Допрос коменданта Александро-Ваховской комендатуры Д.А. Цепкова о Назинской трагедии. Часть I.
Оригинал взят у corporatelie в Допрос коменданта Александро-Ваховской комендатуры Д.А. Цепкова о Назинской трагедии. Часть I.
Этим постом открываю целую серию материалов, представляющих из себя протоколы допросов сотрудников СИБЛАГа ОГПУ всех уровней административной иерархии ( начиная от комендантов Александро-Ваховской комендатуры Д.А. Цепкова и Томской пересыльной комендатуры Г.М.Кузнецова, заканчивая начальником Сибирского ИТЛ А.Горшкова) во время следствия по Назинской трагедии, проводившегося в сентябре и октябре 1933 г уже не раз упоминавшеся краевой комиссией Ковалева совместно с присланными из Москвы оперуполномченными ГУЛАГа и ОГПУ. Материал во многих отношениях уникальный ( и огромное спасибо С.А.Красильникову с коллегами за выявление и введение его в научный оборот), поскольку аналогов подобных источников до сих пор известно очень немного.
Стенограмма допроса позволяет услышать реальные голоса работников пенитенциарной системы образца 1933 г. с их достаточно специфическим мировоззрением и интерпретациями произошедшей катастрофы на острове Назино. Именно этой перспективы очень часто не хватает исследователям для составления более полной картины. Традиционно, если мы говорим о нарративных истчониках, историки работают с мемуарами заключенных.
ВОХР, административные служащие лагерей и спецпоселков, чекисты-лагерники по понятным причинам практически не оставили никаких нарративных/эпистолярных источников или воспоминаний (за редчайшим исключением вроде дневника И.Чистякова (командира взвода ВОХР в Бамлаге), мемуаров Ф.Мочульского (начальника лагпункта в Учхтпечлаге) или А.Наринского (высокопоставленного сотрудника финотдела ГУЛАГа НКВД СССР)).
Тем ценнее представленная ниже перспекктива работников СИБЛАГа. Хронологически, первым был допрошен комендант Александро-Ваховской комендатуры Цепков, отвечавший за прием и расселение "деклассированного элемента" весной 1933 г., в юрисдикции которого и находился злополучный остров Назино. Именно Цепкова и нескольких рядовых работников низшего административного звена сделали главными "козлами отпущения" по итогу расследования. Соответственно, интересно ознакомиться с его точкой зрения на произошедшее . По показаниям Цепкова очевидна паническая и хаотичная атмосфера тотальной несолгасованности всех звеньев аппарата СИБЛАГа во время проведения массовой депортации "деклассированных", которая явственно проступает и из альтернативных документальных материалов.
Попеременно допрос Цепкова ведут довольно высокие чины ОГПУ и прокуратуры (которые вряд ли бы заехали в такую даль без письма Величко): Вдалимир Дмитриевич Фельдман, особоуполномоченный при коллегии ОГПУ СССР, через два года получивший звание старшего майора ГБ и через пять лет расстрелянный в ходе Большого террора 1937-1938 гг.) и работник краевой прокуратуры Запсибкрая РСФСР Курдов (судьба которго неизвестна).
Упоминаемые комендантом Цепковым "повстанцы с Парбигской комендатуры"- приговоренные к ссылке в результате известного в узких кругах специалистов Чаинского восстания спецпереселенцев 1931 г., одного из самых крупных в системе спецпоселков за всю историю их существования. Справка С.А.Красильникова о мятеже в Парбигской комендатуре СИБЛАГа:" Восстание вспыхнуло в Парбигской комендатуре - самой крупной по численности (33 тыс. чел. по данным на лето 1931 г.) среди 15-ти т.н. «северных» комендатур .СибЛАГа и расположенной в бассейне реки Чая (приток Оби). Ядром восстания стал 7-й участок комендатуры, где размещалось высланное из районов Кузбасса и Алтая крестьянство. Из документов официального расследования можно судить о том, что толчком для выступления стало недовольство крестьян снабжением продовольствием: первые, названные позднее чекистами «полулегальными», собрания «кулаков Ленинского района» обсуждали вопрос «о посылке делегации в Край с ходатайством о прибавке пайка спецпереселенцам». В течение июля ситуация продолжала ухудшаться, и крестьяне решились па открытое выступление против властей. Восстание, начавшееся 29 июля захватом одной из поселковых комендатур, продолжалось пять дней и завершилось 2 августа 1931 г. окружением и уничтожением основных сил восставших сводными отрядами милиции, ОГПУ и местных активистов. Масштабы восстания оценивались по-разному: в партийных документах Чаинского РК ВКП(б) называлась цифра 1500 - 2000 чел., в уголовном деле фигурировала цифра в 1000 чел. В материалах следствия указаны цифры потерь с обеих сторон: восставшие потеряли убитыми более 100 чел., аресту подверглись около 140 «активных участников восстания»; потери карательных органов - 4 чел. убиты и 3 чел. ранены. Обвинительное заключение по делу о «кулацко-бандитском вооруженном восстании» было составлено 29 сентября 1931 г., в 27 октября особая тройка ПП ОГПУ по Западно-Сибирскому краю приговорила 54 обвиняемых к различны срокам заключения (от Зх до 10ти лет) в исправительно-трудовых лагерях, остальные - около 80 чел. были приговорены к ссылке и в массе своей отправлены вместе с семьями в штрафную, Алексапдро-Ваховскую комендатуру СибЛАГа (см.: Малков А. Восстание // Красное Знамя (Томск), 1990, 31 марта, 1 апреля). Следует отметить, что положение спецпереселенцев в спецкомендатурах Чаинского района и после подавления восстания оставалось критическим, о чем информировал крайком партии секретарь райкома А. Осипов в своем письме от 22 сентября 1931 г., в частности, отмечавший: «В Чаинском районе в комендатуре, где недавно было кулацкое восстание, чрезвычайно напряженное положение с продовольствием. 36000 кулаков и кулачат голодают, с 15 по 19 сентября им давали но 100 гр. на семью, с 19 сентября совершенно прекратили выдачу хлеба, т.к. на складах комендатур совершенно нет хлеба... Во избежание голодного бунта (очень невыгодно нам - хуже восстания политические) мы настаиваем категорически о помощи нам в заброске продовольствия этим кулакам». (ГАНО. Ф. Р-47 Оп. 5. Д. 151. Л. 313. (Прим. С.Л.Красильникова.)"
