Перекличка Рембо - Маяковский -Бродский, на мой взгляд, чрезвычайно интересна. Всем троим свойственна открытая поэтическая стихия, лишенная манерности математическая логика, местами доведенная до абсурда и тем прекрасная. Но это на мой дилетантский взгляд. А по мнению серьезных исследователей, наиболее близким Бродскому по типам рифм оказывается именно Маяковский ! (Гаспаров М. Л. Рифма Бродского. - В его кн.: «Избранные статьи». М., 1995, стр. 83 - 92).
Очень мне понравилась одна цитата из путевых заметок Бродского (по-моему 1978г) о Бразилии: «Рио порождает ощущение полного бегства от действительности -- как мы ее привыкли себе представлять. Всю эту неделю я чувствовал себя, как бывший нацист или Артюр Рембо: все позади -- и все позволено».
Беглец-Рембо. Вынужденный беглец Бродский, в полной мере ощутивший то же самое в конце жизни, в Венеции. Беглец-самоубийца Маяковский.
Ко всем троим без сомнения можно применить формулировку «признанный, но так и непонятый поэт». В биографиях Маяковского и Рембо до сих пор зияют пустоты. Биография Бродского, «сделанная», по-мнению А.Ахматовой, также создает ощущение недостоверности, фрагментарности, искусственности. Интересна и еще одна деталь: стихотворение Маяковского “Разговор с фининспектором...” было написано в 1926 году. А почти сорок лет спустя, в 1964 году, состоялся суд над Бродским. Государство обвиняло поэта в тунеядстве. Вот фрагмент из стенограммы этого суда: “Судья. Гражданин Бродский, с 1956 года вы переменили 13 мест работы. Вы работали на заводе год, а потом полгода не работали. Летом были в геологической партии, а потом 4 месяца не работали... (перечисляются места работы и следовавшие за этим перерывы). Объясните суду, почему вы в перерывах не работали и вели паразитический образ жизни? Бродский. Я в перерывах работал. Я занимался тем, чем занимаюсь и сейчас: я писал стихи. [...] Судья. Лучше, Бродский, объясните суду, почему вы в перерывах между работами не трудились? Бродский. Я работал Я писал стихи. Судья. Но это не мешало вам трудиться. Бродский. А я трудился. Я писал стихи.
Здесь в самую пору вспомнить утверждение Маяковского и его “Разговор с фининспектором о поэзии”: “Труд мой любому труду родствен”. В своём эстетическом нигилизме Бродский до странности похож на своего антипода Маяковского, который много раньше призвал писать грубо и зримо, презирать “этику, эстетику и прочую чепуху”. Издевался над поэтом, который “дундуделил виолончелью” про красоту природы (чего так не переносите Вы, уважаемый valkam). Впрочем, Маяковский обещал, что в светлом грядущем, когда уберут грязь, он станет писать о розах. Бродский ничего не обещает. Маяковский хотел сломать старый мир вместе с его религией, этикой и эстетикой. Бродский принял этот обезображенный мир как данность. В глазах Маяковского сияет коммунистическая утопия. Бродскому, как и Рембо, противны все утопии.
Всем троим свойственна открытая поэтическая стихия, лишенная манерности математическая логика, местами доведенная до абсурда и тем прекрасная. Но это на мой дилетантский взгляд. А по мнению серьезных исследователей, наиболее близким Бродскому по типам рифм оказывается именно Маяковский ! (Гаспаров М. Л. Рифма Бродского. - В его кн.: «Избранные статьи». М., 1995, стр. 83 - 92).
Очень мне понравилась одна цитата из путевых заметок Бродского (по-моему 1978г) о Бразилии:
«Рио порождает ощущение полного бегства от действительности -- как мы ее привыкли себе представлять. Всю эту неделю я чувствовал себя, как бывший нацист или Артюр Рембо: все
позади -- и все позволено».
Беглец-Рембо. Вынужденный беглец Бродский, в полной мере ощутивший то же самое в конце жизни, в Венеции. Беглец-самоубийца Маяковский.
Ко всем троим без сомнения можно применить формулировку «признанный, но так и непонятый поэт». В биографиях Маяковского и Рембо до сих пор зияют пустоты. Биография Бродского, «сделанная», по-мнению А.Ахматовой, также создает ощущение недостоверности, фрагментарности, искусственности.
Интересна и еще одна деталь: стихотворение Маяковского “Разговор с фининспектором...” было написано в 1926 году. А почти сорок лет спустя, в 1964 году, состоялся суд над Бродским. Государство обвиняло поэта в тунеядстве. Вот фрагмент из стенограммы этого суда:
“Судья. Гражданин Бродский, с 1956 года вы переменили 13 мест работы. Вы работали на заводе год, а потом полгода не работали. Летом были в геологической партии, а потом 4 месяца не работали... (перечисляются места работы и следовавшие за этим перерывы). Объясните суду, почему вы в перерывах не работали и вели паразитический образ жизни?
Бродский. Я в перерывах работал. Я занимался тем, чем занимаюсь и сейчас: я писал стихи. [...]
Судья. Лучше, Бродский, объясните суду, почему вы в перерывах между работами не трудились?
Бродский. Я работал Я писал стихи.
Судья. Но это не мешало вам трудиться.
Бродский. А я трудился. Я писал стихи.
Здесь в самую пору вспомнить утверждение Маяковского и его “Разговор с фининспектором о поэзии”: “Труд мой любому труду родствен”.
В своём эстетическом нигилизме Бродский до странности похож на своего антипода Маяковского, который много раньше призвал писать грубо и зримо, презирать “этику, эстетику и прочую чепуху”. Издевался над поэтом, который “дундуделил виолончелью” про красоту природы (чего так не переносите Вы, уважаемый valkam).
Впрочем, Маяковский обещал, что в светлом грядущем, когда уберут грязь, он станет писать о розах. Бродский ничего не обещает. Маяковский хотел сломать старый мир вместе с его религией, этикой и эстетикой. Бродский принял этот обезображенный мир как данность. В глазах Маяковского сияет коммунистическая утопия. Бродскому, как и Рембо, противны все утопии.
Reply
Leave a comment