверк - кульминационный отрывок, приведенный выше, - по-настоящему нежный и прекрасный: мы по-прежнему ощущаем свежесть поэзии, еще не превратившейся в клише.
Но Джойс ухитряется сделать нечто еще более тонкое. Вы отметите, что вначале мысли Герти сосредоточены на достойной, по ее понятиям, жизни и умении одеваться со вкусом, ибо она следует фасонам, предлагаемым «Дамским иллюстрированным журналом» и «Вумэн Быотифл»: «Изящная блузка цвета электрик, которую она сама покрасила лучшей патентованной краской (когда Дамский иллюстрированный предсказал, что электрик скоро войдет в моду), с эффектным узким вырезом до ложбинки и с кармашком для платка (но платок портил бы линию, и Герти всегда там держала ватку, надушенную своими любимыми духами), и темноголубая расклешенная юбка длиной три четверти чудесно обрисовывали ее гибкую грациозную фигурку», и так далее. Но когда мы вместе с Блумом понимаем, что бедняжка хрома, сама клишированность ее мыслей приобретает трогательный оттенок. Другими словами, Джойсу удается выстроить нечто реальное: сострадание, жалость, сочувствие - из мертвых формул, которые он пародирует.
В общем, может, Макс Фрай пишет что-то новое, а я не знаю, вдруг он новатор, а я воспринимаю, как жвачку только потому, что не разбираюсь в современном литературном процессе?