Для удобства стенограмма разделена на несколько частей. Представленные сканы в интернете еще никогда публиковались.
Стенограмма заседания комиссии крайкома партии по расследованию причин назинской трагедии [Не позднее 31 октября 1933 г.] Допрос коменданта Александро-Ваховской штрафной комендатуры Д.А. Цепкова. Часть I.
Тов. ЦЕПКОВ - член партии с 1924 года. По социальному положению крестьянин. Хозяйство было бедняцкое. Жил в Болотнинском районе, Карасевском сельсовете. В данное время осталась жена. Отец и мать умерли здесь же в Болотном.
Когда я в [19]19 году вернулся из германского плена [ра]ботал председателем Сельревкома, сельсовета, затем работал в Болотнин¬ском райисполкоме, был членом Омского Уисполкома, председателем райисполкома.
На комендантской работе с 15 мая 1931 года. Я [орга]низовал Александро-Ваховскую комендатуру, знаком с усло[виями] работы. В качестве коменданта проработал более 2-х лет.
О том, что прибудут новые контингенты в количестве 25 тысяч человек, в комендатуре была получена радиот[елеграм]ма за подписью т. Алексеева в феврале месяце. Эту директиву нужно было согласовать с партийными организациями, поставить их в известность. Прежде всего я обратился к райуполномоченному т. Семерневу. Мы с ним обсудили это дело и затем пр[...]: доложить на Бюро партийного комитета, где была избрана пятерка под моим председательством для подыскания места. Эта пятерка должна была заняться руководством предполагаемого расселения. В эту комиссию вошел райуполномоченный т. Семернев, заведующий спецконторой (снабжение спецпереселенцев [в этот] момент находилось в ведении спец-управления Сибкрайсоюза) т. Слинкин, заведующий Александровской конторой кустпромсоюза т. Кузнецов и заведующий РайЗО т. Волков. Мы предварительно подсчитали, где в каких местах мы должны были расселить предварительно новые контингенты. Надо сказать, что двое из вошедших в комиссию, а именно т. Волков и Слинкин - местные уроженцы Александровского района, они великолепно знали все места, ибо, как охотники, исходили всю тайгу.
Мы на другой же день созвали совещание и наметили, где по каким речкам имеются свободные места для расселения. Свои результаты мы доложили Бюро, которое с нами согласилось. Мы предложили места для расселения, с указанием где и какое количество можно расселить. Точно я сейчас не могу перечислить, какие места, но примерно на притоке Пани, затем по Панковскому пасолу, затем допереселить старые поселки, поселить на Анвай (речка), на Аенкином, Хохлянском пасыне. Прошло свыше 27 тысяч, тогда как в радиограмме говорилось, что для максимального использования, не ограничивайтесь контрольной цифрой, которая дана. Мы подсчитали, что на 20 с лишним тысяч человек места хватит.
ВОПРОС - В этот план, который Вы представили в Бюро рай-кома[,] была включена Назина [?]
ЦЕПКОВ - Речку Назина мы имели ввиду, но не включали.
[ВОПРОС] - Почему?
ЦЕПКОВ - Мы с т. Семерневым настаивали на включении, но местные работники и вообще все бюро было против, потому что там были богатейшие рыбные промыслы, особенно в весеннее время и, с включением ее, район лишился бы богатейших рыбных промыслов. Нас заверяли, что там места неудобные, что мы там сорвем рыбную ловлю колхозов и т.д. Но потом в комендатуре была получена радиограмма за подписью т. Долгих, в которой говорилось: "по[д]ыскать еще место для расселения до 2 тысяч штрафников". Причем говорилось, что это место должно быть вдали от населенных пунктов и чтобы условия жизни и работы там должны быть значительно тяжелее. В виду того, что Назинская речка окружена почти с трех сторон большими болотами и был лагер[ь] Райитра, который добывал там клепку, мы решили с т. Семерневым, что лучшего места для организации штраф[ной] колонии нам во всем районе не найти. мы остановились на этом месте, так как там по тем рассказам, которые перед[ают] нам охотники и старожилы, имеется одна перемычка, где можно поставить охрану и никто не убежит. У Райитра остались ба-раки, от устья на расстоянии 58-60 клм. Об этом [мы] поставили в известность руководителей районных организаций, но официально мы нигде не ставили этого вопроса.
ВОПРОС - [Вы] решили вдвоем с Семерневым?
ЦЕПКОВ - Да. Поставили в известность [район]ные организа¬ции, но в официальном порядке нигде не ста[вили]. Никто не возражал против этого[,] и я сообщил Управлению Сиблага о том, что места найдены на Назинской речке, окружены болотом, в 90 клм от населенных пунктов.
ВОПРОС - Вы им[ели] ввиду Райитровские места?
ЦЕПКОВ - Нет[,] я не предполагал Райитровские места, но дело в том, что с момента организации Александро-Ваховской комендатуры, даже в 1931 году, считалась штрафной комендатурой и туда посылали штрафников. Когда [я] получил эту радиотелеграмму, я и предполагал, что таких штрафников будут посылать, причем пошлют не сразу, а постепенно, как в 1931 году, когда мне посылали по 2<0?> семей, потом послали повстанцев семей около 80 или 100. Я предполагал, что таких же штрафников пошлют и сейчас <и мы> их поселим туда.
Я предполагал постепенно принимать их на перевалочной базе, которую строил на Акасомском приемном пункте, а потом по мере поступления переправлять в этот поселок, еще дальше Райитровского поселка потому, что Райитровские постройки мною от имени комендатуры еще не были приобретены. Я предполагал поселить их к 1- му залому.
ВОПРОС - У первого залома были постройки[?]
ЦЕПКОВ - Нет. В 1931 году никаких построек не было, приехали переселенцы - бывшие кулаки, они строили сами. Я предполагал, что и сейчас идут семейные люди, а не одиночки. Оказалось, что послали таких, которые были совершенно без рубашки, без штанов, одним словом не имели ничего.
Я сказал, что для проверки намеченных мест была организована комиссия, был дан представитель Райисполкома, землеустроители. Я мог выделить только одного поселкового коменданта, так как Александро-Ваховская комендатура была очень маленькая, у меня не было помощника, а был только один поселковый комендант. К тому же в этот момент меня вызвали сюда в Новосибирск на съезд. Я направил комиссию для обследования этих мест для расселения, а сам поехал сюда.
Здесь во время съезда было проведено специальное совещание в кабинете т. Горшкова, который посвятил участников съезда в то, что предстоят операции и что в этом году предстоит большое уселение новых контингентов. Я сразу же на заседании поставил вопрос, что комендатура своими силами в должной степени подготовит[ь]ся к приему новых контингентов не будет в состоянии, так как в комендатуре к тому времени было всего около 3 тысяч едоков. Комендатура была очень мизерна и[,] кроме того[,] более трех четвертей этого населения комендатуре было передано по договору Рыбтресту, законтрактовано Рыбтрестом[,] и я располагал очень незначительными силами. При том надо иметь ввиду, что из остатков были организованы неуставные артели, которые разваливать нельзя и большинство работало по договору с Кустпромом, поэтому снимать людей для подготовки и производства нового строительства, заготовки лесоматериалов я не мог. Я категорически настаивал, чтобы мне дали рабочую силу. Т. Горшков обещал, велел записать эту историю. Потом перед отъездом, когда съезд уже кончился, было проведено вторичное совещание в кабинете т. Долгих, где я вторично настаивал, что вся работа у нам пойдет насмарку, если мне не [д]адут еще людей. Т. Горшков говорил, что для строительства в некоторые комендатуры будут отправлены одиночки еще зимним путем. Я настаивал, чтобы этих одиночек прислали и мне. Мне обещали, но в конце концов ничего не было сделано. Совещание это было в марте месяце.
Перед моим отъездом на съезд я получил радиограмму о том, чтобы построить лодки для перевозки людей и грузов, причем рекомендовалось войти в соглашение с местным Кустпромсоюзом. Я поговорил с заведующим, но он определенно ничего мне не сказал, а тут отозвали меня. Я своему заместителю дал строгое распоряжение, чтобы он сейчас же не теряя ни минуты заключил договор и приступил к постройке лодок. В поездке на съезд я пробыл ровно месяц. Когда вернулся, то узнал, что договор на постройку лодок заключен, но к их постройке еще не приступили. Почему? Да вот, видите ли, Кустпромсоюз не имеет продовольствия, а работников мастеров, которые бы строили лодки, отказывается кормить и Райснаб[,] и спецконтора, они перепираются между собой, а работа стоит. Когда я приехал, узнал об этом деле, я взял ответственность на себя и сказал заведующему спецконторой, чтобы он выделил продукты. Два члена пятерки грызлись между собой: один требовал продовольствия, а другой не давал, тогда как оба несли ответственность за это дело.
Благодаря такому положению флот для передвижения не был готов своевременно, ибо в этом деле был упущен целый месяц.
После моего возвращения обследовательская комиссия рассмотрела эти участки на карте, два члена этой комиссии, местные уроженцы, признали эти участки подходящими для расселения, но сказать это твердо комиссия не могла, так как была зима, все было покрыто снегом и может быть, где[-]нибудь было болото. Когда докладывали на бюро Райкома, то меня и т. Волкова - зав. РайЗО обязали, когда сойдет снег, обследовать вторично эти места, чтобы не попасть впросак.
Хотя я и не имел людей в достаточном количестве для строительства, все же я снял для этой работы максимальное количество и отправил для заготовки леса для постройки Акасомской базы и развил строительство в Александрово - потому, что большинство новых контингентов мы должны были принять в самом Александрово. Здесь мы приступили к постройке хлебопекарни, склада, а для Акасомской перевалочной базы стали заготовлять лес у верховьев, предполагая сплавить его следом за льдом. К этому времени я на поселке Калачинском купил часть постройки от Райитра, но не на Назинской речке, где у них были отдельные бараки и где была куплена хлебопекарня, баня и постройки. К этому времени я получил распоряжение от Управления Сиблага о том, что бросается 15 тысяч человек, <...> указывалось[,] какое количество и в какие места расселяется.
В апреле месяце я получил радиограмму из Управления Сиблага о том, что новые контингенты прибудут с Иртыша. Утверждалось, что высылается 15 тысяч и что с моим планом по расселению, количеству высадки, на какой пристани, Управление Сиблага согласилось. В конце апреля я опять получил радиограмму за подписью т. Долгих о том, что в комендатуру пересылается 15 тысяч человек, что эти люди прибудут в [конце] июня месяца из города Омска на Лихтерах Комсеверопути, людей мне не пришлют, так как к этому времени я получил приказ из Управления Сиблага, что в такие-то комендатуры направляются одиночки, а Александро-Ваховская комендатуры людей не получает. Я решил, что до конца июня Управление Сиблага послать людей не может, так как великолепно знает, что у меня для строительства людей не достаточно (а я регулярно давал сведения о том, как у меня плохо шло строительство, как шла подготовка; писал, что заготовкой леса не занимаемся потому, что нет людей). Я решил, что люди прибудут в конце июня месяца, что я половину июня могу употребить на то, чтобы подготовить базы и кое[-]что может быть сделано на поселках. Никогда я не имел представления о том, что придут такие же контингенты, какие прибывали и в 1931 году. Для примера скажу, что в 1931 году прислали повстанцев с <Парбигской?> комендатуры. Я спешно старался закончить бараки, работал день и ночь, а эти прибывшие давай самовольно строить себе землянки. Я запрещал это делать, а утром встанешь, смотришь несколько землянок уже есть. В конце концов настроили целый поселок этих землянок. В результате мы сами вышли из положения потому, что отправлять их на поселки нельзя было, так как они принесли с собой тиф, с которым нам пришлось бороться почти полгода.
В конце апреля месяца я сделал разн[а]рядку спецконторе о том, куда, какое количество забросить из имеющегося у нас на складе продовольствия и строительного инструмента, так как в этот момент комендатура снабжением не занималась. Правда, на съезде нам ска¬зали, что со временем комендатуры примут на себя все, но пока это держалось в тайне, так как на съезде нам строго было приказано не открывать этого дела по известным соображениям. Этого мы ждали с часу на час.
3-го мая я получил радиограмму о том, что необходимо немедленно приступить к приемке всех ценностей аппарата спецконторы. Нужно было принять весь базисный склад, весь аппарат и ларьки на местах. Аппарат спецконторы был не большой. По директивам отсюда заведующий спецконторой, бухгалтер и счетовод как раз вошли в ликвидком, а спецконтора передала одного статистика, помощника заведующего] и ларешников. таким образом, из снабженческого аппарат я почти ничего не получил потому, что заведывающий и счетные работники оказались в ликвидкоме. направить дело снабжения было совершенно некому. У меня был один бухгалтер, он как раз в это время лежал в больнице в течение 2-х месяцев. Так[им образом,] у меня в комендатуре некому было работать по отделу снабжения. Принять в этот момент что[-]либо было нельзя потому, что была самая глубокая распутица.
2- го мая была первая подвижка льда на Оби, а дороги по всему Александровскому району вы видели какие. Обласок и все - сел и поехал. У меня еще сейчас не сошли мозоли. Лихтеров не было, несмотря на то, что я об этом просил настоятельно. Если надо попасть в поселок за 100-150 клм, так садишься на обласок и махаешь. Так что средства связи были плохие. Забросить в этом момент продукты мы не могли, потому что, повторяю, была полная распутица.
И так 2-го мая была первая подвижка льда. 5-го мая я получил радиограмму, что в комендатуру направляются деклассированные, что направляются люди для расселения в места, выбранные для штрафников. Я думал, неужели люди спятили с ума, у нас еще река не очистилась от льда, только первая подвижка, потом через день вторая подвижка, тут радиограмма. Одновременно получаю от Томского коменданта пересыльного пункта т. Кузнецова телеграмму о том, что оттуда направляется 3500 человек деклассированных, а когда направляются, он не писал, только запросил, до какой пристани направить. Я чуть с ума не сошел, так как у нас ведь еще ничего не было и меня заверяли дважды о том, что люди прибудут с Омска, с Иртыша в конце июня месяца. А тут еще лед не прошел, неужели же люди приду на льду[,] и мне придется их хватать со льда. Я пошел к Семерневу. Давай, говорит, поставим на бюро, что делать. Народ придется принимать. там прочитали телеграмму и начались разговоры, что деклассированные разорят у нас все колхозы, всех наших туземцев-остяков уничтожат. Районный комитет забил тревогу, что ни в коем случае мы не разрешим высаживать в этих местах. 5-го мая, правда, не на бюро, так как полностью бюро собрать было нельзя, а на совещании при орготделе под председательством т. Власова было вынесено постановление: Высадить на острове около деревни Пролетарка и оттуда уже отправлять их в намеченные места. На этом совещании присутствовал Семернев, который говорил, что писать об этом ничего не надо, что это дело коменданта, бюро этим делом заниматься не надо, что комендант за это дело отвечает, он должен высадить и т.д. тем не менее мне заявили, что я должен высадить здесь, а не где[-]либо, иначе "ты разоришь весь район и вся коллективизация пойдет насмарку[,] всех остяков мы угробим". Как коммунист я должен был подчиниться бюро. Моя вина здесь только в том, что я не сигнализировал об этом сюда. Кузнецову я после этого телеграфировал о том, чтобы людей направляли до пристани Верхневартовской. Но я в этой телеграмме писал ему, чтобы он предварительно перед отправкой людей сообщил, когда он их отправляет, чтобы я имел возможность в должной степени подготовить их встречу.
В ночь с 12 на 13-е у села Александрова Обь очистилась ото льда (12 вечером мы еще могли переходить по льду на [ту] сторону). Сра¬зу же за льдом пришел пароход Карл Либкнехт. Он думал пойти ниже, но так как в километрах 3-х от Александрова получился затор, он вернулся. Мы хотели подготовить часть материалов, часть продуктов, отправить с этим пароходом, а заблаговременно подвести их мы не могли, так как не знали, в каком месте пароход пристанет, ибо весной он пристает в зависимости от уровня воды. Но мы решили, что пока он сходит в Нижне-Вартовск, мы с базы доставим часть продуктов, часть строительных материалов и все[-]таки пошлем их. Но успели мы привезти только один раз[,] смотрим пароход уже заворотился, так как подойти было нельзя, моментально забрал сколько было пассажиров, погрузил часть на <...> базу, часть на Верх- Панинскую базу, причем помощника заведующего] я посылал в Верхне-Панинскую базу для того, чтобы подготовить там. Он так и писал, что Верхне-Панинская база временная база потому, что там можно производить операции только до конца ию[ня], ибо истоки там к этому времени мелеют. Я решил, что главную массу я должен принять к этому времени в Александрово, база была готова на 90 %, имелись - хлебопекарня, баня. Когда услышали о деклассированных, так начались разговоры: "Ну куда там за тысячу километров повезешь - высаживай на ост[рове]".
Таким образом мы могли направить с пароходом только часть. 15 мая в 5 часов вечера я получил радиограмму [от] Кузнецова о том, что 14 мая в 9 часов утра с пароходом [на]правлено 2 баржи - караван с 4900 человек деклассированных.
<...>
Продолжение следует.
Источник: Государственный архив Новосибирской области.Ф.П-7.оп.1.Д.626.Л.1-14. Впервые опубликовано: Назинская трагедия. Серия: Из истории земли Томской. Документальное научное издание. Томск: Изд-во «Водолей», 2002. 220 с. (11,7 п.л.). Составитель д.и.н. С.А.Красильников.
Этим постом открываю целую серию материалов, представляющих из себя протоколы допросов сотрудников СИБЛАГа ОГПУ всех уровней административной иерархии ( начиная от комендантов Александро-Ваховской комендатуры Д.А. Цепкова и Томской пересыльной комендатуры Г.М.Кузнецова, заканчивая начальником Сибирского ИТЛ А.Горшкова) во время следствия по Назинской трагедии, проводившегося в сентябре и октябре 1933 г уже не раз упоминавшеся краевой комиссией Ковалева совместно с присланными из Москвы оперуполномченными ГУЛАГа и ОГПУ. Материал во многих отношениях уникальный ( и огромное спасибо С.А.Красильникову с коллегами за выявление и введение его в научный оборот), поскольку аналогов подобных источников до сих пор известно очень немного.
Стенограмма допроса позволяет услышать реальные голоса работников пенитенциарной системы образца 1933 г. с их достаточно специфическим мировоззрением и интерпретациями произошедшей катастрофы на острове Назино. Именно этой перспективы очень часто не хватает исследователям для составления более полной картины. Традиционно, если мы говорим о нарративных истчониках, историки работают с мемуарами заключенных.
ВОХР, административные служащие лагерей и спецпоселков, чекисты-лагерники по понятным причинам практически не оставили никаких нарративных/эпистолярных источников или воспоминаний (за редчайшим исключением вроде дневника И.Чистякова (командира взвода ВОХР в Бамлаге), мемуаров Ф.Мочульского (начальника лагпункта в Учхтпечлаге) или А.Наринского (высокопоставленного сотрудника финотдела ГУЛАГа НКВД СССР)).
Тем ценнее представленная ниже перспекктива работников СИБЛАГа. Хронологически, первым был допрошен комендант Александро-Ваховской комендатуры Цепков, отвечавший за прием и расселение "деклассированного элемента" весной 1933 г., в юрисдикции которого и находился злополучный остров Назино. Именно Цепкова и нескольких рядовых работников низшего административного звена сделали главными "козлами отпущения" по итогу расследования. Соответственно, интересно ознакомиться с его точкой зрения на произошедшее . По показаниям Цепкова очевидна паническая и хаотичная атмосфера тотальной несолгасованности всех звеньев аппарата СИБЛАГа во время проведения массовой депортации "деклассированных", которая явственно проступает и из альтернативных документальных материалов.
Попеременно допрос Цепкова ведут довольно высокие чины ОГПУ и прокуратуры (которые вряд ли бы заехали в такую даль без письма Величко): Вдалимир Дмитриевич Фельдман, особоуполномоченный при коллегии ОГПУ СССР, через два года получивший звание старшего майора ГБ и через пять лет расстрелянный в ходе Большого террора 1937-1938 гг.) и работник краевой прокуратуры Запсибкрая РСФСР Курдов (судьба которго неизвестна).
Упоминаемые комендантом Цепковым "повстанцы с Парбигской комендатуры"- приговоренные к ссылке в результате известного в узких кругах специалистов Чаинского восстания спецпереселенцев 1931 г., одного из самых крупных в системе спецпоселков за всю историю их существования. Справка С.А.Красильникова о мятеже в Парбигской комендатуре СИБЛАГа:" Восстание вспыхнуло в Парбигской комендатуре - самой крупной по численности (33 тыс. чел. по данным на лето 1931 г.) среди 15-ти т.н. «северных» комендатур .СибЛАГа и расположенной в бассейне реки Чая (приток Оби). Ядром восстания стал 7-й участок комендатуры, где размещалось высланное из районов Кузбасса и Алтая крестьянство. Из документов официального расследования можно судить о том, что толчком для выступления стало недовольство крестьян снабжением продовольствием: первые, названные позднее чекистами «полулегальными», собрания «кулаков Ленинского района» обсуждали вопрос «о посылке делегации в Край с ходатайством о прибавке пайка спецпереселенцам». В течение июля ситуация продолжала ухудшаться, и крестьяне решились па открытое выступление против властей. Восстание, начавшееся 29 июля захватом одной из поселковых комендатур, продолжалось пять дней и завершилось 2 августа 1931 г. окружением и уничтожением основных сил восставших сводными отрядами милиции, ОГПУ и местных активистов. Масштабы восстания оценивались по-разному: в партийных документах Чаинского РК ВКП(б) называлась цифра 1500 - 2000 чел., в уголовном деле фигурировала цифра в 1000 чел. В материалах следствия указаны цифры потерь с обеих сторон: восставшие потеряли убитыми более 100 чел., аресту подверглись около 140 «активных участников восстания»; потери карательных органов - 4 чел. убиты и 3 чел. ранены. Обвинительное заключение по делу о «кулацко-бандитском вооруженном восстании» было составлено 29 сентября 1931 г., в 27 октября особая тройка ПП ОГПУ по Западно-Сибирскому краю приговорила 54 обвиняемых к различны срокам заключения (от Зх до 10ти лет) в исправительно-трудовых лагерях, остальные - около 80 чел. были приговорены к ссылке и в массе своей отправлены вместе с семьями в штрафную, Алексапдро-Ваховскую комендатуру СибЛАГа (см.: Малков А. Восстание // Красное Знамя (Томск), 1990, 31 марта, 1 апреля). Следует отметить, что положение спецпереселенцев в спецкомендатурах Чаинского района и после подавления восстания оставалось критическим, о чем информировал крайком партии секретарь райкома А. Осипов в своем письме от 22 сентября 1931 г., в частности, отмечавший: «В Чаинском районе в комендатуре, где недавно было кулацкое восстание, чрезвычайно напряженное положение с продовольствием. 36000 кулаков и кулачат голодают, с 15 по 19 сентября им давали но 100 гр. на семью, с 19 сентября совершенно прекратили выдачу хлеба, т.к. на складах комендатур совершенно нет хлеба... Во избежание голодного бунта (очень невыгодно нам - хуже восстания политические) мы настаиваем категорически о помощи нам в заброске продовольствия этим кулакам». (ГАНО. Ф. Р-47 Оп. 5. Д. 151. Л. 313. (Прим. С.Л.Красильникова.)"
Для удобства стенограмма разделена на несколько частей. Представленные сканы в интернете еще никогда публиковались.
Стенограмма заседания комиссии крайкома партии по расследованию причин назинской трагедии [Не позднее 31 октября 1933 г.] Допрос коменданта Александро-Ваховской штрафной комендатуры Д.А. Цепкова. Часть I.
Тов. ЦЕПКОВ - член партии с 1924 года. По социальному положению крестьянин. Хозяйство было бедняцкое. Жил в Болотнинском районе, Карасевском сельсовете. В данное время осталась жена. Отец и мать умерли здесь же в Болотном.
Когда я в [19]19 году вернулся из германского плена [ра]ботал председателем Сельревкома, сельсовета, затем работал в Болотнин¬ском райисполкоме, был членом Омского Уисполкома, председателем райисполкома.
На комендантской работе с 15 мая 1931 года. Я [орга]низовал Александро-Ваховскую комендатуру, знаком с усло[виями] работы. В качестве коменданта проработал более 2-х лет.
О том, что прибудут новые контингенты в количестве 25 тысяч человек, в комендатуре была получена радиот[елеграм]ма за подписью т. Алексеева в феврале месяце. Эту директиву нужно было согласовать с партийными организациями, поставить их в известность. Прежде всего я обратился к райуполномоченному т. Семерневу. Мы с ним обсудили это дело и затем пр[...]: доложить на Бюро партийного комитета, где была избрана пятерка под моим председательством для подыскания места. Эта пятерка должна была заняться руководством предполагаемого расселения. В эту комиссию вошел райуполномоченный т. Семернев, заведующий спецконторой (снабжение спецпереселенцев [в этот] момент находилось в ведении спец-управления Сибкрайсоюза) т. Слинкин, заведующий Александровской конторой кустпромсоюза т. Кузнецов и заведующий РайЗО т. Волков. Мы предварительно подсчитали, где в каких местах мы должны были расселить предварительно новые контингенты. Надо сказать, что двое из вошедших в комиссию, а именно т. Волков и Слинкин - местные уроженцы Александровского района, они великолепно знали все места, ибо, как охотники, исходили всю тайгу.
Мы на другой же день созвали совещание и наметили, где по каким речкам имеются свободные места для расселения. Свои результаты мы доложили Бюро, которое с нами согласилось. Мы предложили места для расселения, с указанием где и какое количество можно расселить. Точно я сейчас не могу перечислить, какие места, но примерно на притоке Пани, затем по Панковскому пасолу, затем допереселить старые поселки, поселить на Анвай (речка), на Аенкином, Хохлянском пасыне. Прошло свыше 27 тысяч, тогда как в радиограмме говорилось, что для максимального использования, не ограничивайтесь контрольной цифрой, которая дана. Мы подсчитали, что на 20 с лишним тысяч человек места хватит.
ВОПРОС - В этот план, который Вы представили в Бюро рай-кома[,] была включена Назина [?]
ЦЕПКОВ - Речку Назина мы имели ввиду, но не включали.
[ВОПРОС] - Почему?
ЦЕПКОВ - Мы с т. Семерневым настаивали на включении, но местные работники и вообще все бюро было против, потому что там были богатейшие рыбные промыслы, особенно в весеннее время и, с включением ее, район лишился бы богатейших рыбных промыслов. Нас заверяли, что там места неудобные, что мы там сорвем рыбную ловлю колхозов и т.д. Но потом в комендатуре была получена радиограмма за подписью т. Долгих, в которой говорилось: "по[д]ыскать еще место для расселения до 2 тысяч штрафников". Причем говорилось, что это место должно быть вдали от населенных пунктов и чтобы условия жизни и работы там должны быть значительно тяжелее. В виду того, что Назинская речка окружена почти с трех сторон большими болотами и был лагер[ь] Райитра, который добывал там клепку, мы решили с т. Семерневым, что лучшего места для организации штраф[ной] колонии нам во всем районе не найти. мы остановились на этом месте, так как там по тем рассказам, которые перед[ают] нам охотники и старожилы, имеется одна перемычка, где можно поставить охрану и никто не убежит. У Райитра остались ба-раки, от устья на расстоянии 58-60 клм. Об этом [мы] поставили в известность руководителей районных организаций, но официально мы нигде не ставили этого вопроса.
ВОПРОС - [Вы] решили вдвоем с Семерневым?
ЦЕПКОВ - Да. Поставили в известность [район]ные организа¬ции, но в официальном порядке нигде не ста[вили]. Никто не возражал против этого[,] и я сообщил Управлению Сиблага о том, что места найдены на Назинской речке, окружены болотом, в 90 клм от населенных пунктов.
ВОПРОС - Вы им[ели] ввиду Райитровские места?
ЦЕПКОВ - Нет[,] я не предполагал Райитровские места, но дело в том, что с момента организации Александро-Ваховской комендатуры, даже в 1931 году, считалась штрафной комендатурой и туда посылали штрафников. Когда [я] получил эту радиотелеграмму, я и предполагал, что таких штрафников будут посылать, причем пошлют не сразу, а постепенно, как в 1931 году, когда мне посылали по 2<0?> семей, потом послали повстанцев семей около 80 или 100. Я предполагал, что таких же штрафников пошлют и сейчас <и мы> их поселим туда.
Я предполагал постепенно принимать их на перевалочной базе, которую строил на Акасомском приемном пункте, а потом по мере поступления переправлять в этот поселок, еще дальше Райитровского поселка потому, что Райитровские постройки мною от имени комендатуры еще не были приобретены. Я предполагал поселить их к 1- му залому.
ВОПРОС - У первого залома были постройки[?]
ЦЕПКОВ - Нет. В 1931 году никаких построек не было, приехали переселенцы - бывшие кулаки, они строили сами. Я предполагал, что и сейчас идут семейные люди, а не одиночки. Оказалось, что послали таких, которые были совершенно без рубашки, без штанов, одним словом не имели ничего.
Я сказал, что для проверки намеченных мест была организована комиссия, был дан представитель Райисполкома, землеустроители. Я мог выделить только одного поселкового коменданта, так как Александро-Ваховская комендатура была очень маленькая, у меня не было помощника, а был только один поселковый комендант. К тому же в этот момент меня вызвали сюда в Новосибирск на съезд. Я направил комиссию для обследования этих мест для расселения, а сам поехал сюда.
Здесь во время съезда было проведено специальное совещание в кабинете т. Горшкова, который посвятил участников съезда в то, что предстоят операции и что в этом году предстоит большое уселение новых контингентов. Я сразу же на заседании поставил вопрос, что комендатура своими силами в должной степени подготовит[ь]ся к приему новых контингентов не будет в состоянии, так как в комендатуре к тому времени было всего около 3 тысяч едоков. Комендатура была очень мизерна и[,] кроме того[,] более трех четвертей этого населения комендатуре было передано по договору Рыбтресту, законтрактовано Рыбтрестом[,] и я располагал очень незначительными силами. При том надо иметь ввиду, что из остатков были организованы неуставные артели, которые разваливать нельзя и большинство работало по договору с Кустпромом, поэтому снимать людей для подготовки и производства нового строительства, заготовки лесоматериалов я не мог. Я категорически настаивал, чтобы мне дали рабочую силу. Т. Горшков обещал, велел записать эту историю. Потом перед отъездом, когда съезд уже кончился, было проведено вторичное совещание в кабинете т. Долгих, где я вторично настаивал, что вся работа у нам пойдет насмарку, если мне не [д]адут еще людей. Т. Горшков говорил, что для строительства в некоторые комендатуры будут отправлены одиночки еще зимним путем. Я настаивал, чтобы этих одиночек прислали и мне. Мне обещали, но в конце концов ничего не было сделано. Совещание это было в марте месяце.
Перед моим отъездом на съезд я получил радиограмму о том, чтобы построить лодки для перевозки людей и грузов, причем рекомендовалось войти в соглашение с местным Кустпромсоюзом. Я поговорил с заведующим, но он определенно ничего мне не сказал, а тут отозвали меня. Я своему заместителю дал строгое распоряжение, чтобы он сейчас же не теряя ни минуты заключил договор и приступил к постройке лодок. В поездке на съезд я пробыл ровно месяц. Когда вернулся, то узнал, что договор на постройку лодок заключен, но к их постройке еще не приступили. Почему? Да вот, видите ли, Кустпромсоюз не имеет продовольствия, а работников мастеров, которые бы строили лодки, отказывается кормить и Райснаб[,] и спецконтора, они перепираются между собой, а работа стоит. Когда я приехал, узнал об этом деле, я взял ответственность на себя и сказал заведующему спецконторой, чтобы он выделил продукты. Два члена пятерки грызлись между собой: один требовал продовольствия, а другой не давал, тогда как оба несли ответственность за это дело.
Благодаря такому положению флот для передвижения не был готов своевременно, ибо в этом деле был упущен целый месяц.
После моего возвращения обследовательская комиссия рассмотрела эти участки на карте, два члена этой комиссии, местные уроженцы, признали эти участки подходящими для расселения, но сказать это твердо комиссия не могла, так как была зима, все было покрыто снегом и может быть, где[-]нибудь было болото. Когда докладывали на бюро Райкома, то меня и т. Волкова - зав. РайЗО обязали, когда сойдет снег, обследовать вторично эти места, чтобы не попасть впросак.
Хотя я и не имел людей в достаточном количестве для строительства, все же я снял для этой работы максимальное количество и отправил для заготовки леса для постройки Акасомской базы и развил строительство в Александрово - потому, что большинство новых контингентов мы должны были принять в самом Александрово. Здесь мы приступили к постройке хлебопекарни, склада, а для Акасомской перевалочной базы стали заготовлять лес у верховьев, предполагая сплавить его следом за льдом. К этому времени я на поселке Калачинском купил часть постройки от Райитра, но не на Назинской речке, где у них были отдельные бараки и где была куплена хлебопекарня, баня и постройки. К этому времени я получил распоряжение от Управления Сиблага о том, что бросается 15 тысяч человек, <...> указывалось[,] какое количество и в какие места расселяется.
В апреле месяце я получил радиограмму из Управления Сиблага о том, что новые контингенты прибудут с Иртыша. Утверждалось, что высылается 15 тысяч и что с моим планом по расселению, количеству высадки, на какой пристани, Управление Сиблага согласилось. В конце апреля я опять получил радиограмму за подписью т. Долгих о том, что в комендатуру пересылается 15 тысяч человек, что эти люди прибудут в [конце] июня месяца из города Омска на Лихтерах Комсеверопути, людей мне не пришлют, так как к этому времени я получил приказ из Управления Сиблага, что в такие-то комендатуры направляются одиночки, а Александро-Ваховская комендатуры людей не получает. Я решил, что до конца июня Управление Сиблага послать людей не может, так как великолепно знает, что у меня для строительства людей не достаточно (а я регулярно давал сведения о том, как у меня плохо шло строительство, как шла подготовка; писал, что заготовкой леса не занимаемся потому, что нет людей). Я решил, что люди прибудут в конце июня месяца, что я половину июня могу употребить на то, чтобы подготовить базы и кое[-]что может быть сделано на поселках. Никогда я не имел представления о том, что придут такие же контингенты, какие прибывали и в 1931 году. Для примера скажу, что в 1931 году прислали повстанцев с <Парбигской?> комендатуры. Я спешно старался закончить бараки, работал день и ночь, а эти прибывшие давай самовольно строить себе землянки. Я запрещал это делать, а утром встанешь, смотришь несколько землянок уже есть. В конце концов настроили целый поселок этих землянок. В результате мы сами вышли из положения потому, что отправлять их на поселки нельзя было, так как они принесли с собой тиф, с которым нам пришлось бороться почти полгода.
В конце апреля месяца я сделал разн[а]рядку спецконторе о том, куда, какое количество забросить из имеющегося у нас на складе продовольствия и строительного инструмента, так как в этот момент комендатура снабжением не занималась. Правда, на съезде нам ска¬зали, что со временем комендатуры примут на себя все, но пока это держалось в тайне, так как на съезде нам строго было приказано не открывать этого дела по известным соображениям. Этого мы ждали с часу на час.
3-го мая я получил радиограмму о том, что необходимо немедленно приступить к приемке всех ценностей аппарата спецконторы. Нужно было принять весь базисный склад, весь аппарат и ларьки на местах. Аппарат спецконторы был не большой. По директивам отсюда заведующий спецконторой, бухгалтер и счетовод как раз вошли в ликвидком, а спецконтора передала одного статистика, помощника заведующего] и ларешников. таким образом, из снабженческого аппарат я почти ничего не получил потому, что заведывающий и счетные работники оказались в ликвидкоме. направить дело снабжения было совершенно некому. У меня был один бухгалтер, он как раз в это время лежал в больнице в течение 2-х месяцев. Так[им образом,] у меня в комендатуре некому было работать по отделу снабжения. Принять в этот момент что[-]либо было нельзя потому, что была самая глубокая распутица.
2- го мая была первая подвижка льда на Оби, а дороги по всему Александровскому району вы видели какие. Обласок и все - сел и поехал. У меня еще сейчас не сошли мозоли. Лихтеров не было, несмотря на то, что я об этом просил настоятельно. Если надо попасть в поселок за 100-150 клм, так садишься на обласок и махаешь. Так что средства связи были плохие. Забросить в этом момент продукты мы не могли, потому что, повторяю, была полная распутица.
И так 2-го мая была первая подвижка льда. 5-го мая я получил радиограмму, что в комендатуру направляются деклассированные, что направляются люди для расселения в места, выбранные для штрафников. Я думал, неужели люди спятили с ума, у нас еще река не очистилась от льда, только первая подвижка, потом через день вторая подвижка, тут радиограмма. Одновременно получаю от Томского коменданта пересыльного пункта т. Кузнецова телеграмму о том, что оттуда направляется 3500 человек деклассированных, а когда направляются, он не писал, только запросил, до какой пристани направить. Я чуть с ума не сошел, так как у нас ведь еще ничего не было и меня заверяли дважды о том, что люди прибудут с Омска, с Иртыша в конце июня месяца. А тут еще лед не прошел, неужели же люди приду на льду[,] и мне придется их хватать со льда. Я пошел к Семерневу. Давай, говорит, поставим на бюро, что делать. Народ придется принимать. там прочитали телеграмму и начались разговоры, что деклассированные разорят у нас все колхозы, всех наших туземцев-остяков уничтожат. Районный комитет забил тревогу, что ни в коем случае мы не разрешим высаживать в этих местах. 5-го мая, правда, не на бюро, так как полностью бюро собрать было нельзя, а на совещании при орготделе под председательством т. Власова было вынесено постановление: Высадить на острове около деревни Пролетарка и оттуда уже отправлять их в намеченные места. На этом совещании присутствовал Семернев, который говорил, что писать об этом ничего не надо, что это дело коменданта, бюро этим делом заниматься не надо, что комендант за это дело отвечает, он должен высадить и т.д. тем не менее мне заявили, что я должен высадить здесь, а не где[-]либо, иначе "ты разоришь весь район и вся коллективизация пойдет насмарку[,] всех остяков мы угробим". Как коммунист я должен был подчиниться бюро. Моя вина здесь только в том, что я не сигнализировал об этом сюда. Кузнецову я после этого телеграфировал о том, чтобы людей направляли до пристани Верхневартовской. Но я в этой телеграмме писал ему, чтобы он предварительно перед отправкой людей сообщил, когда он их отправляет, чтобы я имел возможность в должной степени подготовить их встречу.
В ночь с 12 на 13-е у села Александрова Обь очистилась ото льда (12 вечером мы еще могли переходить по льду на [ту] сторону). Сра¬зу же за льдом пришел пароход Карл Либкнехт. Он думал пойти ниже, но так как в километрах 3-х от Александрова получился затор, он вернулся. Мы хотели подготовить часть материалов, часть продуктов, отправить с этим пароходом, а заблаговременно подвести их мы не могли, так как не знали, в каком месте пароход пристанет, ибо весной он пристает в зависимости от уровня воды. Но мы решили, что пока он сходит в Нижне-Вартовск, мы с базы доставим часть продуктов, часть строительных материалов и все[-]таки пошлем их. Но успели мы привезти только один раз[,] смотрим пароход уже заворотился, так как подойти было нельзя, моментально забрал сколько было пассажиров, погрузил часть на <...> базу, часть на Верх- Панинскую базу, причем помощника заведующего] я посылал в Верхне-Панинскую базу для того, чтобы подготовить там. Он так и писал, что Верхне-Панинская база временная база потому, что там можно производить операции только до конца ию[ня], ибо истоки там к этому времени мелеют. Я решил, что главную массу я должен принять к этому времени в Александрово, база была готова на 90 %, имелись - хлебопекарня, баня. Когда услышали о деклассированных, так начались разговоры: "Ну куда там за тысячу километров повезешь - высаживай на ост[рове]".
Таким образом мы могли направить с пароходом только часть. 15 мая в 5 часов вечера я получил радиограмму [от] Кузнецова о том, что 14 мая в 9 часов утра с пароходом [на]правлено 2 баржи - караван с 4900 человек деклассированных.
<...>
Продолжение следует.
Источник: Государственный архив Новосибирской области.Ф.П-7.оп.1.Д.626.Л.1-14. Впервые опубликовано: Назинская трагедия. Серия: Из истории земли Томской. Документальное научное издание. Томск: Изд-во «Водолей», 2002. 220 с. (11,7 п.л.). Составитель д.и.н. С.А.Красильников.